Часть 2

Падение вождей февраля

Рано утром 3 декабря 1952 года в пражской тюрьме Панкрац были повешены одиннадцать человек. Через месяц тела казненных были кремированы, прах вывезен за пределы города и высыпан на дорожный асфальт. Рассказывают, что дорога была покрыта льдом, автомобиль забуксовал, и, чтобы тронуться с места, находчивые офицеры чехословацкой госбезопасности, известной как StB, просто вывалили пепел под колеса. Так завершилась жизнь генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Чехословакии, второго человека в стране Рудольфа Сланского и десяти его коллег, входивших в высшую партийную и государственную иерархию. Еще трое их товарищей были приговорены к пожизненному заключению. Все осужденные играли важные, подчас ключевые роли в февральском путче 1948 года, в результате которого власть в стране перешла к КПЧ.

«Дело Сланского» стало самым громким из серии судилищ над высокопоставленными коммунистическими деятелями в странах Центрально-Восточной Европы. Наиболее известными из них были Ласло Райк в Венгрии, Лукрециу Патрашкану в Румынии, Трайчо Костов в Болгарии и Кочи Дзодзе в Албании. В то же время процесс Сланского мог стать, но, к счастью, не стал первым публичным актом замышляемого Сталиным «второго холокоста»: из четырнадцати подсудимых одиннадцать были евреями; Сланского демонстративно называли только его настоящей фамилией — Зальцман; столь же демонстративно подчеркивалось происхождение десяти других обвиняемых. В вину им вменялась враждебная деятельность по заданию не только ЦРУ, МИ-6 и «клики Тито», как это обычно было ранее, но также Израиля и «мировых сионистских центров». Скорее всего, за процессом Сланского должны были последовать намеченные на март 1953 года московский суд и публичная казнь врачей, обвиненных в попытках умертвить Сталина и членов Политбюро, депортация евреев из крупных советских городов в далекие северные и дальневосточные районы и антисемитские чистки в «странах народной демократии». Предотвратила новый холокост смерть Сталина.

Воздаяние

Заметим, что репрессии, обрушившиеся на этих и многих других видных деятелей восточноевропейских коммунистических режимов в конце 1940-х — начале 1950-х гг., заставляют в очередной раз задуматься о неизбежности возмездия. В каждой сколько-нибудь развитой культуре присутствует идея необратимого воздаяния за совершенное зло. В религиозных доктринах возмездие объяснялось божественной карой. «Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч», — сказано в Послании к римлянам апостола Павла. Атеистический взгляд на мир не может объяснить природу и неотвратимость возмездия, но и не отрицает его существования. И потому стоит обратить внимание на последнее слово Сланского. «Я совершил страшные, ужасные преступления, — сказал бывший генеральный секретарь ЦК КПЧ. — Я совершил самые отвратительные преступления, какие только можно совершить. Я знаю, что для них нет смягчающих обстоятельств»¹. Очевидно, он имел в виду те вымышленные преступления, в которых его обвинял суд. Однако не исключено, хотя и маловероятно, что Сланский раскаивался в том, что, как и другие подсудимые, способствовал установлению в Чехословакии преступного коммунистического режима, полностью подчиненного Москве.

Райка, Патрашкану, Костова, Сланского, Дзодзе, подсудимых московских процессов 1937—1938 гг., других высокопоставленных функционеров коммунистических партий, военачальников, сотрудников госбезопасности и пропагандистов в СССР и так называемых социалистических странах, деятелей Коминтерна, убитых в годы сталинского террора, никак нельзя считать безвинными жертвами. Все они сыграли первостепенные роли в становлении коммунистических режимов и советизации своих стран, и все они стали ее жертвами. Одни из них сами участвовали в репрессиях, другие инициировали преследования и уничтожение инакомыслящих и недостаточно лояльных власти людей и социальных слоев, третьи оправдывали его в средствах массовой информации и разжигали пропагандистскую истерию. «Товарищ Сталин нам объяснил, что при переходе от капитализма к социализму классовая борьба не ослабевает, а наоборот, обостряется», — провозглашал, например, Сланский в декабре 1949 года. Империалистический лагерь вынашивает новые военные планы, организует шпионскую деятельность, старается «завербовать агентов в наших рядах. Поэтому необходимо, чтобы мы были политически принципиальны при защите политики партии и непримиримы ко всем отклонениям от марксистско-ленинской линии. Большевистская принципиальность — это самый лучший метод разоблачения врагов внутри партии. Товарищ Сталин в борьбе за политику партии разоблачил Зиновьева, Троцкого, Бухарина как агентов врага. Точно так же была разоблачена шайка шпионов и убийц (имеется в виду югославское руководство и лично Иосип Броз Тито. — Ю. Ф.), сошедших с правильного большевистского пути»².

