Ага! Уже догадываюсь, почему из стольких друзей Тоника Игорь для поздравления выбрал именно меня… Дело в том, что он был одним из участников чтений книги Леонида Шинкарева против оккупации Чехословакии, которые Тоник организовал в «университетских городах», начиная со Злина, Брно, Оломоуца и заканчивая пражским Клементинумом. Тогда мы еще шутили, что у писателя со сказочным именем Баяя наверняка непростая жизнь, ведь он запросто может стать легкой мишенью злых насмешек… Тем не менее это его отнюдь не тревожит — даже наоборот: иногда он нам звонит из Злина и заблаговременно информирует, когда по телевизору будут показывать, как в свое время его воспела Божена Немцова в своем известном произведении. При этом он сам над собой смеется. Возможно, Тоник и не подозревает, что все то добро, которое нам знакомо по сказкам, он преподносит сердцам и душам своих читателей. Так по-детски щедро!

Ни завистью, ни ненавистью — ни одним из этих губительных человеческих пороков Господь его душу, слава Богу, не наделил. Оба эти качества ему непонятны — точно так, как и ограниченный черно-белый мир на цветной палитре; он благосклонно отводит их от угрожающего слогана «Кто не с нами, тот против нас». К счастью, его пацифизм близок мыслям Эйнштейна: нравственное оружие от насильников не спасет. Несмотря на то, что Баяя бы и мышки не обидел, он бы наверняка отправил всех кошек мира на борьбу с грызунами, которые в библиотечных подвалах обгладывают редкие книги.

Невероятно меня поразил и его роман «Одичание», в котором любовь волков он ставит в пример людям — лишь тогда я по-настоящему понял, откуда исходит его неподдельное, известное многим добро ко всему живому, ко всем угнетенным. И это добро генетическое, добро сына врача, преумноженное образованием, годами обучения на земледельческом факультете и многолетней работой на животноводческих фермах, где он имел возможность соприкоснуться с природой, а позже — воспеть ее в своих романах как истинный поэт. Многие его предложения погружают нас в разнообразие мелодий, похожих на распускающиеся бутоны, они завораживают нас своими самобытными метафорами. Баяя — это лирик чешской прозы.

Люблю я Тоника и за его «прекрасную голубую Држевницу» — жутко загрязненную реку, на которую мы вместе смотрели со злинского моста и договаривались о следующей встрече в кондитерской «У надежды», которая никогда не умирает. Здесь должен был бы сидеть и Иван Бинар, его моравский близнец в чешском ПЕН-клубе. Алло, Иван! Ты меня слышишь?

Иван Бинар, прозаик и переводчик:

Когда мне поздно вечером позвонил Вашек Данек (наверное, по привычке) и спросил, почему я так сильно люблю Тоника, я уже не мог уснуть… В кровати, уже с закрытыми глазами, я начал набрасывать следующий текст:

Когда я в 80-е гг. прошлого века впервые встретился с именем Антонин Баяя, я подумал: что это за человек, решивший взять себе именно такой псевдоним, что это за птица, отважившаяся подписать свой роман «Слово — лишь серебро» именем принца из сказки… Как же я ошибался! Баяя стал Баяей по отцовской линии. Его дедушка, прадедушка и т. д. также носили эту фамилию… Однако он является первым в своем роде великолепным рассказчиком, повествователем, человеком, придумавшим невероятные забавные истории. Кроме того, юбиляр Антонин Баяя — обаятельный Боян, совершенствующий прекрасный чешский язык, живущий единственно у нас, в Моравии. Мне с ним неимоверно повезло!

Будучи сотрудником американской радиостанции «Свободная Европа», которая при коммунистах транслировала из Мюнхена в Чехословакию правдивую информацию о происходящих в мире событиях, я занимался передачей «Голоса и отзывы с родины». Длилась она пятьдесят минут и передавала самые разные впечатления, эмоции и точки зрения со всех концов нашей страны. Баяя мне сразу же предложил помощь. Сначала мы с ним постоянно перезванивались, а позже, когда в 1995 году это замечательное радио переехало в Прагу, стали видеться вживую. Тоник к нам часто приезжал из Злина на несколько дней. С рюкзаком, полным статей. Он жил у нас на пражском Жижкове, откуда мы вместе пешком ходили на работу, а потом с работы через Ригровы сады, не забывая при этом отметиться в самых разных пивных. На холме Парукаржка мы с ним обычно выпивали на посошок. И было это пиво Radegast, названное в честь языческого бога Моравии.

В один прекрасный день в 2001 году уполномоченные сотрудники постановили, что демократии в Чехии хватает и она уже не нуждается в советах Соединенных Штатов… Так чешское вещание радио «Свободная Европа» было отменено. Как бы там ни было, после этого моя дружба со сказочным принцем не прекратилась: мы продолжали встречаться за кружкой пива, бокалом вина или ликера, принимали участие в мероприятиях ПЕН-клуба, Общества писателей, виделись в Праге, Лугачовицах, Злине, на различных встречах, посвященных литературе, или же просто так… Вместе с Лудвиком Вацуликом и Сашей Берковой мы 25 лет назад, на обратном пути из Карловых Вар, положили начало хору Wlastenci — нестандартному объединению любителей песни без каких-либо творческих амбиций. Мы и по сей день встречаемся, чтобы исполнить что-нибудь в свое удовольствие. Друзья познаются так: даже если вы с ними долго не виделись и встретились лишь спустя годы, вы тут же сможете восстановить нить вашего последнего разговора.

Часы без стрелок писателя Йозефа Рота, отчетливо тикающие в венском кафе, висят также и над нашими головами. И мы не знаем, сколько они показывают, сколько нам еще осталось. Мы встречаемся. А если и встретиться не удается — вспоминаем друг о друге, читаем друг другу свои тексты, существующие вне времени… Тоник! Нам восемьдесят, и вся жизнь впереди!

Перевод Екатерины Сташевской