Рядом могила его супруги Анастасии Сергеевны, через которую я ощущаю свою связь и с дореволюционной Россией, и городом Санкт-Петербургом, тоже мною покинутым, где ценности, созданные выдающимися русскими людьми, жили вопреки наступившей эпохе проклятого социализма и были ценимы горсткой интеллигенции. Дочь Анастасии Сергеевны — Софья Владимировна Панина (И. И. Петрункевич приходился ей отчимом) — имя в истории России, города Санкт-Петербурга и памяти моего поколения, о ее дореволюционной деятельности хочу рассказать.

Четверть века назад, в перестроечные годы, довелось мне впервые по служебным делам переступить порог Дома культуры железнодорожников (тогда еще в Ленинграде) на улице Тамбовской, 63. Руководителем этого заведения в те годы был неугомонный Ким Измайлов (1937—1999) известный в среде неформалов — он предоставлял возможность выступать на сцене ДК теперь уже ставшими легендами русского рока «ДДТ» Ю. Шевчука, «Алисе» К. Кинчева, «Кино» В. Цоя, «Аквариуму» Б. Гребенщикова и пр. В стенах Дома культуры разгорались политические страсти то сторонников «Правого дела» Анатолия Чубайса, то «не поступившихся принципами» Нины Андреевой. Но самой важной целью, которая тогда занимала Кима Николаевича, было стремление возвратить Дому культуры его подлинное имя — Лиговский Народный дом графини С. В. Паниной, обеспечить сохранность уникальной библиотеки и учредить «Панинские чтения».

Усилия Измайлова не пропали даром — о Софье Владимировне Паниной вдруг все заговорили, появились интересные публикации, в том числе и зарубежных исследователей, и для многих петербуржцев (не только железнодорожников) стали доступными сведения о ее славных делах. Может быть, имя Софьи Паниной так и осталось бы в истории в ряду замечательных женщин-меценаток своей эпохи, таких как, княгиня М. К. Тенишева, баронесса Н. Ф. фон Мекк и многие другие, но ей было суждено стать первой дамой, занимавшей в постмонархической России важные государственные посты, пусть даже и непродолжительное время.

БАБУШКИНЫ МИТЕНКИ

Софья Панина — представительница знатного графского рода Паниных, высокопоставленных сановников императорской России — родилась в Москве 23 августа 1871 года в семье камер-юнкера графа Владимира Викторовича и Анастасии Сергеевны (ур. Мальцовой). Чуть позже малышку окрестили в Алексеевской церкви на Глинищах. Накануне рождения младшей дочери Наташи, в возрасте 30 лет Владимир Панин умер, Наташа прожила всего два годика и тоже покинула этот мир. Они оба покоятся в подмосковном Марфино, родовом имении Паниных.

До одиннадцатилетнего возраста Софья проживала вместе с матерью в подмосковном имении своего покойного отца, но вскоре Анастасия Сергеевна собралась вновь выйти замуж за разведенного земского деятеля Ивана Петрункевича, не обладавшего ни богатством, ни званиями, но преследуемого властями за свои политические взгляды, а кроме того, на его иждивении оставалось пятеро детей от первого брака. Родня с обеих сторон — и Мальцовы, и Панины — обеспокоенная тем, что девочка может и вовсе остаться без наследства, пустила в ход все свои придворные связи и добилась установления над ней опеки бабушки, графини Натальи Павловны Паниной (ур. Тизенгаузен) и дяди, генерал-лейтенанта Владимира Васильевича Левашова.

