В 1928-м Тамара Юльевна Богатырева едет с сыном в Москву навестить заболевшую мать, рассчитывая через месяц вернуться к мужу в Прагу. Первое впечатление от встречи с Россией: на вокзальной площади валяется пьяный. «Почему этот пан спит на улице?» — спрашивает по-чешски трехлетний Костя. Тамару Богатыреву не выпускают назад в Прагу. Она в течение нескольких лет безуспешно подает одно заявление за другим, получает отказы, но не теряет надежды. Костин отец порывается вернуться к семье в Москву, но в Советском Союзе тем временем начинается и нарастает террор. «Выездной» Илья Эренбург при каждой возможности навещает Петра Богатырева: «Сиди на месте, тебя арестуют, ты только погубишь себя и не поможешь семье».

1939. Прага оккупирована немецкими войсками. Роман Якобсон уезжает в Данию, Петр Богатырев возвращается в Москву: будь, что будет. Увидев отца, которого он не помнил, Костя, ему 14 лет, бросается во двор с торжествующим криком: «У меня есть папа!» Дворовые дружки, повторяя сплетни мамаш, дразнили Костю «безотцовщиной».

1943-й. Константина, он к тому времени закончил школу и поступил на филологический факультет Московского Университета, призывают в армию и отправляют на Волгу, в пехотное училище неподалеку от Саратова. Курсантов муштровали и притом морили голодом. «Ничего страшнее в моей жизни не было», — говорил он впоследствии. С трудом добился отправки на фронт.

1943-й — май 1945-го. Действующая армия. Солдат, потом — гвардии лейтенант, в экипаже знаменитых реактивных минометов «Катюш». Считает свое положение недостаточно опасным, просит старшего офицера отправить его на передовую. «Дурак, тебя там убьют, — отвечает тот. — Пошел вон!»

Май 1945-го — 1947-й. Офицер оккупационных войск в Берлине. Выполняет ответственное задание: цензурирует немецкие фокстроты, попутно осваивая их голосом и ногами. (Много лет спустя моя матушка на вечеринке, устроенной в нашем доме по случаю моего дня рождения, изумилась: «Костя, кто вас научил танцевать так искусно?» — «Берлинские б..ди, Анна Марковна», — с любезной улыбкой ответил тот). Переодевшись в штатское и пользуясь своим безупречным немецким, он не пропускает событий возрождавшейся культурной жизни в поверженной столице. Любовь: немецкая подруга Нина, которой он помогает бежать из советской зоны оккупации в американскую. 20 лет спустя она разыскала его, он получал от нее нежные письма из Канады.

1948-й — 1951-й. После демобилизации возвращается в МГУ, по доносу штатного сексота арестован, обвиняется в попытке государственного переворота и подготовке убийства членов правительства во главе со Сталиным. Одиннадцать месяцев следствия. Приговор: смертная казнь, «гуманно» замененная на 25 лет лагерей строгого режима.

1951-й — 1956-й. ОЛП (отдельный лагерный пункт) в Воркуте. В лагере множество военнопленных, Костя использует каждую возможность общаться с ними, чтобы сохранить и отточить свой немецкий. С лопатой в руках начинает переводить с немецкого стихи Рильке — те, которые помнит наизусть.

1956-й. Возвращается в Москву. Заканчивает университет. Становится профессиональным признанным переводчиком немецкой поэзии. Совершает литературный подвиг: переводит полностью «Новые стихотворения» Райнера Мария Рильке. Ведет себя как человек, живущий в свободной стране, игнорирует запреты и трусливые нормы, насаждаемые властями: продолжается его дружба с Борисом Пастернаком, он часто встречается с академиком Сахаровым, он звонит запросто Генриху Беллю и Максу Фришу, сопровождает всюду «международного шпиона» Романа Якобсона во время его приездов в СССР.

1976-й. 26 апреля у порога его квартиры на пятом этаже писательского дома у метро Аэропорт «неизвестные» наносят ему смертельные удары кастетом. 18 июня Константин Богатырев скончался. Он похоронен на Переделкинском кладбище, неподалеку от могилы его старшего друга Бориса Пастернака, которого боготворил. Убийцы по сей день не названы, палачи всегда безымянны.

