Есть, разумеется, исключения: И. А. Бунин, А. И. Куприн, С. В. Рахманинов… Но на каждое известное имя приходятся десятки других, не менее заслуженных, но знакомых в лучшем случае специалистам.
Так произошло с именем выдающегося русского писателя и ученого Николая Алексеевича Раевского, 125 лет со дня рождения которого исполняется в июле 2019 года. Раевскому еще повезло: его знают хотя бы как исследователя жизни и творчества А. С. Пушкина, в отношении других замечательных писателей-белогвардейцев дело обстоит гораздо хуже. Однако пушкинистика, хотя и горячо любимая Н. А. Раевским, всего лишь одна из многочисленных граней его широко одаренной натуры. «Биолог, артиллерист, писатель», — говорил он сам о себе. В действительности список талантов Николая Алексеевича и вклад его в различные области науки и культуры намного богаче: биолог со специализациями в самых разных областях, например, в энтомологии и в гематологии; математик и артиллерист; филолог, знавший восемь иностранных языков; историк литературы, введший в научный оборот неизвестные данные о Пушкине и его окружении; источниковед, открывший миру неизученные документы; военный историк; наконец, литератор — публицист, мемуарист, романист. Но и этим перечень не исчерпывается.
Внимательное изучение трудов Н. А. Раевского позволяет говорить о том, что до настоящего времени он не оценен как серьезный русский мыслитель, подвергший глубокому анализу ситуацию в России конца XIX — первой четверти XX вв. Осмысление им отечественной истории в воспоминаниях и повестях может быть поставлено в один ряд с работами религиозных философов, таких как Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, С. Л. Франк и др. В истории русской культуры XX века, буквально расколотой на две — зарубежную и (под)советскую — Николай Раевский выступает как фигура объединяющая, скрепляющая их в единую истинную русскую культуру: без советского антиисторизма, без компромиссов с совестью, но и без болезненного фанатизма или чувства собственной исключительности, присущего некоторым эмигрантам. Все, что писал, о чем размышлял Николай Алексеевич, выходило предельно честно, искренне, с глубоким переживанием ответственности за то, что он оказался одним из деятельных со-творцов истории, а не только свидетелем русской катастрофы. Из чувства исторической ответственности вытекала острая потребность сохранить и максимально правдиво, без приукрашивания той или иной стороны, передать будущим поколениям правду.
Отчасти такая возможность появилась благодаря его чрезвычайно продолжительной жизни — девяносто четыре с половиной года, притом насыщенных невероятными событиями и напряженным творческим трудом. Однако основная причина заключалась в другом: Николай Алексеевич был и до конца жизни оставался человеком не просто принципиальным и кристально порядочным, но и, главное, очень цельным. Отсюда и глубина духовно-исторического анализа происходящего, и обостренное чувство моральной ответственности, и предельная правдивость и точность.
Надо отметить, что для Белой стороны Гражданская война в России 1917—1922 гг. была временем цельных людей. Только это позволяло Белым воинам выжить в поистине апокалипсических условиях и сохраниться нравственно, до конца выполняя миссию, возложенную на них самой историей: защищать богатейшую русскую культуру и православную веру от тотального разрушения и абсолютного насилия, которое несли с собой большевики. Ведь если при войне международной морально-оценочные критерии распределены a priori, то выбор личной позиции в условиях войны гражданской далеко не так очевиден. Бросая взгляд с высоты прошедших лет, можно сказать, что Белое движение было в первую очередь актом этическим, его становление и существование определялось внутренним выбором каждого из участников.
Именно в такой возвышенный контекст оказалась навсегда вписана личность и судьба капитана Раевского. Его биография похожа на сюжет авантюрного романа или захватывающий киносериал. Вот как сам он кратко описывал свой жизненный путь1.
