Государственная Дума принимает в спешном порядке ряд законопроектов, придавая им статус законов — о социальных сетях, о мессенджерах. <…> Осенью ожидается просто вал, вал законопроектов, ограничительных мер, которые будут ужесточать административно-политический порядок, информационный и даже, видимо, экономический порядок», — утверждает один из самых популярных московских политологических гуру, профессор МГИМО Валерий Соловей¹. Опираются ли эти и многие похожие на них оценки на инсайдеровскую информацию о настроениях в российской правящей верхушке и ее планах или являются плодом творческой фантазии журналистов и политологов, покажет будущее. Однако выглядят они вполне правдоподобно.

Напряженность возрастает

Приближаются президентские выборы — по крайней мере, так в России именуют тот политико-пропагандистский спектакль, который предполагается разыграть 18 марта 2018 года. Администрация президента РФ замыслила превратить «выборы» во всенародный референдум о поддержке Владимира Путина. Поставлена задача довести явку избирателей до 70 % и долю голосов за нынешнего президента до тех же 70 %.

Однако сам Путин пока не объявил о намерении провести еще шесть лет в Кремле. Во время встречи со школьниками 21 июля 2017 года он сказал, что «еще не решил», будет ли баллотироваться на пост президента. Одни наблюдатели (их большинство) считают, что оттягивание публичного заявления об участии в «выборах» не более чем каприз и попытка сохранить интригу. Другие не исключают, что Путин действительно может уйти в частную жизнь. Конечно, правящая элита предполагает, что он не рискнет оставить Кремль: слишком велик риск того, что преемник, кто бы он ни был, сделает Путина ответственным за все преступления последней четверти века, включая убийства противников режима, развязывание агрессивной войны против Украины, уничтожение малазийского авиалайнера и многое другое. Это полностью соответствовало бы традициям российской и советской политической жизни. Такая ситуация дезориентирует и нервирует высший эшелон российской бюрократии.

Сохраняющаяся неясность относительно планов Путина — лишь один элемент нарастающей политической неопределенности в стране. Социологи считают, что так называемый «крымский синдром» постепенно теряет мобилизационный потенциал. Подавляющее большинство россиян по-прежнему одобряют аннексию Крыма, но она уже перестала вызывать у них истерическое восхищение властью и лично Путиным. Никаких других успехов, позволяющих подхлестнуть массовую поддержку нынешнего режима, нет. «„Эффект Крыма“ подходит к концу. По многим показателям общественные настроения сегодня хуже, чем они были до 2014 года», — отмечают социологи Левада-центра².

Хотя рейтинг Путина сохраняется на запредельно высоком уровне, в стране нарастает недовольство властью. Сказываются итоги длительного экономического кризиса и продолжающегося с 2014 года падения реальных доходов населения. Несмотря на то, что российские экономисты, как правительственные, так и некоторые независимые, утверждают, что экономика приспособилась к международным санкциям и сократившимся почти в два раза по сравнению с началом десятилетия ценам на углеводороды, население России продолжает расплачиваться за авантюристическую политику Путина и его клики.

Реальные располагаемые доходы населения, 2008 — первое полугодие 2017 года

(данные Росстата, в процентах к предыдущему году)

Это, естественно, приводит к росту бедности. Официальная статистика, склонная приукрашивать положение дел в стране, свидетельствует, что в 2014 году количество людей с доходами ниже прожиточного минимума, самого по себе нищенского, составляло 16,1 млн человек. А в первом квартале 2017 года оно выросло до 22 млн человек, есть более чем на 37 %.

Социологи подчеркивают, что снижение уровня жизни дополняется осознанием социального и политического тупика, нереальности перемен, невозможности реализовать личные карьерные планы и материальные амбиции. Особенно болезненно это воспринимается молодыми людьми, сталкивающимися с жизненными трудностями и отсутствием перспектив. Это стало одной из основных движущих сил протестов весны — лета 2017 года, которые усилили политическую неопределенность и нестабильность. Вместе с тем, пока нет ясности относительно перспектив этого протеста: будет ли он нарастать и станет реальной угрозой власти или постепенно выродится, подобно тому, как это произошло с протестной волной 2011—2012 гг.