Сланский не только произносил гневные филиппики в адрес мирового империализма и «титовско-троцкистских бандитов». Он, будучи генеральным секретарем ЦК КПЧ, создавал машину политического террора, в которую сам же и попал, как, впрочем, и некоторые непосредственные исполнители репрессий.

Среди казненных вместе со Сланским был, например, Карел Шваб. Перед февральским путчем он возглавлял отдел безопасности ЦК КПЧ, организовывал сети осведомителей в некоммунистических партиях и государственных ведомствах, в том числе в Корпусе национальной безопасности. После февраля 1948 года Шваб стал членом Комиссии ЦК по безопасности, курировал операции StB, лично участвовал в арестах и допросах с применением пыток. В частности, он руководил следствием по делу Милады Гораковой и судом над ней. В 1950 году Шваб был назначен заместителем главы Министерства национальной безопасности Ладислава Копршивы. Предполагалось, что они вдвоем будут руководить очередным циклом чисток, арестов и судов. Но судьба распорядилась иначе.

Другой видный деятель коммунистической госбезопасности, также приговоренный к смерти, Бедржих Райцин, в 1945 году был назначен главой военной контрразведки (OBZ), изгонял из армии офицеров и генералов, боровшихся с нацистами под руководством лондонского правительства. Но в полной мере Райцин развернулся после февральского переворота. Сразу после захвата коммунистами власти из армии было уволено около 2300 офицеров. Осенью 1948 года Райцин по инициативе Рудольфа Сланского был назначен заместителем министра национальной обороны по кадрам и инициировал акцию «D»: арест офицеров, уволенных из армии в соответствии с законом № 321/1948 по охране республики. Райцин отличался особым садизмом, в связи с ним часто упоминается некий «градчанский домик», где практиковали пытки времен Средневековья, в которых он принимал участие, писал чешский историк Иржи Пернес³.

Подготовка процесса, арест, следствие и суд

В конце июля 1951 года в Чехословакии торжественно отмечали 50-летний юбилей генерального секретаря ЦК КПЧ Сланского. Было издано собрание его сочинений, газеты опубликовали подобающие случаю хвалебные статьи, юбиляр был награжден учрежденным за три месяца до этого высшим орденом Чехословацкой республики Řád socialismu за номером 1. Но уже в сентябре он был смещен с должности второго человека в партии и стране и назначен заместителем премьер-министра. 23 ноября 1951 года Сланского впервые не пригласили на празднование дня рождения президента Клемента Готвальда. Это было дурное предзнаменование.

Через два дня премьер-министр Антонин Запотоцкий пригласил Сланского с супругой Йосифой на прием в честь отъезжающих в СССР советских специалистов. После ужина Запотоцкий долго не отпускал Сланского, показывал виллу и рабочий кабинет. Супруги вернулись домой за полночь, прошли в гостиную, неожиданно зажегся свет, подскочившие со всех сторон сотрудники StB скрутили им руки, а у стены стояли люди с нацеленными автоматами. Кому и зачем понадобилась эта сцена, списанная со страниц дешевых шпионских романов, неизвестно. Известно, однако, что за две недели до этого в Праге побывал посланец Сталина Анастас Микоян. Похоже, именно он привез указание Кремля об аресте Сланского.

Впрочем, «охота на Сланского» началась задолго до ноября 1951 года. 3 февраля 1953 года ректор Высшей дипломатической школы в Москве, а до этого — советский посол в Чехословакии М. А. Силин направил В. М. Молотову и Г. М. Маленкову письмо, в котором говорилось: «Впервые в 1948 г. мною были посланы по линии Комитета сведения о связи Р. Сланского в Чехословакии с западными агентами. Тогда сообщалось, что Сланский задерживал исполнение приговора над генералом Пикой. Процесс над бандой Сланского подтвердил эти, как и другие сведения, сообщенные нами»⁴. Иными словами, советское посольство шпионило за чехословацкими руководителями и накапливало компрометирующие материалы задолго до процесса Сланского. По мнению российских исследователей, эти материалы были получены Силиным из StB, в структуре которой летом 1948 года было создано специальное подразделение, собиравшее сведения о руководящих функционерах КПЧ⁵.