Родился 30 июня (ст. стиля) 1894 года в городе Вытегре Вологодской области. По национальности русский. Происходит из рода Раевских, внесенного в III часть родословной книги б[ывшей] Петербургской губернии. Дворянское достоинство было пожаловано в 1848 году прадеду Николаю Федоровичу Раевскому, известному духовному писателю своего времени. <…> В 1913 году, окончив Каменец-Подольскую классическую гимназию с золотой медалью, поступил на Естественное отделение физико-математического факультета б[ывшего] Санкт-Петербургского университета. Пройдя 2 курса, 1 мая 1915 г. добровольцем поступил в Михайловское артиллерийское училище. По окончании 3-го ускоренного курса 1 ноября 1915 г. произведен в прапорщики полевой легкой артиллерии. Состоял в 3 батарее 1 Финляндского горного артиллерийского дивизиона, где занимал должность младшего офицера, участвовал в боях против австрийцев и германцев на Юго-западном и Румынском фронтах. В 1916 году произведен в чин подпоручика, в 1917 году — в чин поручика. За боевые отличия награжден орденами Анны 4 степени с надписью «За храбрость», Станислава 3 степени и Анны 3 степени. В феврале 1918 г. по демобилизации армии ушел в запас.
C февраля по август 1918 года проживал в городе Лубнах. С 19 марта 1918 г. состоял младшим офицером артиллерийского взвода при офицерском-добровольческом отряде, носившем наименование Лубенского куреня. В сентябре 1918 г. добровольно вступил в сформировавшуюся на Дону Южную армию генерала Иванова2. В составе второй батареи 1-ой артиллерийской бригады названной армии участвовал в боях против частей Красной армии в б[ывшей] Воронежской губернии в ноябре 1918 года. По расформировании Южной Армии в феврале 1918 г. перешел в составе своей части в Добровольческую армию Генерала Деникина. Батарея была переименована в четвертую батарею Дроздовской Артиллерийской бригады. В качестве младшего офицера (командира орудия) этой батареи участвовал в боях против Красной армии. В 1919 и 1920 г. вместе с своей частью прибыл в марте 1920 г. в Крым и участвовал в боях против Красной армии в Северной Таврии. В 1919 г. был произведен в общем порядке в чин штабс-капитана, в 1920 г. в чин капитана.
1 ноября 1920 г. в составе армии генерала Врангеля уехал из г. Севастополя за границу. До 1 сентября 1921 г. находился в лагере армии у г. Галлиполи (Греция)3. 4 сентября 1921 г. в составе своей части на пароходе «Решид-Паша» прибыл в Болгарию. Батарея была расквартирована в городе Орхание (Северная Болгария). По расформировании армии генерала Врангеля в сентябре 1922 года проживал в городах Орхание и Софии. Давал частные уроки иностранных языков. 4 апреля 1924 года прибыл в город Прагу (Чехословакия) и поступил на Естественный факультет чешского Карлова университета, получив стипендию чехословацкого правительства. Одновременно состоял слушателем Французского института в Праге, который окончил 24 июня 1927 года. Представив диссертацию и выдержав установленные экзамены, получил 24 января 1930 г. ученую степень Доктора естественных наук.
С февраля 1930 г. по сентябрь 1934 г. давал частные уроки иностранных языков и занимался переводами медицинских работ для Государственного Гигиенического института Чехословакии и ряда научных обществ. С октября 1934 г. по 31 декабря 1940 г. состоял помощником библиотекаря Французского Института. Продолжал давать частные уроки и делать переводы научных работ по медицине и естествознанию.
С 1 января 1941 г. по 13 мая 1945 г. проживал безвыездно в г. Праге, давал частные уроки русского и иностранных языков. В политических партиях как в России, так и за границей не состоял. С апреля 1924 г. до апреля 1945 г. состоял членом Галлиполийского Землячества в Праге (объединение б[ывших] офицеров и солдат армии генерала Врангеля, входившего в Русский Общевоинский Союз). В 1924 и 1925 гг. был членом правления указанной организации. Иностранного подданства не принимал и в иностранных армиях не служил. Проживал по паспортам, установленным для русских эмигрантов. В браке не состоит и не состоял. Внебрачных детей не имеет.