Другая причина нервозности власти — появление так называемой «проблемы Навального». Алексей Навальный превратился в единственного оппозиционного лидера, имеющего политические перспективы. Это поставило Кремль перед сложной дилеммой: позволить ему баллотироваться на пост президента в 2018 году или нет. Юридическая сторона этого вопроса противоречива. Согласно ст. 32 п. 3 Конституции РФ, «не имеют права избирать и быть избранными граждане, признанные судом недееспособными, а также содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда». Но по Федеральному закону «О выборах Президента Российской Федерации» не имеет права быть избранным президентом РФ гражданин России, «осужденный к лишению свободы за совершение тяжкого и (или) особо тяжкого преступления и имеющий на день голосования неснятую и непогашенную судимость за указанное преступление» (ст. 3 п. 5). Положение Конституции является более значимым, чем положение федерального закона, что теоретически позволяет Конституционному суду признать право Навального участвовать в выборах. Если, разумеется, такое решение продиктуют из Кремля.

А вот Кремль должен выбирать между двумя малоприятными для него альтернативами. Если запретить Навальному выдвигаться на выборах, то легитимность их окажется под вопросом: всем будет понятно, что власть побоялась участия в них популярного оппозиционного политика. Есть и еще одно обстоятельство: что делать, если, например, сторонники Навального в массовом порядке впишут его фамилию в избирательные бюллетени. Вместе с тем в Кремле могут опасаться того, что, если разрешить Навальному участвовать в выборах, он может привлечь голоса, обычно отдаваемые «традиционной» квазиоппозиции — зюгановской Компартии или ЛДПР Жириновского — и уже де-юре завоевать позицию второго по значению после Путина политика в России.

К «протесту отчаяния»

Как уже говорилось, политические протесты 2011—12 гг. быстро выродились и сошли на нет, хотя в 2012 году на улицы в Москве выходило до ста тысяч (а может быть, и больше) демонстрантов, и власть всерьез опасалась того, что дело может кончиться массовыми столкновениями с полицией, штурмом правительственных зданий и т. п.

Количество протестующих в Москве, 2011—13 гг. (тысячи человек)

диаграмма

Вполне реальным считался сценарий, при котором в случае, если количество протестующих превысит двести-триста тысяч человек, полиция, внутренние войска и армия откажутся бороться с восставшими. Их командование и личный состав не могут не опасаться того, что применение силы против граждан обернется сотнями, если не тысячами жертв, ответственность за которые им придется разделить с обитателями Кремля. Были также более или менее обоснованные сомнения в лояльности московской полиции. Нейтралитет силовых ведомств, понимали в Кремле, обернется скорой и неизбежной победой оппозиции и, соответственно, катастрофическими последствиями для правящей верхушки.

События, однако, развивались по иному сценарию. Власть смогла подавить демонстрации в Москве летом 2012 года, а затем протестные выступления сами собой пошли на спад. Причин для этого несколько. Прежде всего, побудительные мотивы протестующих были сугубо эмоциональными. В декабре 2011-го — феврале 2012 года их выводило на улицы возмущение массовыми фальсификациями итогов парламентских выборов, а летом 2012 года — неприятие прихода в Кремль Путина. Вместе с тем, все понимали, что даже если будут проведены честные выборы, то президентом все равно станет Путин, а в состав Государственной думы может быть выбрано чуть меньше представителей «Единой России», чуть больше коммунистов и лишь несколько человек подлинно демократической ориентации. Наконец, созданный в октябре 2012 года Координационный совет российской оппозиции сразу после избрания погряз во внутренних противоречиях и склоках и оказался неспособен выработать какую-либо программу действий. Иными словами, протест начала десятилетия не имел сколько-нибудь ясной перспективы, целей и стратегии.

