Он всегда был и до последних дней остался отважным сторонником свободы.

Из романа Питирма Сорокина «Перед полднем», 1914—1916 год

«А вы, все живые и обреченные, бывшие, сущие и будущие… ступайте на широкую дорогу и идите, куда глаза глядят. Если нечего есть — грызите землю, если негде спать — ложитесь на дорогу, если хотите учиться — выбирайте учителей, нужду и свое разумение. Не бойтесь — найдите свой путь. Много опасностей — много и радости!» 

Первые скитания: Турья — Кинешма — Санкт-Петербург

Село Турья стоит на берегу реки Вымь в бывшем Яренском уезде. Это две с половиной сотни верст от Котласа и Великого Устюга. Прежде здесь проходил знаменитый «Березовский тракт» — путь из зырян (ныне республика Коми) в Зауралье.

В конце XIX века это село звали городком. Да то и был средневековый городок, мало изменившийся за пару веков. Летом шумела крупнейшая в округе ярмарка. Имелось два храма, приходская школа, земское училище, школа грамоты.

Здесь-то 21 января 1889 года и явился в мир Питирим Александрович Сорокин. Но грамоте выучился не там. Это вышло, как он пишет, случайно, во многом благодаря ремеслу отца, имевшего патент «золотых, серебряных и чеканных дел мастера», а по сути — странствующего церковного реставратора, учившего ремеслу своих детей. Странствия и увели Питирима, его родителей и братьев из Турьи. А после смерти матери и болезни отца забросили в село Палевица, где он, чиня местный храм, окончил приходскую школу.

Поиск работы привел мальчика в село Гам. А там — вот везенье! — открылся набор в школу, где готовили сельских учителей. Решив попытать счастья в открытом экзамене, Питирим с блеском справился с ним и был зачислен в школу со стипендией пять рублей в год. Прокормиться на них было нельзя. Но спасибо тетке Анисье Римских — два года она снабжала ученика сухарями. И вот, он значится в списке первого выпуска школы — Питирим Сорокин, сын мещанина.

Важно заметить, что на рубеже XIX—XX веков по уровню грамотности зыряне занимали третье место среди народов империи — после немцев и евреев. В Вологодской губернии имелась сеть учебных заведений от сельских школ грамоты до городских гимназий, реальных училищ и духовных семинарий.

Но Питирим продолжил учение в чужой стороне — в 1904-м убыл в Костромскую губернию, где поступил в Хреновскую церковно-учительскую школу. Отметим: все детство Сорокина было связано с Православием в самой его светлой и простой повседневности. Это оставило в его душе неизгладимый добрый след, ибо отрок постигал Закон Божий не зубрежкой, а через творческий труд в храме, игру и жизнь среди прихожан и духовенства.

Но при этом, Хреновская школа была одним из немногих церковных учебных заведений, открывавших путь к светскому образованию. Возможно, Питирим оставлял за собой право выбора: преподавание в системе церковного просвещения или учеба в гимназии. А там, Бог даст, и в университете…

Учится Сорокин примерно. Но в Хренове он начинает отсчет новой линии своей судьбы – в 1905-м присоединяется к эсерам. Брожение умов, охватившее страну, не миновало и школу. И Сорокин примкнул к движению, искавшему опору в широких крестьянских слоях. Куда ближе марксистской «борьбы за существование» ему была «борьба за индивидуальность».

Она-то и приводит его на четыре месяца в тюрьму города Кинешма. Этот первый срок, вспоминал ученый, был полезней, чем пропущенный семестр. Днем камеры не закрывали, и политические проводили время в дебатах и чтении. За решеткой юноша знакомится с трудами эсеров Лаврова и Чернова, анархистов Бакунина и Кропоткина, марксистов Плеханова и Ульянова.

Тюремное общение и чтение обогатили его и стойким интересом к социальной проблематике, и замыслом его первой книги «Преступление и кара, подвиг и награда».

В 1907 году его выпускают. И юный бунтарь с кличкой «товарищ Иван» уходит в нелегалы. Но местные эсеры отправляют его от греха подальше — в село Римья, где он помогает тетке Анисье собирать урожай.