21 июня 1941 г. был арестован чинами Гестапо и находился в германской тюрьме в Праге до 16 августа того же года. При освобождении взята подписка о невыезде из Праги. 13 мая 1945 г. арестован в своей комнате в Праге советскими властями. 15 июля 1945 г. в г. Бадене у Вены Военным Трибуналом Центральной Группы Войск приговорен по ст. 58-й кодекса Р.С.Ф.С.Р. к 5 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях и 3-м годам поражения в правах. Отбывал заключение в лагерях на Украине, а с ноября 1949 г. — в Краслаге. Освобожден 9 мая 1950 г., местом проживания избрал г. Минусинск. 26 мая 1950 г. по настоящее время состоит лаборантом городской больницы имени 5-го Съезда Советов.
Проживает по виду на жительство в СССР для лиц без гражданства, п. № 190. 428, выданному ОВИР Управления Милиции Красноярского края 30 сентября 1951 г. В феврале 1954 г. возбудил ходатайство о принятии в Советское гражданство. Владеет хорошо языками французским, немецким и чешским; понимает английский, итальянский и болгарский; знает латинский в объеме курса гимназии. Опубликовал собственные печатные работы по зоологии. Занимался пушкиноведением и обнаружил ряд новых материалов для биографии поэта. Ссылка на них имеется в 7-ом томе временника «Пушкин» и в 15-ом томе академического издания Пушкина.
Дополним эти сведения. В 1950—1961 гг. Николай Алексеевич заведовал клинико-диагностической лабораторией Минусинской больницы, затем переехал в Алма-Ату, где погрузился в работу над пушкинской темой (впервые он обратился к ней еще в эмиграции, в 1931 году), одновременно состоя на государственной службе. В 1961—1977 гг. Н. А. Раевский — научный сотрудник Казахского института клинической и экспериментальной хирургии. Автор книг «Если заговорят портреты», «Портреты заговорили», «Друг Пушкина — Павел Воинович Нащокин», «Джафар и Джан», «Последняя любовь поэта», «Жизнь за Отечество», а также вышедших уже посмертно, в постсоветскую эпоху, исторических повестей, или, лучше сказать, литературных мемуаров «Добровольцы. Повесть крымских дней», «Дневник галлиполийца», «1918 год».
Рукописи трех последних из перечисленных книг сам автор считал утерянными в ходе Второй мировой войны. Однако они не пропали, а были вывезены из Праги советскими войсками в 1945 году в составе знаменитого Русского заграничного исторического архива. До 1989 годы все фонды бывшего РЗИА были засекречены. Николай Алексеевич не дожил буквально полгода до их открытия для широкого круга историков, а потому так и не узнал, что сохранилась и самая первая его крупная литературная работа, которая, по его мнению, была утрачена безвозвратно. Автор почти не упоминал о существовании рукописи во второй половине своей жизни (тогда как на «Дневник галлиполийца», «1918 год» и «Добровольцев» указывал не раз), и потому ее не искали.
Однако в ноябре 2018 года, при подготовке празднования 125-летия со дня рождения Н. А. Раевского, было сделано настоящее открытие: еще в 1922—1923 гг. в Болгарии по горячим следам Гражданской войны Николай Алексеевич написал повесть, по объему и содержательности превосходившую и «Добровольцев», и «1918 год» вместе взятые. Как и они, рукопись во многом автобиографична и романтична, но при этом охватывает глубочайшие пласты проблем, порожденных историей революции и Гражданской войны в России. Эту повесть Н. А. Раевский озаглавил «Рыцари Белой мечты» (а впоследствии предполагал издать под названием «Молодежь на войне»). Именно «Рыцари…» послужили первичным материалом, на котором с привлечением большого количества иных источников позднее были написаны «1918 год» и «Добровольцы».