Волевым решением опекунши Софью определили в Училище благородных девиц ордена св. Екатерины (Екатерининский институт), хотя по знатному происхождению девочку следовало бы отдать на воспитание в Смольный. Но выбор этого заведения был не случаен — здание института на наб. реки Фонтанки, 20 находилось почти напротив особняка графини (наб. реки Фонтанки, 7), бабушке было так удобней. Вступительные экзамены девочка сдала прекрасно — сказалась хорошая домашняя подготовка, но само обучение в Училище было ей в диковинку: пансионерки были коротко острижены, обязывались носить одинаковую форму — зеленое камлотовое платье с белыми манжетами, пелериной и фартуком из полотна. Для девочек был установлен строгий распорядок дня — подъем в шесть утра. Классная дама внимательно следила за тем, чтобы у девочек была аккуратно уложена прическа, были опрятными передник и платье. Потом шли уроки, полдник, хождение в гости к «смолянкам» и «патриоткам» — в Смольный и Патриотический институты, иногда организовывались балы. Воспитанниц готовили к миссии «добрых и полезных матерей семейств» и предоставляли возможность стать гувернанткой или домашней учительницей. Обучение длилось шесть лет, и все эти годы Софья проводила с бабушкой все праздники и каникулы либо в Петербурге, либо в одном из многочисленных имений под бдительным присмотром французской бонны.

Некоторые биографические источники о Паниной указывают на то, что Софья продолжила свое образование на Высших Бестужевских курсах, поступив туда в 1890 году, но подтверждений этому факту мной не найдено. Во-первых, по правилам в Бестужевку на обучение принимались особы, достигшие 21 года, во-вторых, в период с 1887 по 1889 годы прием на курсы не проводился ввиду неблагонадежности слушательниц курса, и вряд ли статс-дама императрицы Марии Федоровны графиня Н. Панина позволила бы внучке обучение в столь неблаговидном заведении, тем более что в его штате состоял профессор М. И. Петрункевич, родной брат Ивана Ильича. Стремясь ввести повзрослевшую Софью в водоворот светской жизни, ей приискали видного жениха, и, когда девушке исполнилось двадцать лет, она вышла замуж за Александра Половцева, сына петербургского сановника А. А. Половцева и Н. М. Июневой, воспитанницы барона А. Л. Штиглица, внебрачной дочери великого князя Михаила Павловича. (Барон Штиглиц, был личным казначеем императорского двора, в 1857 году построил за свой собственный счет от Петербурга к Петергофу, любимой резиденции Николая I, железную дорогу, потратив два миллиона рублей серебром.)

Свадебная церемония состоялась во дворце Половцева-старшего на Большой Морской, она была пышной, весь цвет петербургской знати спешил поздравить молодых, посаженым отцом на свадьбе Половцева-младшего и Софьи был император Александр III. После церемонии молодожены отправились в Царское Село, а оттуда, в собственном вагоне-салоне, в длительное свадебное путешествие по Европе. Вернувшись в Петербург, молодая семья поселилась в приобретенном для них особняке на Большой Морской, 47. В приданое от бабушки Софья получила респектабельное крымское имение Гаспру, которое Наталья Павловна специально выкупила у своих родственников Вяземских.

Казалось бы, все обстоятельства предвещали молодой чете Половцевых счастливый брак — оба супруга были образованы, пытливы, Софья занималась общественными проектами, Александр продолжал опеку над Рисовальным училищем барона Штиглица, увлекался этнографией, но семейная жизнь супругов Половцевых не задалась. По-видимому, основной причиной, приведшей к скандальному разводу, послужила гомосексуальность Александра. Половцев обучался в училище Правоведения, в котором, по выражению писательницы Нины Берберовой, отношения попечителей и учащихся были «по эту сторону российского закона». Одно из возможных подтверждений этого факта — длительное, с 1896 года, сотрудничество Половцева с Михаилом Андреевым (1873—1948, ученый-этнограф, переводчик). Александр познакомился с Михаилом в Ташкенте, будучи в одной из научных командировок. Вскоре по приглашению Половцева Андреев переехал в Петербург, но, в свою очередь, приобрел для Половцева дом и в Ташкенте. Зиму 1898 года Половцев и Андреев вместе провели в Париже. Помимо служебных секретарских обязанностей, Михаил в Париже учил французский язык, занимался в Восточном отделении Французской Национальной библиотеки. В 1906 г. А. А. Половцев получил назначение Генеральным Консулом в Индию, и Андреев в качестве переводчика находился при нем в Бомбее до 1914 года.