Практическая подготовка к расправе над большей частью чехословацкого партийного и государственного истеблишмента началась в середине 1949 года. Одним из первых был арестован в октябре 1949 года заместитель министра внешней торговли Эжен Лебл. Из него, как можно предположить, выбивали показания на руководителей чехословацкой дипломатии, в первую очередь на министра иностранных дел Владимира (Владо) Клементиса и его заместителей. Но, похоже, руководившие его допросами советники от МГБ СССР полковники Лихачев и Макаров оказались излишне мягкотелыми. В середине 1950 года они были отозваны в Москву и на их место прислан Боярский, большой мастер получать признания подследственных. Дело пошло быстрее, и в январе 1951 года Клементис был арестован. Сотрудники StB схватили его рядом с Чернинским дворцом⁶, завязали глаза, представились американскими агентами и увезли куда-то за пределы Праги. Там ему сказали, что он находится в ФРГ и может получить политическое убежище. Клементис отказался, и его отвезли в пражскую тюрьму Рузине. В эти же дни был арестован его заместитель Артур Лондон.

Одновременно с репрессиями против дипломатов в Чехословакии разворачивалось дело высокопоставленных партийных функционеров и сотрудников госбезопасности. По инициативе Боярского руководителем разветвленного заговора был выбран глава Брненской областной партийной организации Отто Шлинг, известный своей близостью к Сланскому. Последний, естественно, тут же отмежевался от своего друга. Шлинг был арестован в октябре 1950 года. Через несколько месяцев его судьбу разделили заместитель генерального секретаря ЦК КПЧ Мария Швермова, состоявшая с Шлингом в гражданском браке, и ее брат, уже упоминавшийся Карел Шваб. Сначала им инкриминировалась подготовка свержения Готвальда и Сланского, однако через некоторое время в Москве было решено сделать главным героем надвигающегося цикла репрессий против партийной верхушки самого Сланского. Из некоторых арестованных показания выбивались моральными и физическими пытками, другие добровольно и послушно подписывали все, что им предлагали следователи. В конце концов наступила очередь генерального секретаря: не выдержав избиений, Шлинг назвал руководителем обширного заговора Сланского, назначавшего, по утверждениям следователей, близких к нему людей на высшие партийные и государственные посты, поддерживавшего связи с иностранными разведками и готовившего свержение социализма.

Как уже говорилось, есть все основания предполагать, что окончательно судьба Сланского была решена во время визита в Прагу Микояна в середине ноября 1951 года. Через три дня после его ареста советский посол в Чехословакии Анатолий Лаврентьев передал в Москву просьбу Готвальда и Запотоцкого прислать советских следователей на смену отозванному в СССР Боярскому. Такие просьбы, разумеется, Кремль всегда выполнял охотно. В Чехословакию были отправлены полковники Бесчастнов и Сорокин, а также подполковник Морозов. Им было поручено подготовить и провести процесс Сланского на необходимом Москве уровне. Одновременно по настоянию Сталина был снят с работы и 4 сентября 1952 года арестован министр госбезопасности Ладислав Копршива, которого считали (возможно, не без оснований) слишком близким к Сланскому⁷.

Полковник Бесчастнов, его сослуживцы и их ученики из StB действовали в лучших традициях советской госбезопасности. Сланского подвергали бесконечным допросам, в его камеру был подсажен агент StB. Бывший генеральный секретарь ЦК КПЧ дважды пытался покончить жизнь самоубийством. Он сидел на допросах в наручниках с цепью на шее, которая не давала ему возможности двигаться. В конечном итоге он, как и его товарищи по несчастью, принял все, что ему инкриминировали. Летом 1952 года Бесчастнов сообщил в Москву, что все заключенные готовы предстать перед судом. Несколько месяцев их подлечивали, хорошо кормили, давали транквилизаторы, заставляли учить свои роли.