Уже с первых страниц становится очевидно, что перед нами не только интереснейшие мемуары, по красоте языка и захватывающему сюжету успешно соперничающие с приключенческими романами, но глубокое историко-философское произведение. В «Рыцарях Белой мечты» Раевский последовательно осмысляет все то, чем жили молодые русские люди в предреволюционную эпоху и особенно в годы Смуты, размышляет над тем, как подготавливалась революция, чем она была в сознании современников до того, как произошла, и как ими была воспринята после того, как разразилась, принеся чудовищно ядовитые плоды. А затем с любовью, подробно и тщательно, ничего не упуская (даже ошибок), рисует образы тех самых «рыцарей», не испугавшихся кровавого революционного хаоса, не сломленных им и рвущихся к правде — «за Белой мечтой». Это подробный духовно-нравственный портрет того среза русского общества, о котором в те же 1920-е гг. Главнокомандующий Добровольческой армией генерал А. И. Деникин сказал:
Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступления большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину, — это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента, обреченных на колонизацию пришельцев с Запада и Востока4.
С удивительной цельностью, бывшей стержневым качеством его натуры, и с полным пониманием своей ответственности перед историей, ничего не замалчивая и не затирая, Раевский рисует главные черты своих соратников, «рыцарей Белой мечты»: беззаветный патриотизм, жертвенность, любовь к России, предпочтение собственной смерти позору и разрушению любимой родины, желание быть верными долгу и положить душу свою за други своя… Об этих основополагающих особенностях Белого движения свидетельствует не только Раевский, но многие другие участники и очевидцы событий Русской Смуты. Генерал А. И. Деникин так описывал своих товарищей, руководителей Белого движения:
Добровольческая армия чтит память многих первых своих командиров: Неженцев — влюбленный в Корнилова и в его идею до самопожертвования… Тимановский — весь израненный — в Кубанских походах ходивший в атаку также спокойно, с величайшим презрением к смерти… И много других, уже павших или уцелевших, которые с первых дней армии добросовестно и бескорыстно отдали ей свои силы и жизнь5.
Цель и смысл этого самоотречения и глубокой жертвенности белых добровольцев удивительно точно выражены в книге генерал-майора А. В. Туркула, под начальством которого Раевский служил в 1919—1920 гг.:
Шестьсот пятьдесят дроздовских боев за три года гражданской войны, более пятнадцати тысяч дроздовцев, павших за русское освобождение, также и как бои и жертвы всех наших боевых товарищей, были осуществлением в подвиге и в крови святой для нас правды6.
Разумеется, генералу Туркулу было отлично известно, насколько глубоко чувствовал и понимал сущность Белого дела Н. А. Раевский. Поэтому, когда 10 мая 1923 года в швейцарской Лозанне белый офицер-дроздовец, капитан М. М. Конради застрелил крупного большевистского деятеля В. В. Воровского, то, по решению Туркула, одним из ключевых свидетелей в суде должен был стать Николай Алексеевич. Белогвардейцы стремились превратить процесс над Конради в суд над большевизмом.
Предоставим слово самому Н. А. Раевскому, который в конце жизни записал на магнитофон подробные воспоминания о своем пребывании в эмиграции и, в частности, о проекте выступления в швейцарском суде. Капитан Раевский жил тогда вместе с боевыми товарищами в небольшом болгарском городке Орхание. Вызов в Софию стал для него полной неожиданностью.