В 1982-м в Германии выходит в свет на двух языках — русском и немецком — книга «Поэт-переводчик Константин Богатырев. Друг немецкой литературы». В книгу включены некоторые из его переводов, его оригинальные стихотворения, воспоминания о нем, рассказано о его работах, его эрудиции, его интеллигентности, его преданности литературе. Но там нет духа того веселого озорства, тревожной смеси безрассудства, беспечности и бесстрашия, благородства и безответственности, пренебрежения к любым правилам и путам, свободы в каждом помышлении, каждом шаге, слове, поступке — всего того, что делало его ни на кого не похожим.

Костей Богатыревым.

Денвер, Колорадо, 18 июня, 2016 г.

 

 

 

 

Ольга Репина

Переводчик Константин Богатырев

 

12 марта 2017 года исполнилось бы 92 года со дня рождения Константина Богатырева. О его отце, П. Г. Богатыреве, выдающемся фольклористе, этнографе и переводчике «Похождений бравого солдата Швейка», «Русское слово» публиковало материалы в 2016 году (№№ 11, 12). Драматическими обстоятельствами своей жизни (разлукой на долгие годы с женой и сыном, обвинению в формализме и космополитизме, увольнению из университета, чудовищному приговору сыну) Петр Григорьевич, интеллигентнейший человек и честный ученый, был обязан репрессивной советской системе. Вопреки всему он продолжал достойно служить науке, сохраняя себя не в последнюю очередь благодаря швейковскому юмору.

 

«Чтоб вихрь души не угасил...»

«...Он воссоздавал внутри себя подобие того же вихря. Он был воплощенным захлебом и разливом»¹, — писал о Константине Богатыреве близко знавший его Вяч. Вс. Иванов, отмечая у него общую с отцом «родовую» черту: «От Петра Григорьевича, на редкость одаренного не только в науке, Костя унаследовал или перенял многое — здравый смысл, особенно поражавший при внешних чудачествах, чувство смешного, скоморошье умение рассказывать, угловатость самородка»².

Одну из «швейковских» историй, которой нельзя не поделиться с читателем, рассказывает В. Войнович.

«Однажды, уже в последние годы, пришла ему повестка из военкомата явиться тогда-то и туда-то для прохождения медицинской комиссии. Имея такую биографию, он ни от каких официальных органов ничего хорошего не ждал, а уж от военкомата тем более... Забеспокоился Богатырев, что его заберут в армию <...>, поехал советоваться к детскому писателю С. А С. известный псих со справкой. Однажды он решил поговорить с главным редактором издательства „Молодая гвардия“. Пришел, узнал, что редактор на месте, позвонил по телефону, вызвал скорую психиатрическую помощь, зашел в кабинет и дал редактору по морде. Пока милицию вызывали, подоспела „скорая“ и увезла С. не в милицию, а на Канатчикову дачу.

Так вот к этому С., как человеку бывалому, и обратился за советом Богатырев.

С. ухватил проблему с полуслова.

— Вот тебе мой совет, — сказал он. — Пойдешь в военкомат, возьми с собой большое блюдо. Ты придешь, они спросят: „Зачем блюдо?“ Ты скажи: „А просто так“.

— Совет неплохой, — рассказывал Костя мне, — но не могу же я в самом деле придти с блюдом. Пришел так. Все меня осмотрели — терапевты, хирурги — зовут к психиатру. Захожу, сидит такая пышная дама, я еще дверь не успел открыть, а она уже кричит: только не вздумайте строить из себя психа. А я, говорю, и не думаю. Она смягчилась: садитесь, на что жалуетесь? Ни на что не жалуюсь. А почему у вас руки дрожат? А руки, говорю, у меня дрожат, потому что меня однажды приговорили к смертной казни. Вас? К смертной казни? За что? За террор, говорю. Что вы выдумываете? Какой еще террор? Террор, сказал я, это когда кто-нибудь кого-нибудь убивает. И вы кого-то убили? Нет, я только собирался убить Сталина. Она как услышала слово „Сталин“, сразу притихла и стала что-то писать. А потом посмотрела на меня и спрашивает: — Значит, вы не хотите ехать на терсборы? — Терсборы? — переспросил я в ужасе. — Это что же? Сборы террористов? Она посмотрела на меня, вздохнула и говорит: — Идите, вы свободны. Так я на терсборы и не попал. Потом я спросил кого-то, что это значит, мне объяснили: это значит территориальные сборы»³.