Все прошло так, как и планировали организаторы. Перед председателем Государственного суда Ярославом Новаком, его заместителем Франтишеком Стиблом, председателем Верховного военного суда бригадным генералом Йиржи Штеллой и двумя представителями народа предстали четырнадцать подсудимых, обвиняемых в создании «антигосударственного заговорщицкого центра» и в том, что «будучи троцкистско-титовскими, сионистскими, буржуазно-националистическими предателями и врагами чехословацкого народа», они «занимались шпионажем, подрывали единство чехословацкого народа и обороноспособность республики, чтобы оторвать ее от прочного союза и дружбы с Советским Союзом»⁸.

Подсудимые признавались в преступлениях и раскаивались. Газеты писали об их чудовищных злодеяниях. Трудящиеся требовали смертной казни. Об обстановке в стране свидетельствует, в частности, опубликованное на четвертый день процесса в газете Rudé právo письмо сына Людвика Фрейки председателю суда: «Дорогой товарищ! Я прошу для своего отца высшую меру наказания — смертную казнь». Эта просьба была, естественно, удовлетворена. Через год автор письма, Томаш Фрейка, покончил жизнь самоубийством. Rudé právo написала, что он не мог жить с сознанием того, что является сыном предателя⁹. Но хочется верить, что его замучила совесть.

Корни зла

Политики, историки и журналисты до сих пор пытаются найти ответ на вопрос, почему в коммунистических и других леворадикальных режимах острие террора рано или поздно обращается к тем, кто стоял у истоков этих режимов, кто с фанатичной убежденностью проклинал и преследовал их противников? Часто произносят формулу «революция пожирает своих детей», что хотя и банально, но в целом верно. Впрочем, это не объяснение, а констатация факта.

В левых кругах обычно ищут причины террора в человеческом факторе: у власти оказываются не совсем те, кто должен там быть, в государственный аппарат и органы госбезопасности попадают малообразованные люди, не способные использовать иные инструменты, кроме насилия, а то и просто преступники и садисты. Нередко к этому добавляют напряженную международную обстановку, разгоравшуюся «холодную войну» и стремление западных государств остановить социалистические преобразования в Центрально-Восточной Европе. Такой взгляд на причины политических репрессий характерен, например, для советских «шестидесятников» и деятелей Пражской весны, пытавшихся построить «социализм с человеческим лицом».

В документах КПЧ первой половины 1968 года говорится о том, что «небольшая правящая группа постепенно присваивала себе полномочия, не принадлежавшие ей по Уставу партии». От того, насколько безоговорочно выполнялись ее директивы, зависело не только назначение на ответственную работу, но и членство в партии. «Политическая система (конца 1940-х — 1950-х гг. — Ю. Ф.) и порожденный ею механизм по подготовке политических процессов представляли собой сложное партийно-государственное устройство <…>. У этой системы есть творцы, инициаторы, главные идеологи, и они несут основную ответственность за политические процессы. <…> За эти процессы ответственны также те, кто активно разрабатывал и проводил в жизнь тогдашнюю линию партии. <…> Что касается основной массы причастных к политическим процессам исполнителей распоряжений и приказов, то их ответственность не одинакова»¹⁰.

При всей симпатии к лидерам Пражской весны с их анализом политических репрессий трудно согласиться. Дело не столько в конкретных людях, стоявших во главе «стран народной демократии», как в 1940—1950-х гг. именовали государства, оказавшиеся в сфере господства СССР, но в самой природе социалистической доктрины и основанной на ней политической и экономической практике. Исторический опыт всех стран, пытавшихся реализовать эту доктрину, показывает, что такие попытки неизбежно приводят к падению жизненного уровня, деградации экономической системы, чудовищной бюрократии и социальному кризису. И как только власти предержащие осознают, что рецепты всеобщего счастья и справедливости не работают, начинаются поиски тех, кто считается виновным в их провале.