В небольшой одноэтажный дом во дворе русского посольства, где помещалась канцелярия военного агента, я вошел без замирания сердца, как принято говорить, просто я был в совершенном недоумении, почему это военному агенту нужно было меня вызывать из Орхании? <…> Принял меня Фосс7. Он, кстати сказать, другом моим не был, но все же между нами существовали очень хорошие товарищеские отношения. Я считал его прежде всего весьма толковым и очень убежденным человеком. Так вот, полковник8, весьма убежденный человек, усадил меня в своем отдельном помещении, где стоял несгораемый шкап, свидетельствующий о том, что мой приятель причастен сейчас к каким-то секретным делам. Против обыкновения он заговорил со мной официальным и довольно торжественным тоном, что у него не было в обычае. С первых же слов я понял, что совершенно напрасно я пытался целую ночь напролет, или около этого, догадаться, зачем меня вызывают в Софию. Не догадался бы, если бы раздумывал не одну только эту ночь, а, скажем, тысячу и одну, как в сказках соответствующего количества ночей. Сказал мне Фосс примерно следующее:
— Николай Алексеевич, командование возлагает на вас очень ответственную миссию. Как вы знаете, в скором времени в Лозанне начнется процесс Мориса Конради. По существу этот процесс Белой России против красной, и его надо выиграть. Да, Николай Алексеевич, надо его выиграть, и командование решило, что вы подходящее лицо, чтобы выступить на Лозаннском процессе. Генерала Крейтера и вас посылают в качестве свидетелей в Лозанну.
Я перебил Фосса…
— Послушайте, ну какой же я свидетель по делу Конради? Я говорил с ним один раз в жизни несколько минут, да и то не очень-то уверен в том, что это был именно Конради.
— Николай Алексеевич, дело ведь, по существу, совсем не в нем. Нужные сведения о Конради вы получите, а говорить вам надо будет о Белом движении. Вы это сумеете. Словом, я вас сейчас представлю полковнику, а затем оставайтесь в Софии и готовьтесь к процессу. Ну, об этом пока никому и ничего. Лучше, чтобы это дело пока оставалось в тайне.
Я долго, вероятно, около часа, беседовал с военным агентом. Высказал ему, между прочим, свой взгляд на то, как следует защищать наше Белое дело перед лицом Европы. Потом в разговоре с Фоссом он меня поправил:
— Николай Алексеевич, не забывайте, не только перед лицом Европы, но фактически всего земного шара. Процесс мировой.
<…> Я поселился в общежитии дроздовцев, где мне предоставили койку и столик для бумагописания. Мне необходимо было представиться генералу Туркулу. Я его неоднократно видел на своих докладах в Галлиполи, но представлен ему еще не был: генерал был где-то в отъезде <…>. Дней через десять генерал Туркул вернулся, наконец, из своей поездки и сразу же вызвал меня в Красную комнату. Я вошел, вытянулся, как полагается, по-военному, и начал было формулу представления:
— Ваше Превосходительство, Дроздовского артиллерийского дивизиона…
Туркул меня прервал:
— Не будем терять время, капитан Раевский. Я вас знаю. Садитесь.
Обдумывая дальнейшую запись своих воспоминаний, я был в некотором затруднении. Предстояло рассказать о вещах, которые я обязался честным словом никогда никому не говорить. Но это было ровно 60 лет тому назад. Кроме меня, никого, кажется, из заинтересованных лиц уже нет в живых. <…>
— Вы знаете, Раевский, что убийство Воровского организовал я? Капитан Конради пожертвовал собой из патриотических соображений. Надо было организовать судебный процесс, на котором бы мы рассказали о том, что такое было Белое движение, за что мы боролись и против кого мы боролись. <…>
Я признался генералу Туркулу, что совсем, собственно говоря, не знаю Конради. Не уверен даже в том, что его узнаю. Генерал показал мне фотокарточку.
— Узнаете?
— Да.
Я действительно, видимо, говорил с ним.
— А как он водил в атаку конвой! Всегда прямо на хвосте моей лошади. Вы видели?
— Видел, Ваше Превосходительство. Не раз.
— Ну, об этом расскажете как свидетель.