Софья после неудачного замужества возвратилась в дом бабушки-графини, вернув себе титул и родовое имя и отрешившись от развлечений светского общества, с энтузиазмом стала воплощать в жизнь свои проекты, к решению которых ее подтолкнуло знакомство с учительницей А. В. Пешехоновой. Первым их совместным проектом стало открытие 25 октября 1891 г. столовой для детей из семей малоимущих рабочих. Для столовой графиня С. В. Панина сняла помещение в доме А. А. Кобызевой, на углу речки Лиговки и Обводного канала, оплачивала жалованье заведующей Е. Н. Филипповой. Столовая постепенно обрастала новыми отделами с воскресными чтениями и с музыкальными вечерами.

В 1899 году умерла бабушка Наталья Павловна, ее похоронили в Свято-Троицкой Сергиевой пустыни в фамильном склепе (кладбище не сохранилось). Софья Владимировна вскоре предоставила бабушкин особняк для проживания родственникам Васильчиковым, несмотря на то, что по ее же словам «панинский дом имел свой особенный запах, сливающийся в моей памяти с запахом прабабушкиных рук в черных митенках, какая-то смесь ковров и надушенной пудры... Со множеством лестниц и переходов, панинский дом представлял большие возможности для игры в прятки, комнаты были обиты материей, с коврами во весь пол, и мебель была неуклюжая, николаевской эпохи, и был связан с детскими воспоминаниями».

Для себя же она приобрела особняк на улице Сергиевской, 23 (ныне Чайковского), в аристократической части Петербурга, поручив тут же его перестройку архитектору Ю. Ю. Бенуа. Напротив ее дома находился собор во имя преподобного Сергия Радонежского, неподалеку — в Басковом переулке, 41 — в доходном доме дяди Ивана Сергеевича Мальцова, в одной из квартир жили Петрункевичи: Иван Ильич и Анастасия Сергеевна. В этой части Петербурга И. С. Мальцов, прикупив по случаю удобный и незастроенный участок земли, построил здание крытого рынка. Этот рынок существует и поныне, и хотя он официально называется Некрасовским, тем не менее, старожилы в обиходе говорят — Мальцовский.

НА ПОЛЬЗУ ОБЩЕСТВА

Одновременно с перестройкой особняка на Сергиевской, Юлий Бенуа занимался строительством одного из самых значительных проектов молодой графини — Народного дома на захолустной окраине Петербурга — Лиговке. Софья Владимировна для воплощения своего замысла просветительства и образования рабочих приобрела землю за Обводным каналом и обратилась в Городскую управу с письмом: «прошу… разрешить мне постройку Народного дома на принадлежащем мне участке земли… на углу Тамбовской и Прилукской улиц…». Юлий Юльевич спроектировал оригинальный ансамбль в новомодном стиле модерн из двух зданий, соединенных внутренним двором-садом для летних занятий на свежем воздухе. Торжественное открытие Лиговского Народного дома состоялось на Пасху 1903 года, его залы, читальня, обсерватория постепенно наполнялись различными занятиями не только для взрослых, но и для детей, здесь происходили бурные политические дискуссии, различные собрания, митинги. Нередко графиня сама председательствовала на различных мероприятиях, носивших политический оттенок. Как впоследствии вспоминал Александр Керенский, некоторое время в 1904 году работавший юристом в Лиговском народном доме, «вся страна осоюзилась», возникали союзы врачей, учителей, железнодорожников и пр. Сохранились воспоминания и о том, что В. Ульянов-Ленин, назвавшись рабочим Карповым, присутствовал на одном из таких собраний в 1906 году. Места в Народном доме хватало всем: и кадетам, и эсерам. О том, чем интересовались посетители Дома на Лиговке, можно прочитать в воспоминаниях С. В. Паниной «На Петербургской окраине».