Как пишет известный российский аналитик Александр Морозов, «максимум, чего могли добиться протестующие, — повторные выборы в парламент <…> с лучшим уровнем представительства. Системе ничего не угрожало, протестующие вряд ли получили бы на открытых свободных выборах больше 10—12 %. Как считали тогда многие аналитики, на первых свободных выборах партия власти получила бы 30—35 %, не меньше. Коммунисты сохраняли бы свой ядерный электорат. Возможно, на свободных выборах в парламент вошли бы правые (в российском смысле, то есть монархические неоимперцы) <…>. Иначе говоря, максимальным результатом было бы появление новой партии „свободного электората больших городов“ и ее представительство в парламенте»³.

Положение дел сегодня имеет несколько существенных отличий от ситуации начала десятилетия. Тогда экономика была на подъеме, средняя зарплата составляла 800 долларов по текущему обменному курсу, отношения с Западом внушали образованной части населения серьезный оптимизм. Отметив все это, российский экономист Владислав Иноземцев не без оснований назвал нынешний протест «протестом отчаяния». «Шансов на смену направления движения нет, — пишет он, — нет и широких сил, которые могли бы хотеть этой смены. Людям дали символический Крым ценой экономического кризиса. Два года продолжается спад, зарплата опустилась до $600 в месяц, отношения с Западом до предела напряжены, общество бредит войной»⁴.

Действительно, сегодня и общество, и власть в России сталкиваются с комплексом проблем; одни видны всем, другие — только сравнительно узкому кругу экспертов: как независимых, так и сотрудничающих с Кремлем. К тем, которые назвал Иноземцев, можно добавить прогрессирующее отставание от технологически развитых стран в сфере науки и разработки новых технологий, а это ключевой фактор, определяющий экономический и военный потенциал государства; втягивание страны в безнадежные войны в Украине и Сирии (их невозможно выиграть, но и нет политической воли завершить); а также крупнейший внешнеполитический провал. Надежды, которые Кремль связывал с возможной, как там казалось, победой пророссийских сил во Франции и с администрацией Дональда Трампа в США, не оправдались. В частности, после того как Трамп отказался от создания совместной российско-американской группы по компьютерной безопасности, о чем он вроде бы договорился с Путиным на встрече в Гамбурге, стало ясно, что американская политика в отношении России формируется отнюдь не президентом, а группой высокопоставленных чиновников и лидеров конгресса, видящих в России крупнейшую угрозу безопасности США и не намерены мириться с внешнеполитическими интригами Кремля.

Но главное в другом. И в российском обществе, и в истеблишменте все яснее осознают, что у Путина и его окружения нет ни планов, ни воли искать выход из политического и экономического тупика, в который они завели Россию. Возникающее ощущение безысходности и зарождающееся понимание необходимости крупных перемен в политической системе могут привести к тому, что нынешние протесты, вызванные теми или иными конкретными проблемами, перерастут в требование смены режима и в перспективе — всей системы власти. Произойдет это или нет, во многом зависит от того, кто возглавит нынешнюю волну протеста и куда ее направит.

Протесты 2017 года

По подсчетам Центра экономических и политических реформ, в 2016 году был зафиксирован 1141 заметный трудовой конфликт, почти 80 % из них были вызваны задержками и невыплатой зарплат. Более или менее резонансных конфликтов, имевших политическую окраску, этим центром отмечено не было. Произошло также значительное количество выступлений обманутых вкладчиков и дольщиков, людей, недовольных ростом тарифов ЖКХ, застройки территорий и т. д. Власти не решили вызвавшие их проблемы, отмечают эксперты, и в 2017 году протест стал политизироваться. Его участники выходят на улицы с более общими лозунгами, содержащими политические требования, прежде всего связанные с борьбой с коррупцией и коррупционерами.