 

«Мальчик из спичечной коробки»

Живя в Праге, Петр Григорьевич посылал своему сыну книги на немецком языке. Среди них были и книги Эриха Кестнера.

«Я родился под счастливой звездой: когда мне было лет десять или двенадцать, я прочитал главные детские романы Эриха Кестнера. <...> Я знаю, что только очень немногие из моих русских сверстников могли прочесть в детстве эти книги: к тому времени из книг Кестнера на русский язык была переведена лишь одна — „Фабиан“. Но даже из детей, умевших читать по-немецки, лишь немногие могли достать эти книжки: в магазинах они не продавались»⁴.

Так по-немецки были прочитаны истории про мальчика Эмиля («Эмиль и сыщики», «Эмиль и трое близнецов»), «Летающий класс», «Кнопка и Антон», «35 мая».

Теперь книги Кестнера переведены на русский язык, и современные дети могут познакомиться с историями про Эмиля, к примеру, по переводам Лилианны Лунгиной. Очень хорошим переводам с невыдуманным, настоящим «детским» языком. Но, зная влюбленность Константина Богатырева в Кестнера и верность этой любви в течение всей жизни, можно вообразить, каким мог быть его детский Кестнер. Кестнер, создавший не ходульного, а очень живого и симпатичного положительного героя. Открытого, честного, доброго, мягкого, деликатного Эмиля, который вместе с тем просто мальчишка, озорной, веселый, азартный. И главное: умеющий быть другом.

К счастью, одну книгу для детей Константин Богатырев перевел. «Мальчик из спичечной коробки» был написан Эрихом Кестнером в 1963 году, а уже в 1966-м опубликован издательством «Детская литература» в переводе К. Богатырева.

«Будучи в душе поэтом, Костя не любил переводить прозу: за переводы прозаических произведений он брался неохотно и только лишь для денег»⁵. Но очевидно, что это никак нельзя отнести к Кестнеру. И если дети просто с удовольствием будут читать легко и непринужденно «написанную» на русском языке книгу про одного из крошечных человечков, историю которого можно было бы поставить в ряд с приключениями таких же маленьких героев, как Дюймовочка или Бибигон, то взрослые, более искушенные читатели смогут оценить достоинства этого перевода именно потому, что он сделан Поэтом-переводчиком, с особенным отношением к слову, его звучанию, ритмической организации текста.

Возьмем для примера небольшой фрагмент книги «Мальчик из спичечной коробки», в котором Максик (добрая ирония автора назвать этим именем лилипута) на спине у голубки Эммы проделывает цирковой трюк, придуманный профессором Йокусом фон Покусом:

«Эмма стартовала в полном спокойствии: круто, по спирали набирая высоту, она достигла купола, три раза облетела вокруг него и, наконец, словно маленький белый планер, плавными, изящными виражами стала опускаться все ниже и ниже, пока не приземлилась на вытянутую ладонь профессора»⁶.

А теперь расположим эти строки иначе, как если бы это был стихотворный текст, и обратим внимание на ассонансы (звучание ударных гласных), которые на фонетическом уровне создают очень точную картину.

1 Эмма стартовала в полном спокойствии:

2 круто, по спирали набирая высоту,

3 она достигла купола,

4 три раза облетела вокруг него и, наконец,

5 словно маленький белый планер, плавными, изящными виражами стала опускаться

6 все ниже и ниже, пока не приземлилась на вытянутую

7 ладонь профессора.

Современный редактор «Мальчика из спичечной коробки» старательно для маленьких читателей поставил во всех нужных местах букву «Ё» вместо «Е». И это «Ё» оказалось в слове «планёр», одном из равноправных фонетических вариантов. Но хочется верить, что такой чуткий переводчик, как Константин Богатырев, следовал в этом случае все же НЕ асеевской традиции:

А вокруг Москва в нарядах, / а вокруг весна в цвету, / Красной Армии порядок, / и ― планёры в высоту⁷.