Деятельная натура и жажда самореализации Софьи Владимировны в общественной жизни проявилась и в работе «Российского общества защиты женщин». Графиня Панина возглавила в Обществе «Отдел предупреждения», в ведении которого находилось бюро для найма прислуги и убежище на 50, позже на 80 мест со столовой для работниц, приезжающих в столицу на заработки (отдел находился на 5-й Рождественской, 3). И, наконец, активистам Общества удалось привлечь к проблеме защиты женщин внимание общества и созвать в 1910 г. Всероссийский съезд по борьбе с проституцией под председательством члена Государственной Думы В. К. Анрепа. Съезд был представительным — в нем приняли участие девять докторов наук, в их числе, B. М. Бехтерев, академик, президент Психоневрологического института. Второй секции во главе с графиней С. В. Паниной было поручено определить меры общественной борьбы с проституцией. Опекала Софья Владимировна также приют для женщин-матерей Е. П. Калачевой на Охте.

Все эти ее начинания находили отзыв и понимание в семье матери и отчима, но проекты требовали повседневной заботы, поэтому Софья Владимировна в их развитие вкладывала не только огромные душевные силы, но и несла существенные расходы. Доходы же Паниной приносили многочисленные имения, такие как, подмосковное Марфино, Вейделевка, Дугино на Смоленщине, Городец в Нижегородской губернии. Ее имения по тем временам были образцовыми, все появлявшиеся новинки в сельском хозяйстве тут же приобретались и внедрялись на практике. В Вейделевской волости, например, ее конный завод был лучшим среди прочих, в том же имении разводили овец, сочетавших в себе лучшие качества тонкорунных и неприхотливых местных пород.

Коснулись перемены и полученного в приданое имения Гаспра — управляющему К. Х. Класену было поручено провести капитальный ремонт зданий, обновить посадки в парке и в саду, расширить огород, для чего приобретались лучшие сорта цветов, винограда и плодовых деревьев. Теперь все многочисленные гости и посетители обеспечивались фруктами и овощами из собственных запасов имения. А гостей, как правило, бывало немало — здесь с 1906 года практически постоянно жили А. С. и И. И. Петрункевичи. Их навещали родственники Ивана Ильича со стороны брата, Бакунины, приезжали с визитами или на отдых коллеги и сослуживцы, государственные деятели, и естественно, единомышленники Петрункевича по политической партии кадетов, в становлении которой он принимал самое деятельное участие. Софья Владимировна была очень дружна с Александрой и Анной Петрункевич, весьма милыми племянницами Ивана Ильича. Часто здесь бывали художники и писатели, другие деятели культуры.

Когда Софья Владимировна узнала о болезни Льва Николаевича Толстого, она любезно пригласила писателя вместе с домочадцами поправить здоровье в ее крымском имении. С семейством Толстых она всегда поддерживала дружеские отношения, да к тому же Лев Николаевич приятельствовал с тульским вице-губернатором Леонидом Дмитриевичем Урусовым, женатым на ее родной тете Марии Сергеевне, и ранее, еще в 1885 году, Лев Николаевич сопровождал Урусова в поездке в Крым, куда тот, будучи совершенно больным, ездил на лечение в Симеиз к своему тестю Сергею Мальцеву. В этих поездках Лев Николаевич продолжал литературные занятия, сохранились его воспоминания и письма с благодарностью графине за великолепный прием в ее имении: «Здесь мы живем в величайшей роскоши… въезд через парк по аллее, обрамленной цветами, розаны и др., все в цвету… Перед домом круглая площадка растений. В середине мраморный фонтан с рыбками и статуей, из которой течет вода. В доме высокие комнаты и две террасы: нижняя вся в цветах и растениях с стеклянными раздвижными дверями… И сквозь деревья вид на море. Наверху терраса с колоннами, шагов 40 в длину, с изразцовым полом, и внизу овраги, деревья, дорожки…».

Большую помощь графиня оказала Вейдевскому земству, предложив свои средства на строительство большого каменного здания больницы, заплатила специалистам за его постройку 180 тысяч рублей золотом. Позже на ее средства была построена для лечения туберкулезных больных кумысолечебница, для которой содержалось двадцать кобылиц. Больница стала лучшей во всей Воронежской губернии. Здесь работали два врача и три фельдшера-акушера. Графиня продавала свои земли крестьянам на выгодных условиях (под восемь процентов Крестьянского банка). Земский агроном Н. Н. Барановский при ее поддержке сподвиг местное земство организовывать выставки-продажи новой сельхозтехники, открывал консультационные пункты. В 1909 году в Вейделевке по инициативе священника Ф. С. Алферова открылось Кредитное общество, а затем по инициативе В. Г. Накостника — и Потребительское общество.

