Июль 1943 года стал одним из важнейших месяцев в истории Второй мировой войны. 10 июля западные союзники высадили на Сицилии почти полумиллионный десант, после чего политическая обстановка на Апеннинском полуострове резко изменилась. Фашистский режим Бенито Муссолини повис на волоске, и в краткосрочной перспективе с капитуляции Италии начинался развал германского блока. Отчасти сицилийская операция повлияла на ход грандиозной битвы на Восточном фронте, где немецкому командованию пришлось прекратить наступательную операцию «Цитадель» под Курском, чтобы спасать положение в Средиземноморье¹. Провалилась ставка Адольфа Гитлера на элитарные качества бронетанковых дивизий Вермахта и СС, добивавшихся оперативных успехов, но способных лишь оттягивать неизбежный финал. Стратегическая инициатива прочно перешла к антигитлеровской коалиции².

Отныне, несмотря на общий рост промышленного производства, Германия могла лишь защищаться, проигрывая своим противникам с каждым месяцем в силах и ресурсах. Однако до завершения войны было еще далеко. Ее конец мог иметь разные варианты, особенно если бы участникам антигитлеровской оппозиции удалось убить фюрера³, давно потерявшего чувство реальности, ликвидировать нацистский режим и установить диктатуру Вермахта до вторжения в Германию войск Красной армии и англо-американцев. Самоотверженными действиями — независимо от шансов на успех — заговорщики подтверждали веру в собственную страну⁴, пытаясь спасти национальное достоинство и гибнущее отечество ценой государственной измены.

Русские беженцы, находившиеся в Рейхе и оккупированной Европе, глубоко переживали трагедию России, судьба которой занимала главное место в постоянной полемике о путях преодоления большевизма. Споры и сомнения в их среде обострялись по мере того, как руководители ВКП(б) все чаще обращались к патриотическим лозунгам⁵.

В то же время с весны 1943 года внимание многих эмигрантов привлекали заявления бывшего советского генерал-лейтенанта Андрея Власова и публиковавшиеся в печати сообщения о его деятельности⁶. Он призывал германское командование создать российский политический центр и Русскую Освободительную армию (РОА) для борьбы с целью свержения на родине колхозно-лагерной деспотии Иосифа Сталина⁷. При этом любую иностранную колонизацию, тем более попытки навязать национал-социалистический «кафтан» освобожденной России, Власов решительно отвергал⁸.

В Германии развитие Wlassow-Aktion поддерживали разные оппоненты Гитлера и нацистской оккупационной политики из числа некоторых генералов и старших офицеров Вермахта, дипломатов и других деятелей. В Дабендорфе под Берлином открылась специальная школа по подготовке власовских пропагандистов, русские роты и батальоны в составе Восточных войск Вермахта получили символическое название подразделений РОА, а их солдаты и офицеры — собственные погоны, знаки различия, эмблемы и систему чинопроизводства⁹.

В свою очередь власовцы искали единомышленников не только среди советских военнопленных, но и среди бывших чинов Белых армий, старых эмигрантов и их детей, приобретали знакомства и связи в разных кругах диаспоры — от монархистов и чинов Русского Обще-Воинского Союза (РОВС) до солидаристов из Национально-Трудового Союза (НТС). «Его [Власова. — К. М.] слова — это наши слова и мысли в течение многих лет, — писал 23 мая 1943 года начальник Объединения Русских Воинских Союзов (ОРВС)¹⁰, Генерального штаба генерал-майор Алексей фон Лампе¹¹ начальнику РОВС Генерального штаба генерал-лейтенанту Алексею Архангельскому¹². — Его планы — хороши, если они исполнимы и для тех, кто их принимает — приемлемы. Его прогнозы и рассказы просто интересны»¹³. В окружении генерала Власова и в Дабендорфской школе РОА начали служить офицеры Белых армий и чины РОВС. При всех сложностях и психологических препятствиях постепенно происходило знакомство и взаимное узнавание «двух Россий».