Сначала в качестве врага назначаются привилегированные слои и группы прежнего режима: их обвиняют в попытках сохранить свое положение и сорвать необходимые социальные преобразования. Затем наступает очередь масс, которые хоть убей не понимают, почему они должны жертвовать своим, пусть небольшим, но реальным достатком во имя светлого будущего, которое никак не наступает. Наконец, врагов и предателей начинают искать в собственных рядах. Это позволяет сохранить в неприкосновенности доктрину. Проблема не в ней, утверждают идеологи левых, а во вредителях, пробравшихся в партию и руководство. Все это дополняется борьбой за власть, которая в «странах народной демократии» (впоследствии переименованных в страны социалистического содружества) дополнялась личным и групповым соперничеством за расположение Кремля, которому принадлежала реальная власть в странах-сателлитах СССР.

Это, разумеется, самая общая схема. В Чехословакии в конце 1940 — начале 1950-х гг. действовали и специфические факторы. В массах росло недовольство. Так, в середине 1949 года корреспондент ТАСС в Праге Медов сообщал в Москву: «Враждебное и недоброжелательное отношение к народно-демократическому правительству со стороны довольно широких слоев трудящихся не ослабевает, а скорее всего усиливается. Растет число рабочих и даже членов партии, которые крайне „нейтрально“ и холодно относятся к существующему режиму. <…> Недовольство существующим положением имеет широкое распространение. Главная причина охлаждения к народно-демократическому строю и роста неудовлетворенности заключается в плохом снабжении населения продовольствием и промышленными товарами»¹¹. Поэтому требовался козел отпущения. Это понимали и в Москве, и в Праге. Вопрос заключался в том, кого именно назначат на эту роль.

Огромное значение в развертывании репрессий против верхушки компартий в Центрально-Восточной Европе имел югославский фактор. К середине 1948 года руководство страны во главе с Иосипом Броз Тито вышло из-под контроля Москвы. Причин для этого было много, а возможность проведения Тито самостоятельной политики обусловливалась тем, что он, в отличие от руководителей компартий других восточно-европейских стран, прибывших туда вместе с советскими войсками, провел всю войну в Югославии, командуя партизанскими отрядами. Это обеспечило ему прочную политическую и силовую опору в стране и способность противостоять Кремлю. Независимость Тито приводила Сталина в панику и ярость. Под сомнение была поставлена его важнейшая стратегическая цель: создание в Центрально-Восточной и Юго-Восточной Европе советской империи, окружение СССР цепью полностью контролируемых территорий и плацдармов, на которых развертывались войска, готовые к наступлению на Бонн, Париж, Рим и другие западноевропейские столицы. Поэтому Москва сделала все возможное, чтобы уничтожить в странах-сателлитах всех вызывавших малейшее подозрение в том, что они могут последовать за Белградом.

Эта задача была особенно важной, поскольку с конца 1940-х гг. Кремль планировал новую войну в Европе. В январе 1951 года в Москве состоялось совещание руководителей СССР и «стран народной демократии». Из отрывочных воспоминаний венгерского диктатора Матьяса Ракоши и чехословацкого министра обороны Алексея Чепички¹² следует, что Сталин поставил задачу в течение ближайших лет создать в регионе мощные современные армии, увеличив в два-три раза вооруженные силы, провести общую мобилизацию всех экономических и людских ресурсов, увеличить советскую военную помощь. Соединенные Штаты, рассуждал Сталин, представляют собой мощную военную силу, но они увязли в войне в Корее на несколько лет, что создает благоприятные возможности «для мирового революционного процесса». Под последним имелось в виду военное наступление на страны Западной Европы, неспособные в то время защитить себя без массированной американской помощи.

Стремление Кремля искоренить в Центрально-Восточной Европе малейшие проявления и предпосылки нелояльности дополнялись активными усилиями ряда руководителей стран региона утвердить себя в качестве самых преданных вассалов Москвы и ликвидировать соперников в борьбе за власть. Особую активность проявлял руководитель венгерских коммунистов Матиас Ракоши. Можно предположить, что, помимо прочего, он стремился отвести от себя обвинения в симпатиях к Тито. Вплоть до конца марта 1948 года, когда Кремль впервые обвинил Тито в раскольничестве и отступничестве от марксизма-ленинизма, венгерские и югославские руководители поддерживали теплые дружеские отношения. Обсуждалась идея создания чего-то вроде Дунайской федерации, развивалось двустороннее сотрудничество. Будучи в апреле 1947 года в Москве, Ракоши откровенно заметил Молотову, что Венгрия хочет следовать югославскому примеру. На вопрос Молотова, «популярна ли в Венгрии Югославия», он ответил: «Да, она в Венгрии популярна. <…> Даже популярнее, чем Советский Союз. Дело в том, что венгерский народ не боится югославов, а вот традиционную боязнь к русским не удалось еще изжить»¹³. И неудивительно, что после начала советско-югославского конфликта Ракоши, стремясь избежать удара со стороны Сталина, не только занял максимально злобную антиюгославскую позицию, но и регулярно писал донесения в Москву, Прагу и Варшаву, обвиняя чехословацких и польских руководителей в предательстве и желании повторить опыт Тито и выйти из-под контроля СССР.