В 5-й строке почти все слова имеют ударный А (предположим, что это все-таки плАнер), в фонетике звук нижнего подъема, что совершенно соответствует действию «опускаться»:

мАленький белый плАнер, плАвными, изЯщными виражАми стАла опускАться...

А ведь эти широкие голосовые интонации (или то, что Константин Богатырев называл «движением, динамикой»⁸) очень характерны для поэзии Пастернака, кумира Константина Богатырева. Вспомним его «падающие» ассонансы:

НизвергАется грАдом на грЯдку...

Или:

ДавАй ронЯть словА,

Как сАд — янтАрь и цедру,

Рассеянно и щедро,

ЕдвА, ЕдвА, едвА.

Вторая же строка (крУто по спирАли набирАя высотУ) точно рисует «крутое», с перепадами высоты движение вверх. [У] — звук верхнего подъема, то есть максимальной степени подъема языка к нёбу, что в тексте соответствует поднятию на высоту к куполу, цирковому нёбу (или небу).

Если же еще послушать и аллитерации (как звучат повторяющиеся согласные) в их сочетании с ассонансами (мáленький белый плáнер плáвными изя́щными ниже ниже ладонь), нарисуется картинка мягкого, плавного полета.

Читатель может не замечать эти звуковые явления во время чтения и даже не знать об их существовании. Но обязательно почувствует экспрессию текста.

 

«Он и был прирожденным переводчиком...»

Первые переводы появились в печати тоже благодаря отцу, Петру Григорьевичу Богатыреву. В 1959 году вышел сборник «Эпос славянских народов», в котором К. Богатыревым были переведены четыре лужицкие народные песни. В 1960 году издается роман Э. Штриттматтера «Чудодей», где все стихи перевел К. Богатырев, так же, как и песни в пьесе «Невеста голландца» того же автора, опубликованной Л. Копелевым в 1962 году в журнале «Театр». Появляются переводы сонетов Иоганнеса Бехера (1960), стихов Эриха Кестнера (сборник «Маленькая свобода», совместно с Е. Эткиндом).

Чтобы представить в полной мере переводческий труд К. Богатырева, назовем его работы: романы В. Герцфельде «Барвинок» (1965) и К. Манна «Мефистофель» (1970), статьи Т. Манна (диплом о «Лотте в Веймаре» К. Богатырев защитил уже после освобождения из лагеря), 18 статей и заметок Гете; комедии «Геркулес и Авгиевы конюшни» (1969) Ф. Дюрренматта и «Дон Жуан, или любовь к геометрии» М. Фриша (1970), трагедию К. Ф. Геббеля «Ирод и Мариамна»; отдельные стихотворения А. Шамиссо, Г. Тракля и Ф. Гельдерлина, 900 стихов из «Тристана» Г. Страсбургского, переводы П. Целана и И. Бахман (1975).

Поэтические переводы были первостепенными. Их не только замечают, но и признают выдающимися. К. И. Чуковский в ряду лучших переводчиков ставит К. Богатырева, говоря о том, что не «так неприязненно» были бы восприняты неудачные попытки многих современных переводчиков, «если бы в новом поколении мастеров перевода, продолжающих высокие традиции предков, не было таких сильных талантов, как Константин Богатырев (переводы Р.-М. Рильке)...»⁹. А. А. Ахматова не только дарит в 1961 году свой поэтический сборник с инскриптом: «Константину Петровичу Богатыреву за чудесные переводы Рильке», но и дает рекомендацию в Союз писателей. Историю эту рассказывает Л. К. Чуковская.

«...Но тут зазвонил телефон. Анна Андреевна взяла трубку. Говоривший говорил так громко, что я узнала голос: Костя Богатырев. Слов я разобрать не могла, Ахматова же отвечала полуизвиняясь, полуобещая, полужалуясь... „Да... да... конечно... ну, конечно... ну, не сердитесь... дайте мне еще неделю“.

— Бедный Костя, сказала она, окончив разговор, — Он не понимает, с кем имеет дело.

Оказывается, она уже давно обещала дать Косте рекомендацию в Союз. И все тянет и тянет, не дает и не дает, и никак не соберется написать. Я спросила, почему, собственно, и в чем для нее трудность? Может быть, у Богатырева не хватает работ?