Однако имперский министр занятых восточных областей Альфред Розенберг протестовал против активности власовских эмиссаров в Европе, считая ее противоречащей директивам фюрера. «Бывшие советские офицеры установили самый непосредственный контакт с русско-монархическими эмигрантами именно там, где многие годы работали друзья бывшей Антанты 1914 года и выстроил свою организацию сегодняшний претендент на русский трон¹⁴, и еще развернули свою многолетнюю деятельность с давних времен враждебные немцам либерально-масонские русские силы»¹⁵, — жаловался 17 июля рейхсляйтер Розенберг в письме к начальнику Верховного командования Вермахта генерал-фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю. Тревоги рейхсминистра, считавшего опасным для интересов Рейха неожиданное сближение «красных» и «белых», вскоре оправдались.

24 июля в Париже состоялось знаменитое выступление генерал-майора РОА Василия Малышкина¹⁶, организованное Управлением делами русской эмиграции (УДРЭ) во Франции и редакцией газеты «Парижский Вестник». В зале Ваграм патетическую речь власовского генерала, эффектно смотревшегося на трибуне рядом с бело-сине-красным флагом, слушали четыре тысячи эмигрантов, неоднократно прерывавших оратора бурными аплодисментами и овациями. «Никогда Россия рабской страной не была, она никогда не была колонией и не будет, — подчеркнул Малышкин. — Россию завоевать невозможно»¹⁷. Важнейшими задачами Освободительного движения он назвал «уничтожение большевизма и власти Сталина», а также «заключение почетного мира с Германией». По мнению Малышкина, следовало говорить лишь о «почетном мире», так как иного положения быть не могло¹⁸.

Живой интерес к массовому собранию, уступавшему по масштабам лишь Зарубежному съезду 1926 года, проявили многочисленные иностранные гости и журналисты. О некоторых программных вопросах, касавшихся государственного устройства суверенной России после свержения диктатуры ВКП(б), по утверждению генерала, власовцы пока не могли заявить открыто. Вероятно, единственная причина умолчания заключалась в решительном расхождении нацистских и власовских приоритетов. «Когда придет время, мы об этом скажем»¹⁹, — пояснил Малышкин.

«Я была на этом собрании в salle Wagram и не была уверена, что немецкая охрана нас оттуда выпустит живыми»²⁰, — вспоминала в 1949 году Евгения Кисель-Загорянская, жившая в годы войны в Париже.

Эмоциональный доклад вызвал большой резонанс среди соотечественников — и негативную реакцию оккупантов²¹. В итоге летом 1943 года по совокупности неприемлемых высказываний нацисты прекратили политическое развитие Wlassow-Aktion, ограничив деятельность власовцев выполнением пропагандистских функций и подготовкой кадров для Восточных войск Вермахта.

Предлагаемое вниманию читателей второе письмо²² бывшего начальника VI (Чехословацкого) отдела РОВС и Юго-Восточного отдела (ЮВО) ОРВС капитана I ранга Якова Подгорного (1877—1945)²³ генералу Архангельскому, проживавшему в Брюсселе, написано в Праге в августе 1943 года, вскоре после выступления Малышкина, чьи заявления горячо обсуждались белыми воинами. Архангельский познакомил Подгорного с публикацией из «Парижского Вестника», и старый моряк счел необходимым откликнуться на присланные материалы.