В 1908 году по проекту В. В. Докучаева при помощи графини С. В. Паниной под Викторополем была открыта Степная биологическая станция Петербургского общества естествоиспытателей, а в 1914-м — Опытная станция, существовавшая и в советское время, положившая начало впоследствии возникшего на ее базе Института подсолнечника.

В материальной помощи графиня не отказывала никому. Когда Московский МХАТ оказался в трудном финансовом положении, она пришла на помощь театру и стала одним из его пайщиков. Примечательно, что именем Вл. Немировича-Данченко, одного из основателей прославленного театра, сейчас называется бывший Алексеевский (Глинищенский) переулок — правда, церковь, в которой крестили Софью, разрушили еще в 1934 году.

НА ИЗЛОМЕ

Но, увы, с началом Первой мировой войны в истории страны наступил переломный период — многие культурно-просветительские начинания Паниной из-за начавшейся войны не были завершены. Графиня, возглавлявшая комиссию по народному образованию в Петроградской Городской думе, стала еще заниматься и распределением пособий солдатским семьям. Все то, чем она владела, с легкостью приспосабливала под нужды текущего времени, отзываясь на призывы Главного по снабжению армии комитета Всероссийских земского и городского союзов (Земгор), возникшего на базе земств и городских дум как посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Так, например, в Лиговском Народном доме в Петрограде (город на волне патриотических настроений срочно переименовали) значительная часть помещений была приспособлена под размещение лазарета. Сюда было удобно привозить раненых от расположенного неподалеку, на Обводном канале, Варшавского вокзала, на который их привозили с фронта.

Упоминание об этой организации не случайно еще и потому, что жизнь графини Софьи Владимировны была тесно связана с деятельностью Земгора, но уже в эмиграции. Кстати, именно после Февральской революции 1917 года председателем Временного правительства был избран лидер Земгора, представитель партии кадетов, князь Г. Е. Львов. На волне революционных событий Софья Владимировна сначала была выбрана депутатом Петроградской Городской думы, в мае вошла в состав Центрального комитета конституционных демократов и, наконец, стала первой женщиной в истории страны товарищем (заместителем) министра Государственного призрения Ивана Николаевича Ефремова во Втором коалиционном правительстве, возглавляемом министром-председателем А. Ф. Керенским. После очередного кризиса власти в конце сентября А. Ф. Керенский возглавил последнее, демократическое Третье коалиционное правительство, а графиня Панина заняла должность товарища министра Народного просвещения С. С. Салазкина.

Георгий Васильчиков, ее племянник, записал слова современника о Софье Паниной в тот период (это был именно 1917 год), когда ей было около сорока шести лет: «Это была высокая, статная женщина, отлично сохранившаяся, довольно массивная, с открытым, благообразным продолговатым лицом, с ясными и живыми глазами, с сильными, часто порывистыми движениями. Она безупречно проста в манерах и обращении с людьми, подчас детски непосредственна, экспансивна. Внезапно она вспылит, нетерпеливо отмахиваясь рукою от чего-то, что ей не нравится, в голосе слышатся капризные нотки. Председательствуя в собраниях, она иногда срывается, проявляет нетерпение и настойчивость. Когда ей смешно, она откидывает голову назад и хохочет громко, с увлечением. Но, невзирая на эту экспансивность, высокая личная и общественная культура сквозит через все ее проявления. Теплота сердца, внимание к окружающим, широта порыва навстречу ко всему прекрасному придают исключительность ее высокогуманной личности».

Учитывая то обстоятельство, что занимать должности служащих в каком бы то ни было российском учреждении было разрешено женщинам только лишь в конце XIX века, выдвижение Софьи Паниной на высокие государственные посты было далеко не случайным стечением обстоятельств. Это стало возможным благодаря ее исключительному опыту, полученному многолетним ее служением культурным интересам и духовным запросам общества, искреннему стремлению принести ему пользу.