В итоге в первом полугодии 2017 года картина начала меняться. Всего в этот период в России произошло 662 протестных выступления, из которых 244 имели политическую природу, в том числе крупные акции, инициированные Навальным и его Фондом борьбы с коррупцией, состоявшиеся 26 марта и 12 июня по всей стране. Сколько-нибудь точных оценок количества участников этих протестов сделано не было. Социологи считают, что на них выходило в общей сложности от 60 до 90 тысяч человек, в том числе около 15 тысяч в Москве и 10 тысяч в Санкт-Петербурге. Стоит добавить, что марш памяти Бориса Немцова в феврале 2017 года собрал около 15 тысяч москвичей, а в Петербурге с начала года прошло несколько массовых акций против передачи Исаакиевского собора РПЦ. Иными словами, численность даже самых крупных из протестов этого года на порядок меньше тех, что происходили в России в 2011—2012 гг.

Однако они вызвали серьезную тревогу в Кремле. Она порождена не столько масштабами выступлений, сколько тем, что, во-первых, они охватили всю страну, а во-вторых, были организованы так называемыми «штабами Навального». Последние, появившиеся практически во всех крупных городах, вполне могут стать и, возможно, уже становятся организационным костяком новой общенациональной оппозиционной политической партии во главе с активным и харизматичным лидером. В-третьих, Навальный выбрал в качестве главного лозунга своей политической кампании борьбу с коррупцией, которая раздражает и возмущает самые разные слои и группы населения.

Наконец, Навальный и его сторонники успешно и широко используют социальные сети и другие возможности, предоставляемые современными информационными технологиями. По оценкам Левада-центра, более 70 % молодых россиян узнают новости в интернете, а по телевизору — менее 60 %. Это самым существенным образом снижает информационную зависимость молодого поколения от государственной пропаганды, главным инструментом которой являются центральные телеканалы, и позволяет Навальному и его последователям практически напрямую обращаться к аудитории, особенно молодежной.

Восходящая звезда российской оппозиции

В последние месяцы практически все журналисты и политологи, следящие за ситуацией в России, констатировали, что Навальный стал безусловным лидером антипутинской оппозиции. Оценить масштабы его реальной поддержки электоратом трудно. Опросы общественного мнения показывают, что за него готовы проголосовать максимум два-три процента избирателей.

Это, однако, никак не успокаивает ни власть, ни соперников Навального в оппозиционном лагере. Они прекрасно помнят, что в сентябре 2013 года на выборах мэра Москвы за Навального проголосовало 27 % избирателей. В итоге он занял второе место, далеко обогнав, например, кандидата от «Яблока» Сергея Митрохина, набравшего всего 3,5 % голосов. Иными словами, если Навальный будет участвовать в выборах, то Россию могут ожидать самые неожиданные сюрпризы.

Однако не будем торопиться, тем более что некоторые широко распространенные взгляды и суждения не подтверждаются. Так, например, средства массовой информации в России и за ее пределами писали о том, что акции 26 марта и 12 июня привлекли очень много молодежи, которая становится главной движущей силой массового протеста и оппозиции в целом. Эти оценки опираются, главным образом, на визуальные впечатления и анализ фото- и видеоматериалов. Действительно, молодежь до 18 лет была наиболее активной частью протестующих и, соответственно, привлекала к себе внимание и журналистов, и полицейских, которые задерживали преимущественно именно молодых участников акций протеста. Но, как пишут аналитики Левада-центра, «по данным наших опросов, на митингах 2011—2012 годов люди до 25 лет составляли до четверти участников. <…> На двух первых маршах памяти Бориса Немцова молодежь до 18 лет составляла около 5 %. <…> такая же доля несовершеннолетних (около 5 %) была среди общего числа задержанных полицией на воскресном митинге в Москве»⁵.

Вернемся к Алексею Навальному. Думается, главным подтверждением его превращения в единственного лидера антипутинской оппозиции являются полицейские репрессии против его сторонников, задержания активистов, распространяющих агитационные материалы в его поддержку, обыски в штабах и тому подобное. Кроме того, в последние месяцы он подвергается жесткой критике со стороны ведущих фигур демократического крыла современной российской оппозиции, прежде всего лидеров «Яблока» и ориентирующихся на них аналитиков и журналистов. Это понятно: становление Навального в качестве основного соперника Путина, естественно, сводит к нулю и без того минимальные политические потенции Григория Явлинского и его соратников. Для нас, однако, важны не столько склоки и соперничество в оппозиционном лагере — это типично для любой оппозиции в любой стране — сколько обоснованность тех претензий, которые предъявляются Навальному и его сторонникам.