В первую очередь производит впечатление определенная степень свободы, сохранявшаяся в оккупированной Европе в частной переписке, несмотря на нацистскую цензуру. Трудно себе представить, чтобы немецкие эмигранты в СССР могли позволить себе подобное обсуждение актуальных политических вопросов даже в иносказательной форме, тем более с явным критическим подтекстом. Оценки Подгорного, вопреки взглядам Архангельского и фон Лампе, проникнуты пессимизмом и недоверием к власовцам, с которыми он не советовал сотрудничать. В большей степени, как и Генерального штаба генерал-лейтенант Антон Деникин²⁴, автор письма надеялся на превращение («перерождение») коммунистов, служивших в Красной армии, в националистов, способных изменить положение на родине после войны; часть эмигрантов разделяла подобные иллюзии. Поэтому Подгорный скептически отнесся к парижской речи Малышкина, еще не предполагая, что сам разделит послевоенную судьбу власовского генерала, будет принудительно репатриирован в СССР и погибнет в тюрьме.

Оригинал письма хранится в коллекции генерала Архангельского в Бахметьевском архиве Колумбийского университета²⁵ в Нью-Йорке.

Прага, 21 августа 1943 г.

Ваше Превосходительство,

Глубокоуважаемый Алексей Петрович!

Получил Ваше письмо от 6 сего августа и спешу Вас поблагодарить за Ваше внимание ко мне и добрые пожелания. Я действительно чувствую себя после лечения в Подебрадах²⁶ значительно лучше, хотя все же не так, как до своей болезни. Но в моем возрасте и при современной обстановке трудно, конечно, и ожидать, чтобы общее состояние здоровья шло к лучшему, а не к худшему.

Сердечно Вас благодарю и за присланную мне статью из «Парижского Вестника», № 59²⁷. С такого рода литературой, а также и с вопросом, о котором она трактует, я довольно хорошо знаком по доходящим к нам иногда газетам, издающимся с разрешения [оккупационных] властей в освобожденных восточных областях²⁸. Кроме того, Алексей Александрович²⁹ делится со мною и своими впечатлениями по этому вопросу. Но присланную Вами статью я еще не читал и теперь прочел с интересом. Вы правы, в этой статье много такого, о чем и я писал почти полтора года тому назад и что тогда весьма не понравилось³⁰. Обстановка настолько теперь изменилась (как это я и предвидел в своей передовой статье нашей «Информации [ЮВО ОРВС]», № 1-й), что такого рода писания сейчас даже всемерно поощряются³¹. К сожалению, все такого рода заявления односторонни³² и являются только словами, т.[ак] к.[ак], естественно, что настоящее воплощение этих слов в дело не зависит от той стороны, которая плодит литературу, подобную той статье, что Вы мне прислали.

Об этой статье можно было бы написать целый доклад, но по понятным причинам я могу коснуться ее содержания лишь вскользь. Прежде всего бросается в глаза ее ужасная нелитературность, а ведь несомненно, что автор статьи должен был из простой осторожности лично ее проредактировать перед тем, как отдать в печать. Но если автор и не владеет хорошим стилем³³, то в пропагандном отношении он довольно силен, как и все, прошедшие коммунистическую школу. Прежде всего он не стесняется с цифровым материалом, преувеличивая его минимум раз в десять³⁴. И здесь невольно бросается в глаза то обстоятельство, что для автора, занимающего столь высокий пост в «миллионном» предприятии, да к тому же в столь горячее время, не нашлось иного дела, как разъезжать и говорить речи. Уже из этого можно заключить, что связь автора с этим предприятием только теоретическая и что он является всего лишь пропагатором³⁵ идеи этого предприятия. Само же оно по-прежнему дифференцированно до крайности и вряд ли фактические руководители его решатся когда-либо на его интегрирование, т.[ак] к.[ак] время для этого безнадежно упущено³⁶.