Тяжкий труд — хорошая возможность подумать о жизни. Возможно, это он навел Питирима на мысль, что подполье зачеркнет его мечту об учебе. Меж тем, волнения в стране постепенно стихают, что дает недавнему сидельцу новые возможности.

В сентябре 1907 года на пароходе «Купчик» он отплывает в Вологду. А оттуда поездом — в Петербург. Но денег на билет до столицы нет, и он едет «зайцем» — на подножке вагона. А будучи пойман, продолжает путь, драя туалеты в поезде, что несет его к перрону Николаевского вокзала, на который он и сходит в начале октября 1907 года.

Здравствуй, столица империи — Санкт-Петербург!

Из протокола допроса ФБР от 18 июля 1954 года

«…Сорокин сообщил, что после 1900 года он заинтересовался созданием новой общественной системы… Когда монархия пала, он стал чиновником в правительстве Керенского и был известен таким лицам, как Николай Ленин, Иосиф Сталин, Лев Троцкий… Сорокин указал, что двое его братьев были убиты большевиками, что он сам трижды заключался в тюрьму и был приговорен ими к смерти…»

Петербург — Север — заграница — Петербург

В Питере Питирим репетиторствует за стол и жилье. Но денег на образование нет. И он обращается к почтенному земляку, философу и этнографу Каллистрату Фалалеевичу Жакову — первому коми, получившему звание профессора университета. С его помощью юношу принимают на вечерние Черняевские курсы, куда поступает и его однокашник по Хреновской школе — будущий видный ученый Николай Кондратьев, расстрелянный позже в «большой террор» на полигоне «Коммунарка».

Черняевские курсы открылись в 1902 году и названы в честь основателя — видного педагога Александра Черняева. Там преподавали лучшие ученые столицы. От платы за обучение освобождались хорошо успевающие слушатели. Для них в 1906 году стали читать лекции по университетской программе. Слушает их и Сорокин. Он спешит — пора сдать гимназический экзамен и получить высшее образование. Этому помогают полезные знакомства нового петербуржца — этнографы Василий Налимов и Алексей Сидоров, основатель журнала «Вестник Севера» Иван Шергин, член IV Государственной думы, священник, подвижник, эсер и поэт Димитрий Попов. Они вводят Сорокина в круг столичных интеллектуалов.

Зимой 1909 года он уезжает в Великий Устюг — готовиться к экзамену в гимназии. Экстерном. За восемь лет. И сдает его на «отлично». Дорога в университет открыта. Но там нет кафедры социологии. А именно эта стезя влечет Сорокина со времен первой отсидки. И он идет в Психоневрологический институт, который возглавляет знаменитый Бехтерев, а профильную кафедру ведут ученые с мировым именем — Максим Ковалевский и Евгений де Роберти. Там же учатся будущие советские деятели — Иван Смилга, Вячеслав Полонский, Михаил Кольцов, в 30-х убитые большевиками.

Профессора удивлены: Сорокин редко посещает лекции, но все сдает на «отлично». А он тем временем проходит курс, читая их книги. Так, теорию права и морали Льва Петражицкого он вместо года прошел за несколько дней.

Но Психоневрологический институт не дает отсрочки от армии. И Сорокин, не желая прерывать учение, переходит в университет — на юрфак, где немало внимания уделяют социальной проблематике. Там в нем признают способного ученого и дают стипендию, покрывающую расходы на образование и жизнь.

Лето он проводит на Севере, собирая материал, на основе которого пишет статьи о хозяйстве и обычаях зырян. За время учебы у него выйдет более десяти научных работ, в том числе книга «Преступление и кара, подвиг и награда». Ученая среда положительно встретит этот этюд в 500 страниц, обсуждавший основные формы общественного поведения и морали. И вот уже Сорокин — ассистент по кафедре социологии Психоневрологического института и личный секретарь Максима Ковалевского.