Последний состав Временного правительства продержался у власти один месяц, оно было свергнуто в результате большевистского переворота. Несмотря на то, что все министры Временного правительства были арестованы и находились в заключении в Петропавловской крепости, Софья Панина все еще оставалась на своем посту в министерстве. Подчиняясь решению партии кадетов об активном сопротивлении и саботаже работы учреждений, она взяла на себя ответственность за изъятие из министерской кассы значительной суммы, внеся ее на один из счетов зарубежного банка, и обязывалась вернуть их власти, легитимно избранной Учредительным собранием. Перейдя практически на подпольную работу, партия кадетов готовилась к участию в работе Учредительного собрания, и зачастую совещания проводились в доме Софьи Паниной на Сергиевской улице. 28 ноября, в день принятия Декрета Совнаркома о партии КД как о «партии врагов народа», одно из заседаний ЦК затянулось далеко за полночь, и графиня предложила остаться у нее на ночлег А. И. Шингареву и Ф. Ф. Кокошкину, не имевшим возможности переночевать в ином месте. Утром в дом графини нагрянули с обыском представители новой власти и, проведя обыск в ее доме, арестовали Панину и отвезли в Смольный не только ее, но и других видных руководителей партии: А. Шингарева, Ф. Кокошкина, а также пришедшего утром на Сергиевскую П. Д. Долгорукого. Чудом избежал ареста И. А. Астров — его вовремя предупредили.

Софью Панину отправили в женскую тюрьму на Выборгской стороне, остальных заточили в одном из тюремных бастионов Петропавловской крепости. Вскоре по делу Паниной о хищении средств состоялся Революционный трибунал, разбирательство закончилось тем, что друзья и соратники собрали необходимую сумму (около 93 тыс. руб.) и только после того, как средства были возвращены, накануне Рождества (по ст. стилю) Софью Владимировну освободили из-под ареста.

Первое дело, которым она была озабочена — это освобождение из тюрьмы своих коллег, которых она сразу же не преминула навестить в Петропавловской крепости. В конце концов, совместными усилиями родных и друзей удалось перевести болевших А. Шингарева и Ф. Кокошкина в Мариинскую больницу, но этот перевод оказался роковым для них обоих — в ночь на 7 января они были заколоты штыками матросов на больничных койках. А накануне, 5 января, опять-таки «уставшими» революционными матросами, было разогнано Учредительское собрание, в подготовке которого графиня Панина как член ЦК партии принимала самое деятельное участие.

На фоне всех этих событий Софья Владимировна принимает решение уехать из России через Финляндию, получившую независимость, в Швейцарию. Границу еще без проблем можно было быстро пересечь по Финляндской железной дороге, в Белоострове. Возможно, решение уехать в Швейцарию было обусловлено тем, что с сентября Посланником России там работал И. Н. Ефремов, бывший министр Государственного Призрения, и он мог способствовать скорейшему получению необходимой визы. А дальше путь С. В. Паниной лежал на юг России, в Крым, где в Гаспре постоянно проживали ее родители и где еще сохранялось сопротивление советской власти. Уже после ее отъезда очередной Декрет советского правительства от 15 апреля 1918 года, касавшийся непосредственно Софьи Паниной, лишил ее всего принадлежащего ей имущества, усадеб, дворцов и пр. — все было национализировано. Окончательно из страны Софья Владимировна с родителями и многими другими друзьями и знакомыми, в частности, с семьей Набоковых, которые почти год проживали в Гаспре, уехала из Крыма с остатками армии барона Врангеля. Не успел эвакуироваться из Крыма ее дядя Иван Сергеевич, он был расстрелян в Багреевке вместе со своим сыном Сергеем, беременной невесткой Ириной и ее матерью, княгиней Барятинской. Но, несмотря ни на какие потери и скитания, впереди у Софьи Владимировны Паниной была жизнь в Чехословакии, Соединенных Штатах Америки. Жизнь, полная начинаний, свершений и надежд.