<…> Я был убежден в том, что для всех этих выступлений и бесед необходимо прежде всего найти общий, так сказать, руководящий принцип, лейтмотив, броский и понятный для иностранцев. На мой взгляд, таким лейтмотивом могли служить печальные слова Корниловского марша, этого неофициального гимна Добровольческой армии, который было принято выслушивать, сняв головные уборы:
За Россию и свободу, если в бой зовут,
То Корниловцы и в воду и в огонь пойдут…
…Мы, Добровольческая армия, боролись за свободную Россию, Россию будущего, а советская тирания эту свободу в корне уничтожила. Я, правда, ясно сознавал, что многие и многие участники Белого движения — и седовласые генералы, и семнадцати-восемнадцатилетние кадеты — были искренне убеждены в том, что они сражаются за Веру, Царя и Отечество. Как в былые времена. Не могу забыть одного добровольца нашего, нашей батареи, юношу-кадета лет семнадцати, если не шестнадцати. Он как-то сказал мне с горьким чувством:
— Может быть, это и неправда, но, господин капитан, оставьте нам хоть иллюзию того, что мы умираем за царя.
В армии приходилось считаться и с такими настроениями, но сейчас, громко говоря, перед лицом Европы, об этих смертниках-монархистах говорить нельзя. Я хорошо понимал, что, по существу, упраздненная в России монархия далеко не была каким-то чудовищем, которое словами Тредиаковского можно назвать: «Чудовище обло, озорно, стозевно…» и так далее, и так далее. У нее, конечно, были свои хорошие стороны, но это дело будущих историков <…>. Так вот, допустим, перед лицом всего земного шара о воинах-монархистах говорить нельзя. Павшая монархия в Европе прежде всего имеет, как принято говорить, плохую прессу. А вот лозунг «За Россию и свободу» — он, говоря фигурально, от полюса до полюса понятен и будет большинством граждан принят сочувственно. Я собираюсь говорить прежде всего в спокойном тоне. Эта защитительная, по существу, а не митинговая речь, но в основе своей она должна быть твердой, как орудийная сталь. «За Россию и Свободу!» — за свободную Россию сражались и гибли добровольцы. Сражался за нее и капитан Морис Конради.
<…> Я был уверен, почти уверен в том, что [генерал В. К.] Витковский не будет возражать против основной мысли моего доклада: Белую борьбу на лозаннском процессе надо представить как борьбу за свободную Россию, а не за восстановление отечественной монархии. Сам я был твердо уверен в справедливости этого основного положения моей будущей лозаннской речи9.
По ряду организационных причин, а также из-за нехватки денежных средств поездка Раевского в Лозанну не состоялась. Но суд, получивший широкий международный резонанс, большинством голосов все-таки оправдал Конради, сочтя его поступок актом справедливого возмездия советскому режиму за его злодеяния. За 10 дней слушаний перед судьей и присяжными выступило около 70 свидетелей, рассказывавших о преступлениях большевиков, в частности, о голоде в Поволжье, вызванном их продовольственной политикой. Большое впечатление на швейцарцев произвели также подробности большевистской антирелигиозной кампании.
Что касается Николая Алексеевича Раевского, то, не сумев выступить в суде, он все-таки зафиксировал основные принципы предполагаемой речи в защиту Белого дела в «Рыцарях Белой мечты». Эту рукопись он завершил в то время, когда готовился к поездке в Лозанну, в июне 1923 года. Там впервые в его работах прозвучала идея Белого Дела — необходимость сохранения, сбережения и приумножения великой отечественной истории и культуры. Именно как носитель духа и смысла Белого Дела, как убежденный белогвардеец Н. А. Раевский всю жизнь боролся против большевиков — разрушителей России и ее культуры: сперва на фронтах Гражданской войны как офицер, а впоследствии, в эмиграции и после водворения в СССР — как мыслитель, публицист и писатель.
ВРЕЗКА
Уважаемые читатели! Значительная часть личного архива Н. А. Раевского, связанная с пушкинологическими исследованиями, во время Второй мировой войны была передана им друзьям в Праге, наследница озабочена их поисками. Если кто-либо из вас располагает сведениями о судьбе архива Н. А. Раевского, просим сообщить в редакцию журнала или падчерице Н. А. Раевского Елене Ивановне Беликовой (owl-elena@yandex.ru).