Иные авторы считают, что карьерой молодой ученый обязан причастностью к масонству, с коим связаны его наставники, Ковалевский и де Роберти, и что эти связи привели его в окружение Александра Керенского. Что ж, постулаты масонства — мир, братство, свобода, терпимость — близки Сорокину. Не зря Ковалевский, представляя его, называл «молодым Руссо» с убеждениями «в форме социалистической идеологии, основанной на этике взаимопомощи и свободы». Но социализм Сорокина — другого свойства, чем его знакомых-большевиков Льва Карахана и Георгия Пятакова (оба убиты в 30-х). Его основа — не война классов, но владение землей, кооперация и солидарность.

В 1910 году Питирим участвует в беспорядках, связанных с похоронами Льва Толстого. За ним приходят жандармы. А он ускользает и под видом курсанта военно-медицинской академии, везущего туберкулезного больного, бежит за границу. Но вскоре возвращается. И быстро попадает в тюрьму по поводу некоего фрондерского памфлета. Но нехватка улик, ручательство Ковалевского и членов Думы вызволяют его из тюрьмы.

В 1914-м он оканчивает университет с дипломом I степени. Начинается Мировая война, но Сорокина не призывают. Он оставлен для подготовки к профессорскому званию. Завершается формирование его мировоззрения, на которое влияют Конт, Спенсер, Вебер, Лавров, Михайловский, Кропоткин, Ростовцев и другие философы. По словам Сорокина, тогда его Weltanschauung представляет собой оптимистическое видение мира, сходное которому имели многие русские и западные мыслители той эпохи.

Наряду с подготовкой к профессорству и писанием статей, он работает над повестью «Прачечная человеческих душ» и другими художественными текстами.

В 1917 году Сорокин получает звание приват-доцента. А вот обсуждению диссертации так и не суждено состояться. Революция спутает планы. А вскоре большевики и вовсе отменят ученые звания (хоть и ненадолго).

Февральская революция влечет Сорокина в бурю большой политики. Он избран в Учредительное собрание, состоит в Российском Крестьянском совете, служит секретарем министра-председателя Временного правительства Александра Керенского и главным редактором газеты «Воля народа». Без устали ездит по Северу, готовя крестьянский съезд и Учредительное собрание. Много размышляет и пишет на темы социального равенства, отношений личности и государства, о проблемах войны и мира.

Из работы Питирима Соркина «Современное состояние России»

«Все четыре с половиной года пребывания в России (советской — Авт.) я не молчал, а говорил устно и печатно… Десятки аудиторий, вплоть до коммунистических митингов, могут хорошо удостоверить, как я „молчал“».

Дорога к стенке

После октябрьского переворота 1917 года Сорокин публикует статью «Победителям», где клеймит большевиков — «бандитов, насильников и убийц». Но борется он не только в печати. После заседания в защиту Учредительного собрания 2 января 1918 года, Питирим снова арестован и приговорен к смерти за подготовку убийства Ленина (дело сфабриковано). В тюрьме он читает в газетах свою речь, якобы произнесенную на заседании Учредительного собрания. Сорокин видит: свободу слова сменил тотальный контроль над прессой, свобода растоптана, путь к согласию закрыт.

Тут происходит чудо (в его удивительной жизни их было несколько) — Сорокина отпускают. А он спешит в Великий Устюг, где участвует в разработке планов освобождения России. Но и здесь кольцо чекистов сжимается. И не имея возможности скрыться, он сдается властям. И получает новый смертный приговор. В заключении он приходит к выводу, что выйти на волю нужно любой ценой. И пишет письмо власти, где признает, что «партия коммунистов делает… дело социалистического устройства государства», и он как социалист и честный человек не будет его тормозить. Этот шаг дается ученому с невероятным трудом, но открывает путь к свободе.

Знакомый с ним Ленин публикует в «Правде» статью «Ценные признания Питирима Сорокина», где подчеркивает, что такие как он представители крестьянства и демократы оказались врагами большевиков по случайности и заслуживают особого отношения. Их нужно привлекать к сотрудничеству. И Кремль втягивает их (порой под страхом смерти или гибели близких) в работу. Сорокин возвращается в университет.