Наконец, начиная примерно с лета 1951 года в чехословацком руководстве сложилась группа в составе премьера Антонина Запотоцкого; министра обороны, зятя Готвальда Алексея Чепички; секретаря ЦК КПЧ Антонина Новотного; министра культуры Зденека Неедлы; главного идеолога КПЧ и министра информации Вацлава Копецкого, которая последовательно и настойчиво убеждала Кремль в антисоветских настроениях и интригах Сланского, Франка, Геминдера и других. И дело было не только в обычной для коммунистического ареопага борьбе за власть. Сланский долгое время жил в Москве, пользовался доверием ЦК ВКП(б) и исчерпывающе информировал советских товарищей о ситуации в КПЧ и Чехословакии. Устраняя его, Чепичка, Копецкий и их соратники стремились сосредоточить в своих руках связи с кураторами из СССР.

Окончание следует.

1Skalický J. První magnetický pás z procesu s Rudolfem Slánským je technicky dokonalý. Čeká ho digitalizace. iROZHLAS. 10.4.2018. — www.irozhlas.cz/veda-technologie/historie/magneticke-pasy-zaznam-proces-s-rudolfem-slanskym-cesky-rozhlas-archiv_1804101022_jak.

2Шиляев П. Подозревать всех, врага видеть в каждом: Чехословакия 1945—1948. Радио Прага. 3.5.2003 — www.radio.cz/ru/rubrika/progulki/podozrevat-vsex-vraga-videt-v-kazhdom-chexoslovakiya-1945-1948.

3Васинкевич О. Бедржих Райцин — казненный палач. Радио Прага. 11.6.2011 — ruski.radio.cz/bedrzhih-raycin-kaznennyy-palach-8562894.

4Комитет, о котором идет речь в письме Силина, это Комитет информации, объединявший в конце 1940-х и начале 1950-х годов все разведслужбы СССР. Генерал Гелиодор Пика — видный чехословацкий военный деятель. Во время Второй мировой войны возглавлял чехословацкую военную миссию в Советском Союзе. По некоторым данным, казнен, поскольку располагал конкретными сведениями о советском ГУЛАГе, в котором находились чехословацкие граждане, бойцы Первого чехословацкого армейского корпуса под командованием генерала Людвика Свободы. Источник: Советский фактор в Восточной Европе: 1944—1953. Документы. Т. 2: 1949—1953. М., 2002. С. 726.

5Волокитина Т., Мурашко Г., Носкова А., Покивайлова Т. Москва и Восточная Европа. Становление политических режимов советского типа (1949—1953). Очерки истории. М., 2002. С. 553.

6Здание Министерства иностранных дел.

7 www.cia.gov/library/readingroom/docs/CIA-RDP82-00457R014400090004-3.pdf.

8Политические процессы в странах «народной демократии» и процесс «Промпартии» в СССР. Справочные материалы «Культ личности и коллективное руководство». Часть IV. Справочник № 21. Издательство радиостанции «Освобождение». Отдел анализа и справок. Мюнхен. С. 22.

9Синенький А. Крах февральских триумфаторов. Вышка. № 32. 9.8.2002 — vyshka.azeurotel.com/arxiv/2002/32/5.htm.

10Отрывки из «Заключительного отчета Комиссии ЦК КПЧ о политических процессах и реабилитации невинно осужденных». Проблемы Восточной Европы. №№ 9—10. New York. С. 98—99.

11Волокитина Т., Мурашко Г., Носкова А., Покивайлова Т. Цит. соч. С. 428—429.

12Каплан К. Возвышение и падение Алексея Чепички. Вопросы истории. № 10/1999. С. 85—86.