1 Автобиография не имеющего гражданства Раевского Николая Алексеевича // Семейный архив Е. И. Беликовой.
2 Речь идет о генерале Николае Иудовиче Иванове, который в начале Первой мировой войны командовал Юго-Западным фронтом.
3 Н. А. Раевский указывает государственную принадлежность полуострова Галлиполи на период, в который была составлена «Автобиография». В 1920—1921 гг., когда части Русской армии генерала П. Н. Врангеля находились в Галлиполи, территория полуострова относилась к Турции (оккупированной войсками стран Антанты после их победы в Первой мировой войне).
4 Деникин А. И. Очерки Русской смуты. Т. 2. Минск, 2002. С. 238.
5 Там же. С. 244—245.
6 Туркул А. В. Дроздовцы в огне: Картины гражданской войны, 1918—1920 гг. Л., 1991. С. 45.
7 Фосс Клавдий Александрович — участник Белого движения на Юге России, капитан Дроздовского артиллерийского дивизиона. Руководитель канцелярии Русского общевоинского союза (1924—1927), затем «Внутренней линии» (контрразведки) РОВС.
8 Ошибка: К. А. Фосс имел только чин капитана.
9 Раевский Н. Воспоминания. Годы скитаний. Кассета № 4. Дорожка № 1, 4 // Личный архив Е. И. Беликовой
ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ
Государственный праздник Чехословакии
Государственный праздник Чехословакии
теги: новости, 2024
28 октября Чехия отмечает День образования независимой Чехословацкой республики. День создания независимого чехословацкого государства является национальным праздником Чешской Республики, который отмечается ежегодно 28 октября. О...
Воспоминания Александра Муратова
Воспоминания Александра Муратова
теги: новости, 2024
14 октября с.г. из типографии вышла первая книга "Воспоминания" Александра Александровича Муратова многолетнего автора журнала "Русское слово" Автор выражает слова благодарности Виктории Крымовой (редактор), Анне Леута (графическ...
журнал "Русское слово" №10 уже в типографии
журнал "Русское слово" №10 уже в типографии
теги: новости, 2024
Уважаемые читатели и подписчики журнала "Русское слово"! Спешим сообщить вам о том, что десятый номер журнала "Русское слово" сверстан и отдан в печать в типографию. Тираж ожидается в ближайшее время о чем редакция РС сразу все...
Выставка в Клементинуме к 100-летию Славянской библиотеки
Выставка в Клементинуме к 100-летию Славянской библиотеки
теги: новости, 2024
В рамках празднования столетнего юбилея Славянской библиотеки 5 сентября 2024 года, в здании Клементинума состоялся международный симпозиум «Славяноведческое библиотечное дело и его влияние на современное общественное образован...
Столетний юбилей Славянской библиотеки
Столетний юбилей Славянской библиотеки
теги: новости, 2024
Дорогие друзья! Вчера, 5 сентября, наша организация "Ruska tradice "с гордостью приняла участие в праздновании 100-летия Славянской библиотеки, нашего многолетнего партнёра. В праздновании юбилея Славянской библиотеки приняли у...
Выставка казахской культуры в ДНМ
Выставка казахской культуры в ДНМ
теги: новости, 2024
В большом зале Дома национальных меньшинств 08.10.2024 в 12:00 открылась выставка, посвященная казахской культуре. ...
Летние выставки в Чехии
Летние выставки в Чехии
теги: новости, 2024
Дорогие друзья! Если вы не уехали из Праги куда-нибудь на море, то у вас есть шанс посетить одну из региональных галерей во время летних каникул. Национальная галерея для местных выставок поделилась своими фондами и поддержал...
Выставка Вендулы Бржезиновой в ДНМ
Выставка Вендулы Бржезиновой в ДНМ
теги: новости, 2024
В Доме национальных меньшинств 2 июля открылась выставка Вендулы Бржезиновой "Мужество, добро, примирение"! Смысловое значение названия выставки таково: "Мужество жить, быть добрым к себе и окружающим и мириться с собой ...