Страшный 1918 год нанес ему тяжкую травму. 1919-й не обещает стать лучше. Сорокин пишет: «От наступающего года мы не ждем ни радостей, ни спокойствия. Если к концу его мы… останемся живы, то все будут счастливы…» Он видит вокруг печать смерти. Смута уносит жизнь его братьев. А он делает все, чтобы выжить и спасти семью — ведь он уже женат.

Но он не молчит, а отважно выступает. В том числе на заседании в честь 103-летия Петроградского университета. Говорит о свободе личности, уважении к человеку, созидательной любви, реформах вместо революций, кооперации вместо классовой борьбы, самоуправлении…

Итог: ректор и ряд профессоров уволены, социология упразднена. Но работать пока можно. С академиками Павловым и Бехтеревым он изучает голод как социальный феномен (увы, но возможностей для этого хватает), пишет книгу «Голод как фактор», а также статьи, где настаивает: «голод выходит победителем» в борьбе с принципами, а «беспринципный народ теряет свободу, величие, честь и хлеб».

Ленин в ярости. В статье «О значении воинствующего материализма» он гвоздит Сорокина «идеологом контрреволюции» и «советским Струве». А в письме в ЦК ВКП(б) от 16 июля 1921 года требует «безжалостной высылки за границу» интеллектуалов, что сеют «буржуазную заразу в аудиториях».

Следует новый арест. В деле сказано, что Сорокин «не прекращал антисоветской деятельности… контрреволюционную деятельность усиливал». Теперь из поединка со «зверем, которому пять лет смотрел в лицо», есть только два пути: гибель или эмиграция.

13 сентября 1922 года он дает подписку о выезде за границу в течение 10 дней, обещая не возвращаться без разрешения под угрозой смертной казни.

23 сентября Питирим Сорокин покидает родину.

Из газеты «Дни», 11 марта 1923 года

«Ярким оптимизмом была проникнута речь профессора Сорокина… Он говорил [что] несмотря на тягчайшие испытания, Россия возрождается, и задача эмиграции содействовать ее возрождению, т. е. готовиться к скорой практической работе».

Питер — Прага. Новый маршрут

24 сентября «философский поезд», в котором вместе с Сорокиным и его женой едут видный экономист, бывший министр временного правительства Алексей Пешехонов, экономист Илья Баккал, историк Венедикт Мякотин и другие интеллектуалы, прибыл в Ригу. А уже 8 октября русская газета «Руль» известила читателей о лекции профессора Сорокина в Русском доме в Праге, куда он прибыл «по приглашению президента Чехословацкой Республики доктора Масарика».

Они познакомились в Петербурге в июне 1917-го в редакции газеты «Воля народа», о чем Сорокин написал в дневнике: «Сегодня профессор Масарик из Праги посетил меня в редакции. Разговаривать с этим рациональным, интеллигентным, серьезным и широко мыслящим человеком было одно удовольствие. …Без сомнения, с такими руководителями, как Масарик, Чехословакия завоюет свою независимость».

И вот, свободная Прага зовет русского изгнанника. В книге «Дальняя дорога» Сорокин пишет, что он «…получил из чехословацкого посольства приглашение… президента Чехословацкой Республики приехать [с супругой] в Прагу в качестве официальных гостей. Следующим же вечером мы уже обедали с президентом… Этот великий человек, ученый и государственный деятель оставался столь же искренним и естественным в своих манерах, как и раньше, когда сам был скромным эмигрантом».

33-летний Сорокин становится одной из ярких фигур пражской эмиграции. Уже 10 октября 1922 года он избран председателем Правления Союза русских писателей и журналистов, в которое вошел видный автор и мыслитель Петр Струве. 7 ноября профессор выступает с лекцией «Две морали», а Струве участвует в ее обсуждении. Сорокин пишет в чешские, парижские и немецкие газеты, публикует первую в эмиграции статью «Состояние русской социологии за 1918—22 гг.», где критикует ситуацию в этой области в Советской России, печатается в русскоязычных парижских «Современных записках», берлинских «Днях», пражской «Воле России».