В целях демагогических автор позволяет себе даже критику немецкого командования и упрекает его в ошибках, но тут же, как обычно теперь принято, ломится в открытую дверь, доказывая, что коммунизм (большевизм) не может эволюционировать и что все сталиновские³⁷ трюки с пропагандой национальных лозунгов сплошной обман. Нам, конечно, слушать это просто смешно, т.[ак] к.[ак] мы [белоэмигранты. — К. М.] двадцать лет твердили всему миру, что эволюция идеи большевизма невозможна и что Сталин способен на самую подлую мимикрию ради сохранения власти. К сожалению, ни автор статьи, ни вся ей подобная литература, не доводит столь тривиальных утверждений до логического конца, а именно, не останавливается, а если останавливается, то лишь вскользь, на том важном для нас факте, в силу которого Сталин вынужден был вести войну не под интернациональными лозунгами, а под национальными. Идея коммунизма-большевизма, как и всякая политическая идея, может проводиться в жизнь либо насилием, либо тогда, когда она имеет резонанс в массах. Если же первое невозможно провести, а второго нет, то идея испаряется, как туман над высыхающим болотом. Что же касается людей, исповедывающих, кто за страх, кто за совесть, политическую идею, которую нельзя уже проводить насилием и которая не находит уже в массах необходимой для питания почвы, то эти люди либо погибают, либо, что чаще всего, начинают приспособляться, постепенно перерождаясь³⁸, подобно тому, как идет в высыхающем болоте перерождение болотных растений в луговые.

Отрицать же возможность перерождения коммунистов в националисты было бы со стороны автора статьи весьма рискованно³⁹, т.[ак] к.[ак] тогда ему вполне логично было бы задать вопрос: — Да ведь сами-то Вы разве не стали из Савла [апостолом] Павлом?⁴⁰

Не вяжется также восхваление национальной революции 1917 г. с заявлением, что царский строй «не смог справиться с темными силами», (которые, значит, эту революцию делали?)⁴¹.

Конечно, каждый из нас обеими руками подпишется под заявлениями автора, что «никогда Россия рабской страной не была, она никогда не была колонией и не будет», что «Россию завоевать невозможно». Неоспорима также и цитата из Шильдера⁴², приводимая автором: «Россия может быть побеждена только Россией»⁴³, и верное заявление, что «окончательно уничтожить большевизм без участия самого русского народа невозможно». Все это верно, и все это является и нашим глубоким убеждением. Обо всем этом и мы всегда говорили, и даже пытались писать, но неудачно, а потому мы можем только с радостью приветствовать, что теперь времена настолько изменились, что все это разрешается не только говорить, но широко распространять печатно. Однако, к нашему сожалению, дальше слов дело не идет, а то, что, по заявлению автора, делается, по-видимому, даже и его не удовлетворяет, т.[ак] к.[ак] иначе ему не для чего было бы говорить цитируемых мною выше фраз.

Дальше автор очень много распространяется о поставленных [Русским Освободительным] движением задачах. О них тоже можно было бы много сказать, если бы⁴⁴ это опять-таки были не одни лишь слова, да к тому же, что самое главное, слова только одной стороны. От другой стороны, в данном случае решающей данную проблему, мы слышим заявления и требования, совершенно расходящиеся с задачами, о которых говорит автор. И потому странно читать, когда он на все лады склоняет слово союз, силясь изобразить из себя одну из «высоких договаривающихся сторон», тогда как другая сторона просто-напросто требует присяги на верность прежде всего своим интересам. За это, конечно, нужно быть только благодарным этой стороне, т.[ак] к.[ак] она никого не обманывает и открыто, и мужественно⁴⁵ продолжает заявлять о своих истинных целях. После этого становится вполне понятным заявление автора статьи о том, что для того, чтобы попасть в ряды движения «мало только любить Родину», а «необходимо еще прямо и искренне заявить, какую Россию и в каких условиях они будут защищать». И надо быть благодарным автору статьи за то, что он смело ставит все точки над i. Во всяком случае, этих точек вполне достаточно для того, чтобы каждый вдумчивый русский патриот мог определить свое отношение к трактуемому автором статьи вопросу⁴⁶. Надо также быть благодарным автору статьи и за то (пожалуй, это самое ценное его заявление), что он никого не обманывает относительно существования русской освободительной армии «как таковой», подтверждая это вопросами сомнения, которые все чаще и чаще слышатся среди бойцов в русских освободительных отрядах.

