Российская журналистка, которая в течение последних 17 лет была специальным корреспондентом отдела информации «Новой газеты», представила свою книгу «Моя любимая страна», английский перевод которой вошел в список лучших книг 2023 года по версии The New Yorker и Time. В феврале 2024 года она вышла на чешском языке под названием Moje Rusko в переводе Либора Дворжака, который принял активное участие в презентации.

Автор характеризует свою книгу так: «Получилась история о том, как наша страна постепенно приходила к фашизму, а мы этого не видели. Ну или видели, но не хотели это осознавать, признавать». А глава, которую по-русски и по-чешски читали Елена Костюченко и Либор Дворжак, рассказывает о том, как к этому осознанию пришла сама Елена. Как к провинциальной щупленькой девочке-«задохлику», зачитывающейся книгами о войне и подвигах и мечтающей защищать родину от фашистов («Почему фашистов? Не знаю. В голове как-то только фашисты возникали») и героически погибнуть за нее («…совсем молодой погибну, и мама будет плакать, но очень мною гордиться»), с годами приходит понимание того, что как раз ее родина и есть главный фашист на этой планете. Это происходит постепенно: в тринадцать лет слышит от соседского мальчика, что в Чечне идет война, и не очень верит («по телевизору говорят: контртеррористическая операция; была бы война — мы бы знали»), а в четырнадцать читает статьи Анны Политковской о Чечне и книги Светланы Алексиевич — и понимает, что да, это и есть настоящая война; потом видит, как ее сокурсницы-чеченки вместо того, чтобы любоваться салютом, прячутся под стол, заслышав залпы; говорит с вернувшимся из Чечни корреспондентом «Новой газеты» Аркадием Бабченко, который показывает ей фотографии «обгоревших безногих людей, людей без носов и глаз, живых и мертвых»; слышит слова своей преподавательницы из Сирии: «Я никогда не приеду в Москву. Ваши солдаты убивают моих родных людей».

А в 27 лет Елена Костюченко, специальный корреспондент «Новой газеты», оказывается на Донбассе: «Я вижу войну. Ни в одной книге не писали, что война — это грязь». Как тут не вернуться мыслью к детским воспоминаниям, к тому, что настоящие фронтовики (дедушка, старушка-соседка), к удивлению маленькой Лены, совсем не любили рассказывать о войне. «Я дважды попадаю под артобстрел. Я узнаю, что умею бегать на четвереньках, я бегу большими прыжками, как во сне, мое тело гибкое и ловкое. Я не верю, что умру. Я ездила на Донбасс еще два раза, я написала много текстов. Я не хочу их перечитывать».

А утром 24 февраля 2022 года Елена на вопрос редактора: «Ты готова?» — отвечает: «Конечно, готова», при этом понимая, что, «на самом деле, невозможно подготовиться к тому, что мы фашисты. Я не подготовилась к этому никак».

Вопросов Елене на презентации было задано много: «сложных, еще более сложных и совсем сложных», как сказал Либор Дворжак. И отвечала она на них предельно искренне, не боясь представить себя в невыгодном свете, не ища никаких оправданий, напротив, постоянно упрекая себя в том, что чего-то недоделала, где-то поступила не так, в чем-то ошиблась. Наверное, не со всеми оценками Елены Костюченко можно согласиться, кое-что кажется спорным, но она однозначно заслужила право на собственное мнение и на то, чтобы ее прямая речь была услышана.

Об Анне Политковской, с которой так и не удалось познакомиться лично

Я думала, у меня много времени. Сейчас я просто стажерка, а потом когда-нибудь я стану хорошим журналистом, и вот тогда я приду к Анне Политковской и скажу: «Анна Степановна, спасибо вам гигантское за все, что вы для меня сделали. Вы не знаете, но именно благодаря вам я пришла в журналистику, вы мне открыли эту дорогу». Меня взяли в штат в апреле 2006 года, а в октябре ее убили. Больше я не повторяю этой ошибки, и теперь, когда я благодарна людям, я говорю об этом сразу.

О вынужденной эмиграции как хронической боли

Тебе больно, и ты живешь через эту боль каждый день. Мне не стало меньше больно, мне стало больше больно. Но я очень благодарна Европе, за то, что я могла здесь остаться и написать эту книгу. Я эту книгу начала писать в Праге. Прага была первым городом, который меня приютил. Я никогда этого не забуду.

О возможности вернуться в Россию и работать там журналисткой

Да, это то, во что я верю, и это то, чего я хочу. Я понимаю, что, когда я вернусь в Россию, это будет уже другая страна. Но я верю, что смогу вернуться, что мы снова откроем «Новую газету» и я снова смогу там работать. Эта вера дает мне силы идти дальше.

О революции как единственном шансе России

Я думаю, что единственный шанс, который у нас есть, — это революция. К сожалению, этот режим не способен эволюционировать. Можно, конечно, надеяться на переворот, но это как надеяться на «бога из машины», эта надежда ничем не подкреплена. Я думаю, что единственный наш шанс — это революция. А она произойдет только в том случае, если мы будем на это работать. Сама по себе она не случится. Надеюсь, что мы сможем вернуть свою страну себе, потому что Россия больше, чем Путин, Россия больше, чем фашизм. И я верю, что у России есть этот шанс. Я видела революции своими глазами. Это всегда кровавый кошмар. И я бы никогда не пожелала этого моей стране. Но моя страна уже в кровавом кошмаре — она ведет войну. К сожалению, у нас это единственный шанс, чтобы эту войну остановить.