Своим положением он доволен. В одном из писем ученый сообщает: «Чехия… процветает и находится в экстазе творчества. Отношение к русским великолепное». И впрямь: Питириму Александровичу дали статус почти академика — профессорский оклад с обязанностью вести исследования, но без чтения лекций. Но он их читает, и с успехом: «Основные вопросы социологии», «Сущность марксизма», «Проблемы демократии и диктатуры» и «Основы политической идеологии будущей России» собирают весомые аудитории, вызывая жаркую полемику. В Чехии и Европе есть спрос на его книги. Прежде всего — на «Курс физиологии». «Я ушел дальше по тому пути, — говорит Сорокин в письмах, — на который здесь только ступают».

Не сторонится ученый и политики — входит в группу «Крестьянская Россия». По его инициативе 25 апреля 1923 года Союз русских писателей и журналистов принимает резолюцию, осуждающую преследования Патриарха Тихона, и решает провести совместный российско-чешский митинг протеста.

«Полное банкротство коммунизма и превращение коммунистической власти в простую неограниченную тиранию авантюристов…» — так оценивает Сорокин ситуацию на родине. Но при этом замечает, что банкротство режима не означает его краха: «Советская власть падет — это верно, но неизвестно когда…» Впрочем, он живо обсуждает будущее политическое устройство страны: «Я выбираю республику, — заявляет профессор. — <…> Должно быть демократическое государство, основанное на частной инициативе, на автономии населения и, конечно, на принципе частной собственности».

Следуя эсеровской традиции, в центр своей идеологии Сорокин ставит интересы народа. «Главное, — пишет он, — это интересы 130-миллионного русского населения… Без возрождения русского крестьянства невозможно возрождение России. <…> Необходима экономическая, культурная, политическая организация земледельческого класса».

В этом он видит задачу русской интеллигенции. И при этом оценивает ее состояние за границей: «сгорел романтизм» в ее отношении к народу. Она в огромной ее части «сама вышла из народа и ничего ему не должна». Она утратила социалистические иллюзии, капиталист-собственник получил в ее глазах кредит доверия как организатор хозяйства, а не эксплуататор. Интеллигент теперь деловит, и в этом приближается к западному. Психология «лишнего человека» ему чужда. При этом он в куда большей мере, чем прежде, проникнут религиозным чувством. Таковы результаты исследований Сорокина.

Взгляды и выступления профессора вызвали критику «сменовеховцев». Обманутые НЭПом и ждущие возвращения под власть «изменившихся большевиков», они вели просоветскую агитацию среди эмигрантов. Еще живя в Советской России, Сорокин назвал таких деятелей «паразитами паразитов».

Ему чужды пропагандисты большевизма в эмигрантской среде, а сам большевизм еще более. Поэтому Сорокин активно, хотя и заочно, участвует как свидетель в процессе над Александром Конради и Аркадием Полуниным, обвиненными в убийстве полпреда СССР в Италии Воровского. Его эмиграция превратила в суд над красной властью. И важную роль в оправдании обвиняемых сыграли показания Сорокина, опубликованные в ряде европейских газет и пригвоздившие коммунистов к позорному столбу.

И все же наука на первом месте. «Работает по 14 часов в сутки, — пишет высланный из России в 1923 году издатель Долмат Лутохин. — Работает над английским языком. Стал очень деловым».

Сорокину нужен английский. Он едет с курсом лекций в США. «Если условия будут хороши, останусь», — замечает он в одном из писем.

В Праге у профессора все идет как нельзя лучше. Ему предлагают возглавить Чехословацкий социологический институт. И все же он решает ехать. В США питают острый интерес к его трудам и к нему лично. И Америка предлагает куда более широкие возможности научного поиска. А это ученый ценит более всего.

10 октября 1923 года Сорокин, оставив в Праге жену Елену, отплыл из Триеста в Америку, которая на многие годы станет полем его изысканий и трудов.