Навального нередко называют либо «проектом Кремля», либо «Ельциным 2.0». В первом случае имеется в виду, что Кремль, точнее Администрация президента, выдвинули и скрытно поддерживают Навального с тем, чтобы внести раскол в демократическую оппозицию, подорвать позиции ее единственного по-настоящему перспективного и принципиального лидера Григория Явлинского. Эта версия заведомо несостоятельна. Политический потенциал Явлинского сегодня равен нулю, независимо от успеха или провала Навального. Об этом свидетельствуют, помимо всего прочего, минимальное количество голосов, полученных «Яблоком» на парламентских выборах. Так, в 1993 году «Яблоко» получило почти восемь процентов на выборах в Государственную думу. Но в 2003 году поддержка партии сократилась до 4,3 %, а в 2016 году вообще упала до 1,9 %.

Более правдоподобно выглядит сопоставление Алексея Навального с Борисом Ельциным в последние полтора-два года существования СССР. Ельцин пользовался поддержкой значительной части советской партийно-хозяйственной номенклатуры. Разочаровавшись в способности Горбачева стабилизировать разваливающуюся систему власти аппарата КПСС и испугавшись реванша наиболее реакционных кругов тогдашней элиты, объединившейся вокруг ГКЧП, они поддержали Ельцина, увидев в его приходе к власти не только условие сохранения своего положения, но и возможность, как говорят политологи, «конвертировать власть в собственность». В свете этого напрашивается предположение, что определенная часть нынешней правящей элиты скрытно поддерживает Навального, видя в нем фигуру, способную спасти систему, если в силу некоторого стечения обстоятельств рухнет путинский режим и потребуется политик, пользующийся доверием, по крайней мере, части населения и готовый сохранить существующий порядок вещей при условии, разумеется, некоторой его коррекции.

Однако самую серьезную тревогу вызывают националистические взгляды и установки Навального. На мой взгляд, наиболее четко эти взгляды проявились во время дебатов Навального и типичного представителя русского фашизма Гиркина 20 июля 2017 года. Пожалуй, лучше всего об этом написал российский журналист и политолог Игорь Яковенко: «В этом споре Навальный постоянно использовал терминологию оппонента. С ходу согласился с термином „компрадорская элита“, которым имперцы в диапазоне от Делягина до Зюганова обзывают всех сторонников европейской интеграции России. Затем зачем-то назвал путинское окружение „безродными космополитами“. <…> Возможно, говоря о „безродных космополитах“, он надеялся подобрать и этот антисемитский электорат? И, наконец, полное слияние с Гиркиным по поводу проблемы русских как „самого большого разделенного народа“. Навальный не фашист. Но стремление подобрать фашистский электорат вынуждает его скатываться к соответствующей риторике, поскольку термин „разделенный народ“ лежал в фундаменте гитлеровской идеологии, обосновывающей агрессию рейха, а сегодня является основой идеи путинской войны против Украины»⁶.

Свет в конце туннеля

Написанное немедленно заставляет задать вопрос: а есть ли свет в конце туннеля? Иными словами, существует ли перспектива выхода России из тупика, в который ее загнали Путин и его приближенные? Сколь бы печальным это ни было, но, похоже, такой перспективы нет. Страна все глубже погружается в экономическую рецессию и технологическую отсталость. У власти нет ни сил, ни воли, ни ресурсов преодолеть зависимость от экспорта углеводородов. Несмотря на падение жизненного уровня, население по-прежнему одобряет деятельность Владимира Путина. А в оппозиции на ведущую роль выдвигается человек, не скрывающий своих националистических установок, говорящий о «разделенном народе» и отказывающийся вернуть Украине аннексированный Крым.