От души, конечно, мы можем приветствовать и призыв автора к объединению национальных русских сил и его иронию над «казачьей нацией»⁴⁷, но наряду с этим каким-то грозным мементо мори⁴⁸ стоит отстаиваемое автором право на самоопределение национальностей, даже и тогда (а может быть, тогда и грознее всего), если это право должно будет, как хочет автор статьи, осуществиться только после уничтожения большевизма. Дело в том, что хотя мы и не признаем казачьей, украинской, общей какой-то кавказской и других наций, но официально они и теперь признаются, т.[ак] к.[ак] существуют отдельные армии этих наций⁴⁹. С этим фактом мирится автор статьи сейчас, и вряд ли от него будет зависеть изменить это и в будущем. А если признать право на самоопределение всех этих наций, то от России останется (Сибирь ведь тоже может самоопределиться) одно лишь Великое Княжество Московское.

Вот почему, хотя и радуется сердце, когда автор заканчивает свою речь нашим старым, лишь перефразированным, добровольческим лозунгом⁵⁰, но невольно напрашивается вопрос — что автор подразумевает под понятием «целостная, национальная Россия» и как увязать его с правом на самоопределение существующих ныне официально (и даже большевицкой конституцией признаваемых) на территории Великой России, так называемых, национальностей.

В связи с этим интересно отметить, что Сталин, которому, конечно, лучше, чем кому бы то ни было известны подлинные настроения и чаяния масс русского народа, что и вынудило большевицкую власть играть на национальных его чувствах, не счел однако нужным ни усиливать сепаратизм, ни тем более организовывать отдельные «национальные» армии.

Как я уже сказал, по поводу присланной Вами статьи можно написать целый доклад, но, пожалуй, это был бы напрасный труд, т.[ак] к.[ак], по моему мнению, все, о чем трактует эта статья, принадлежит уже истории⁵¹. Осталось слишком мало времени для решения и проведения в жизнь, в тех масштабах, о которых мечтает автор статьи, столь сложных вопросов, тем более, что до сих пор (за целых два года) вопрос этот не разрешен даже принципиально. События же не ждут и, наоборот, темп их (что является весьма характерным признаком) все ускоряется. И не только темп, но и общая обстановка так складывается, что менять коренным образом свое отношение к вопросу в желаемом для автора смысле с каждым днем становится труднее. Время безвозвратно упущено. Поставленные и столь ясно заявленные и по сей день энергично пропагандируемые задачи [Рейха] вписаны уже в историю, и вычеркнуть их невозможно, ибо всякая попытка к этому повела бы к полной потере престижа и обнаружила бы собственное бессилие [Гитлера]. Однако, если нельзя ожидать коренных изменений в этом вопросе, отвечающем чаяниям автора, то то, что существует сейчас, т.[о] е.[сть] пропаганда идеи предприятия⁵² и численное увеличение ничем не объединенных его частей, несомненно будет усиливаться⁵³, точнее говоря, будут к тому приниматься вероятно очень энергичные меры. В особенности надо ожидать усиления пропаганды идеи этой акции, что объясняется как внешними, так в особенности внутренними причинами, ибо уже слышны [немецкие] голоса, готовые считать эту акцию основным фактором, который выправит положение⁵⁴. Эти надежды, как и вообще любую надежду, необходимо, конечно, всемерно поддерживать, что и вызовет соответственные меры⁵⁵.

Мы пережили очень тяжелое время, что заставило многих сделать непоправимые ошибки⁵⁶. К сожалению, мало кто свои ошибки признает и делает из них соответствующие выводы. Рядовых людей за это винить нельзя, т.[ак] к.[ак] они и не приучены решать сложные исторические задачи, но беда в том, что и те, которым эти люди привыкли доверять, за них решают эти вопросы сплеча и более чем легкомысленно⁵⁷. И автор статьи вполне прав, высмеивая появление казачьей нации, но, с моей точки зрения, еще большего осуждения заслуживает линия поведения, взятая и проведенная до трагического конца Федором Федоровичем⁵⁸.