Из протокола допроса ФБР от 18 июля 1954 года

«Сорокин сказал… что любой кризис, независимо от его характера, поможет тоталитарному правительству выживать и процветать. Поэтому все нации мира должны сделать все, что в их силах, для недопущения 3-й мировой войны».

Тихая пристань и возвращение

Условия в Америке были очень комфортными и для жизни, и для занятий. Она стала для Сорокина тихой пристанью. У него растут сыновья, есть «дача» на живописном озере у канадской границы и дом с роскошным садом в Массачусетсе, где он преподает в Гарварде и работает над книгами. Первый его большой труд, изданный в США — «Современные социологические теории», по словам коллег, потряс самых придирчивых представителей академической среды. Второй важной работой стала «Социальная мобильность». Затем вышла «Социология. Выбор пространства для концентрации» и еще десятки книг и статей в ведущих изданиях. Сорокин — кумир студентов. На его лекции ходит до тысячи человек.

Он мало занимается политикой, хотя считает важным «открывать людям глаза на мерзости большевизма». Кое-что меняет Вторая мировая война, в ходе которой он счел Кремль злом меньшим, чем Рейхсканцелярия, поскольку СССР бился с нацизмом вместе с демократиями Запада. Он и его супруга помогали собирать деньги и гуманитарную помощь советским людям, что вело к вольным и невольным связям с левыми группами.

Это вышло ученому боком. Когда сенатор Джо Маккарти вел кампанию против левых и всех, кто с ними связан, ФБР проверило и Сорокина. На допросе в мае 1954 года выяснилось, что он не связан с подрывными структурами, но позволял «использовать свое имя в связи с усилиями по борьбе за мир во всем мире». Это осталось без последствий.

В 1950—60-х годах Питирима Александровича, как и многих его коллег, пугает угроза ядерной войны. Он считает главной задачей спасение мира от гибели. Сорокин убежден: конфликт систем лишь на руку Советам, и утверждает, что «лучший метод победы над тоталитаризмом — предотвращение кризисов, помогающих ему укрепляться». Он считает коммунистов «продуктом выродившейся культуры» и полагает, что «мир должен внутри себя создать идеалистическую культуру, в которой коммунизм быстро разложится».

В 1959 году в звании почетного профессора Гарварда Сорокин уходит на пенсию. А в 1963-м его избирают президентом Американской социологической ассоциации. После его смерти в семейном доме Сорокиных на Клиффорд-стрит в Винчестере, штат Массачусетс, Ассоциация учреждает премию его имени за лучшую книгу по социологии.

За 20 лет до того усилиями ученого был создан Гарвардский исследовательский центр творческого альтруизма, который он возглавлял до конца дней. Тема бескорыстия и любви занимала его много лет. Заметим: книга «Пути проявления любви и сила ее воздействия» стала помехой его поездке в Россию, которую профессор хотел навестить. Он послал эту работу по почте одному из коллег в Москву. При проверке посылки власти заключили, что автор, «…когда касается Советского Союза, допускает враждебные высказывания, искажает природу общественного и государственного строя». Это ставит крест на адресованном ему приглашении АН СССР посетить родину.

И все же Сорокин возвращается в Россию. В виде биографий, книг, статей, памятника и памяти.

В каком-то смысле он ее и не покидал. Память о нем запечатлена в легендах зырянского народа, сложенных в краю, где он рос и трудился. В них Сорокин предстает своего рода Робином Гудом, человеком немалой силы и огромного роста (последнее — правда). Рассказывают, что ему достались несметные деньги и на них выстроен университет в Усть-Сысольске, а сам он бежал за границу с мешком золота. Жителей села Римья и по сей день кличут «сорокинцами». В его детстве и в годы ученых изысканий, коми на своем наречии звали его Сорока Петь. А в краткий период Республики Россия к этому добавилось прозвище Ыджидморт — «большой человек».

Таким — большим, очень большим человеком — помнят его Россия, Прага, Америка и мир.

Автор благодарит Фонд «Институт развития им. Г. П. Щедровицкого» за предоставленную возможность пользоваться при работе над текстом материалами изданной фондом серии «Философия России. Первая половина XX века».