Анна Андреевна замахала на меня рукой.

— У Богатырева всего хватает, не хватает у меня. Я просто не умею ничего писать. Ничего, кроме стихов. <...> Лидия Корнеевна, приготовьте шпаргалку! Для вас это пустяки. А то Костя зря мучается. Он очень хороший человек, и переводчик отличный, и в Пастернака влюблен по уши, и Рильке любит»¹⁰.

Л. К. Чуковская выполнила просьбу и приготовила «шпаргалку». В приемную Союза Писателей была отправлена такая рекомендация:

«Я давно наблюдаю за работой К. Богатырева. Он обладает особенно тонким вкусом, обширными познаниями в зарубежной — особенно немецкой — литературе и несомненным поэтическим даром. К. Богатыреву присуще изощренное чувство стиля, которое позволяет ему мастерски передавать индивидуальности самых разных художников. Диапазон его широк: так, им блестяще воспроизведены на русском языке стихотворения Райнера Мария Рильке, одного из крупнейших германских лириков, и не менее трудные для перевода сатирические стихи, принадлежащие перу поэта-антифашиста Эриха Кестнера. Образный строй, словарь и ритмика обоих, столь непохожих друг на друга поэтов переданы переводчиком с безупречной точностью, большой находчивостью и свободой.

Горячо рекомендую Константина Петровича Богатырева в члены Союза Писателей.

Анна Ахматова

12 января 1963

Москва»¹¹

 

«Новые стихотворения» Рильке

Переводы Рильке, сделанные Богатыревым, очень высоко оценили поэты, переводчики, литературные критики, такие выдающиеся филологи, как Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров.

«Он был способен страстно увлекаться, страстно и безоглядно воодушевляться — поэтом, стихотворением, человеком, словом. <...> Его эмоциональность может служить ключом к его поэтическому чутью, конгениальности его поэтических переводов...» (В. Казак)¹².

«Он мог не просто заразить своей увлеченностью, степень его соучастия в прочитанном граничила с соавторством. Оттого он и был прирожденным переводчиком по призванию. Он хотел делиться. Он хотел дать почувствовать другим свою радость. Оттого и по книгам проходил ветер при его прикосновении» (Вяч. Вс. Иванов)¹³.

«Русский Рильке не мог быть результатом только глубокого проникновения в немецкий текст и высокого таланта поэта-переводчика. Для этого нужно было знать и чувствовать основное и первозданное еще до начала всего, а, увидев стихи Рильке, — прочитать их как свою собственную судьбу и предназначение <...>. В этой перспективе очевидна символическая отмеченность судьбы Богатырева и его де́ла» (В. Н. Топоров)¹⁴.

Переводить Рильке и Кестнера К. Богатырев начал еще в лагере, что-то по памяти, что-то «ему продиктовали немецкие товарищи по заключению»¹⁵. До начала 1960-х гг. в Советском Союзе Рильке был почти запрещен. Приговор ему как «реакционеру» и «мистику» был вынесен А. Фадеевым в 1950 году¹⁶. Публикации переводов Рильке, выполненные К. Богатыревым, начались с 1965 года. А в 1970-е гг. он уже участвует во всех сборниках переводов Рильке. И наконец переводит цикл Neue Gedichte («Новые стихотворения»)¹⁷. Очень важным было именно то, что на этот раз переводился весь цикл; не только, как раньше другими переводчиками, избранные шедевры, но и стихи, возможно, менее значительные как отдельные опусы, но формирующие контекст и составляющие книгу как целое, в которой все образы, по словам К. Богатырева, как и всегда у Рильке, — «выражение внутренней, закономерной необходимости»¹⁸.

Это была очень кропотливая и очень серьезная работа переводчика-филолога, с полным погружением, изучением обширной литературы по искусству, архитектуре, истории, мифологии — всего, что требовал исходный материал. Это была прекрасная работа Поэта-переводчика, с выверенной передачей «музыкального строя, звукописи рильковского стиха, чрезвычайно мелодичного, насыщенного ассонансами и внутренними рифмами»¹⁹.