Доклад, присланный Вами, живо напомнил мне доклад Антона Ивановича⁵⁹, прочитанный им тоже в Париже в 1932 г. и в том же году вышедший отдельной печатной брошюрой, под заглавием — «Русский вопрос на Дальнем Востоке». И этот доклад, и речь г.[осподина] Малышкина имеют то общее, что в них сделан упор на самую для нас, белых, актуальную тему — как освободить Россию от большевиков, и что мы, белые, должны делать, когда для этого пробьет желанный час. Но если автор присланного Вами доклада допускает участие нас, белых, в этом великом акте лишь в индивидуальном порядке, и то лишь при безоговорочном принятии (авансом) создавшегося ныне положения, то Антон Иванович в своем докладе говорит об участии белых как целого в освободительной борьбе, и потому естественно, что он ставит во главу угла нашу белую идеологию, и отсюда уже исходит к точному определению нашей линии поведения при той или иной ясно определившейся обстановке. Для меня лично идеологические установки в докладе Антона Ивановича ясны и неоспоримы, а так как и создавшаяся сейчас обстановка для каждого реально мыслящего, а не витающего в мире собственных иллюзий, человека не менее ясна и неоспорима (нас и обманывать даже никто [из немцев] не хочет относительно своих целей [на Востоке]), то я считаю, что каждому из нас очень легко найти, честно опираясь на белую идеологию, свое место в происходящем.

Антон Иванович предвидел, при известных условиях, очень печальный для нас исторический конец, и это предвидение как будто оправдывается. К счастью, происходит это не только по нашей вине, и даже главным образом не по нашей. Что ж, всякое историческое явление (а эмиграция в нашем масштабе несомненно историческое явление) в конце концов уходит в историю. Первый период белого дела (борьба с большевизмом на Родной Земле) ушел в историю красивым, чистым и высоким подвигом, на котором Генерал Корнилов⁶⁰ символически начертал одно только слово — ОТЕЧЕСТВО. И если и второй (зарубежный) период нашей борьбы уйдет в историю под незапятнанным тем же знаменем, то это будет политическая смерть белого дела только здесь — за рубежом. Оно умрет подобно зерну, брошенному в землю, но если это зерно будет брошено здоровым, то из него может вырасти могучее дерево, а если испорченным, то сгниет без следа. И потому каждый из нас должен теперь, когда ясно определились поставленные цели, крепко подумать, имеет ли он серьезные основания (кроме собственной фантазии) для того, чтобы своими действиями большое историческое явление — белое дело, снизить на уровень жалкой эмигрантской кучки, возглавляемой когда-то Герценом⁶¹, на пример бесславной политической смерти которого столь удачно указывает в своем докладе Антон Иванович.

Вот те основные мои мысли, которыми я хотел с Вами поделиться по поводу присланной Вами статьи. Вы пишете, что в ней много мыслей, которые и я высказывал более года тому назад в своих статьях. Сходство только в некоторых наших пожеланиях, но во времени их высказывания разница огромная, а в этом, конечно, вся суть. Вы пишете, что присланная Вами статья патриотическая и только некоторые места надо взять, по понятным причинам, «за скобки». Мне же кажется, что по тем же причинам следует всю статью взять за скобки. Не считайте, однако, что я впал в пессимизм и безнадежность, но все свои надежды я возлагаю на то явление, о котором я писал в конце своей последней статьи, и которая столь Вам понравилась.

Простите за столь длинное письмо. Еще раз благодарю за присланную интересную статью. Всего доброго.

Искренне Вас уважающий и преданный Вам

Я. Подгорный⁶²