Об убийстве Алексея Навального

Некоторые мои знакомые говорили, что после убийства Навального они почувствовали себя сиротами. Мне кажется, это больше говорит о нас, чем о нем, о том, насколько мы возлагали на него надежды и насколько мы ждали, что он нас всех спасет, как большой взрослый папа. Сейчас надо спасаться самим. Это, я думаю, все понимают.

О теракте в «Крокусе»

Я думаю, что есть связь с выборами, потому что очевидно, что спецслужбы и полицейские были очень увлечены тем, чтобы ловить и устанавливать личности всех, кто пришел возложить цветок к памятнику или вышел с протестом — этих людей находят в Москве очень быстро. На репрессии оттягиваются гигантские силы, и потому эту чудовищную трагедию не удалось предотвратить.

Об изменении положения ЛГБТ-сообщества после начала войны

С началом войны стало намного хуже. Мы были выбраны на роль внутренних врагов. Фашизму для функционирования нужны и внешние, и внутренние враги, чтобы поддерживать общество в состоянии мобилизации. На роль внутренних врагов мы подходим идеально. ЛГБТ-сообщество признано в России международным экстремистским движением, за участие в котором грозит от шести до десяти лет. И не обязательно принадлежать лично к ЛГБТ. Радикальное утверждение, что все люди равны и обладают равными правами, может быть истолковано как идеологическая поддержка международного экстремистского движения.

Об ощущении личной вины

Я правда верила, что журналисты, чтобы сохранить объективность, не должны вмешиваться в жизнь. И вот это представление превратилось у меня в голове в то, что мы должны просто описывать приход фашизма — и этого достаточно. Но ни один профессиональный долг не заменяет гражданский долг. Недостаточно просто описывать, как наступает фашизм — с фашизмом нужно бороться, с фашизмом нужно сражаться, нужно защищать свою страну. Я этого не делала. Я не боролась за смену власти. Я не использовала все возможности, которые у меня были. И я этого не делала не только потому, что боялась, что это повредит моему журналистскому долгу, а еще и потому, что мне очень нравилась моя маленькая жизнь. Еще я думаю, что нас всех подвела теория малых дел, в которую мы все верили: что можно строить прекрасный мир вокруг себя, такой сказочный пузырь, и однажды все эти пузыри сольются и возникнет новая прекрасная Россия будущего, в которой не будет Путина, потому что для него там просто не будет места — мы же построили совсем другую страну. А 24 февраля все радужные пузыри лопнули, и мы оказались там, где мы оказались.

****

С 2005 года Елена Костюченко работала в «Новой газете» специальным корреспондентом, занималась расследовательской журналистикой.

В 2010—2012 гг. вместе с фотокорреспонденткой Анной Артемьевой она делает репортажи о массовом убийстве в станице Кущевской с подробностями истории банды цапков, их преступлениях и покрывательстве со стороны государства; о жизни в деревнях вдоль трассы «Сапсана», об уличных проститутках и наркоманах и др. В 2012 году Костюченко подробно писала о суде над Pussy Riot. В 2014 участвовала в расследовании событий, связанных с битвой за Донецкий аэропорт, вела репортажи с мест боевых действий в Украине. В 2016 году писала о несанкционированной акции женщин, потерявших родственников в теракте в Беслане, и о суде над ними.

С февраля 2022 года освещала вторжение России в Украину. 25 февраля въехала в Украину через Львов, сделала репортажи в Одессе, Николаеве, Херсоне, в частности, сообщила о наличии в Херсоне секретной тюрьмы, оборудованной в здании бывшего СИЗО российскими военными. Ее тексты стали важными свидетельствами войны и преступлений, совершенных российской армией в Украине. Активно пыталась пробраться в Мариуполь, но получила ряд предупреждений о том, что ее имя значится в списке на уничтожение.

В ночь на 2 апреля выехала из Украины в Германию «в очень плохом состоянии: вши, свинка, ПТСР». Но уже 9 апреля сообщила о намерении вернуться в Россию, осталась в Германии по настоянию главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова, убежденного в угрозе ее жизни.

В октябре 2022 года была предположительно отравлена в Мюнхене неизвестным веществом. Согласно публикации The Insider, это отравление стало частью серии отравлений уехавших журналисток и активисток в Европе.

Среди ее наград премия «Свобода» (2013), премия имени Андрея Сахарова «За журналистику как поступок» (2015), премия Европейской прессы в номинации «Выдающийся репортаж» (2015), премия Открытой России «Профессия — журналист» (2016, 2020), пять ежемесячных журналистских премий «Редколлегия», премия «Камертон» имени Анны Политковской (2020), премия Московской Хельсинкской группы «За журналистскую деятельность по продвижению ценностей прав человека» (2022).