Через 20 лет после издания в серии «Литературные памятники» «Новых стихотворений» в переводе К. Богатырева был опубликован новый перевод этого цикла²⁰, что, безусловно, сей же час должно было повлечь за собой сопоставление двух разных Рильке. И вот тут произошло то, что можно было бы счесть нелепым казусом, если бы не выглядело как действие сознательное или даже умышленное. В предисловии к новому изданию Е. Витковский, к сожалению, в начале 1990-х гг. с легкой руки М. Л. Гаспарова получивший звание первого переводчика, не просто критикует переводы К. Богатырева, а одним махом уничтожает весь его труд, снисходительно отметив только «десяток вполне добротных». Поводом для столь резкого суждения, как ни парадоксально, оказался «срок давности», позволивший лишить «мученика» сталинского режима неприкосновенного поэтического «ореола» и объявить его перевод «каким угодно», но «никак ни хорошим».

Если уточнить, что уже к началу 70-х гг. К. Богатыревым было переведено немало из «Новых стихотворений» Рильке, возникает вопрос, почему столь резкая критика не была сделана еще тогда, при жизни переводчика. Трудно вообразить, чтобы Чуковский, Ахматова и другие почитатели переводов Богатырева давали им высочайшую оценку именно потому, что принимали во внимание драматические обстоятельства его жизни. Тем не менее адепт «нового взгляда» на переводы Богатырева поэт Т. Щербина вслед за Витковским, разоблачая «миф» о Богатыреве, зачем-то использует тот же принцип ad personam («убит КГБ», поэтому «переводы стали считаться гениальными», Рильке Богатырева «для нонконформистов московских кухонь» и «жарких бесед полушепотом»; «никто до этого не решался произнести вслух», что переводы Богатырева «не стали шедеврами»)²¹. Ну, и наконец, только новые тексты В. Летучего оказываются «внятны», у них «человеческий язык, поэзия дышит, а не корчится в неудобной позе».

Но стоит лишь посмотреть на примеры, приведенные тому в доказательство, как очевидным становится обратное.

 

Перевод В. Летучего   И в чаше таза розовел живот, Как свежеспелый плод в руке младенца. А в узком кубке ровного пупка Была вся темень этой светлой жизни.     Но вблизи ты, как при виде чуда, Высотой его бровей сражен, Потому что это не посуда И не серьги, и не перстни жен.

Перевод К. Богатырева   И в чаше таза так лежало тело, как на ладони детской свежий плод. И этой светлой жизни тьма до капли вместилась в рюмку узкую пупка.     Но вблизи его захватит чудо всем разгоном вздыбленных бровей: ибо то — не кубки, не сосуды и не серьги жен и дочерей.

 

Продолжим и мы еще несколькими цитатами²².

 

Но что бы порознь ни коснулось нас, мы в голос откликаемся тотчас — невольники незримого смычка. На гриф нас натянули — но на чей? И кто же он, скрипач из скрипачей? Как песнь сладка.     В тех старых городках, где, как в былом, под ним дома, как ярмарка, толпятся, дабы, его заметив, стушеваться, закрыть лавчонки, повелев молчком умолкнуть дудкам, крикунам бесчинным, взволнованно прислушиваясь к высям со складками контрфорсов — независим, не зная, что домами окружен.

Но все, что к нам притронется слегка, нас единит, — вот так удар смычка сплетает голоса двух струн в о д и н. Какому инструменту мы даны? Какой скрипач в нас видит две струны? О песнь глубин!     В тех городах старинных, где дома толпятся, наползая друг на друга, как будто им напугана округа и ярмарки застыла кутерьма.   Как будто зазевались зазывалы и все умолкло, превратившись в слух, пока он, завернувшись в покрывало контрфорсов, сторонится всех вокруг и ничего не знает о домах...

 

Нетрудно добавить и другие примеры, но ограничимся и завершим все кодой из «Чаши роз» Рильке, предложив читателю составить свое представление о переводе «Новых стихотворений», а также о других работах прекрасного русского переводчика — Константина Богатырева.

...Но ведь собой полны и все другие:

собой быть полным — значит мир вокруг,

и дождь, и ветер, и весны терпенье,

вину и беспокойство, и судьбу

закутанной во тьму земли вечерней

до облаков, приплывших и уплывших,

и до мерцания далеких звезд, —

все это сделать собственной судьбою...