О событиях тридцатилетней давности написано и сказано очень много, в том числе в августе 2021 года, когда СМИ, историки и публицисты вновь обратились к ним, пытаясь понять, что, собственно, происходило в те дни и как это сказывается, если сказывается вообще, на современной России.

Хронология и основные версии того, что в Генеральной прокуратуре России назвали тогда «кремлевским заговором», хорошо известны. Тем не менее в его истории имеется немало белых пятен и вопросов без ответов. Достаточно сказать, что следственное дело по обвинению нескольких высших руководителей бывшего СССР в государственной измене в форме заговора с целью захвата власти до сих пор имеет гриф «совершенно секретно». Это заставляет предполагать, что подлинная история августовского путча заметно отличается от общеизвестных трактовок. Сегодня, если опираться не на конспирологические фантазии, а на факты, мы можем только назвать некоторые обстоятельства, заставляющие сомневаться в том, что кажется очевидным.

«Сохранить империю, не применяя силу, невозможно …»

Создание и провал Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) стали кульминацией острейшего системного кризиса советской империи, своего рода «моментом истины», когда ее судьба стала окончательно ясной — она разваливается, и остановить этот процесс невозможно. С политической арены исчезла ее главная несущая опора — партийный аппарат. Власть потерял первый и последний Президент СССР Михаил Горбачев. После поражения ГКЧП вопрос был лишь в том, когда и как фактический распад Советского Союза получит юридическое оформление.

Если пользоваться медицинской терминологией, то 19—21 августа 1991 года лопнул нарыв, вызревавший в бывшем СССР как минимум полтора-два года. К этому моменту достигли максимума противоречия между реакционной частью тогдашнего советского бюрократического истеблишмента, включая многих генералов армии и госбезопасности, и ее многочисленными противниками: убежденными демократами антисоветского направления, прагматиками из партийно-государственного аппарата и набиравшими силу русскими националистами фашистского толка, ненавидевшими и Горбачева, и Ельцина, и коммунистов, и демократов, и особенно Запад, находящийся, по их мнению, под властью некоей глобальной масонско-сионистской сети.

В высшем руководстве страны, Политбюро ЦК КПСС и окружении Михаила Горбачева столкнулись сторонники и противники реформ, сам Президент СССР метался между ними, постепенно склоняясь к так называемому «силовому варианту», не рискуя, однако, брать на себя ответственность за подавление демократических и национально-освободительных движений армией и КГБ. В результате политика союзного центра приобрела хаотический характер.

Экономическая ситуация к лету 1991 года оказалась в катастрофическом состоянии. Наиболее болезненным в политическом отношении был тотальный дефицит продовольствия и потребительских товаров. Заведующий отделом социально-экономической политики ЦК КПСС А. Власов сообщал руководству страны: «Начавшийся в первом квартале сего года спад выпуска товаров народного потребления в апреле-мае составил 8 %. Производство продуктов питания сократилось на 10 %, а товаров легкой промышленности — на 12 %»¹. Причины этого кроются, с одной стороны, в упорном сопротивлении союзного руководства введению свободных цен и прекращению финансирования огромного неэффективного госсектора, производящего либо военную технику и вооружения, либо никому не нужную, не пользующуюся спросом продукцию. С другой — падение цен на нефть и прочие экспортные товары лишило СССР возможности закупать продовольствие и иную необходимую продукцию за рубежом.

В союзных республиках партийные круги все яснее видели импотентность Горбачева и его окружения и склонялись к мысли о том, что необходимо брать в свои руки всю полноту власти либо в союзе с национально-освободительными силами, как это было, например, в Украине и Молдове, либо попросту объявив себя самостоятельными лидерами новых независимых государств, как это произошло в Центральной Азии.

«К концу 1990 — началу 1991 г., — писал Егор Гайдар, — противоречие между невозможностью сохранить империю, не применяя силу, и беспочвенностью надежд на финансовую помощь Запада при попытках удержать империю силой, проявляются в полной мере. Именно это объясняет неожиданные и резкие политические повороты советского руководства»². Наиболее острым из таких «поворотов» и стал августовский путч.

«Заря» не выходит на связь

Летняя резиденция президента СССР в Крыму, в двух километрах от Фороса, имела кодовое название «объект Заря». Почему этот «объект» был назван именно так, я никаких сведений не нашел. Возможно, это название принадлежит супруге Горбачева, Раисе Максимовне, которая очень внимательно следила за строительством и оборудованием «объекта», возможно, какому-нибудь романтически настроенному сотруднику Девятого управления КГБ, отвечавшему за охрану и обслуживание высшего руководства СССР. Однако прямого отношения название этой резиденции к разыгравшимся там тридцать лет назад событиям не имеет.

В воскресенье 18 августа в 16:32 по московскому времени все линии коммуникации «Зари» с окружающим миром, в том числе специальная сильно защищенная система, связывающая верховного главнокомандующего с высшим военным руководством СССР в случае войны, были отключены. В этот же момент в главные ворота резиденции въехало несколько черных автомашин. Появившиеся оттуда люди, не обращая внимания на ошалевших телохранителей, вошли в здание и поднялись на второй этаж к кабинету Горбачева. Начальник охраны доложил президенту, что «приехала группа товарищей». По словам Горбачева, он был возмущен: посетители прибыли без приглашения и даже без предварительного согласования. Тем не менее согласился на беседу, поскольку гости входили в высший круг советского руководства. Это были секретарь ЦК КПСС Олег Шенин, глава военно-промышленного комплекса Олег Бакланов, Главнокомандующий сухопутными войсками Валентин Варенников, руководитель аппарата президента Валерий Болдин. Их сопровождал начальник Службы охраны КГБ (так с 1990 года стало называться Девятое управление) Юрий Плеханов.

О том, как именно проходил разговор Горбачева с незваными гостями, известно крайне мало. Собственно, и бывший президент СССР, и бывшие путчисты сходятся в одном: приехавшие доказывали, что страна летит в пропасть и остановить это можно лишь введением чрезвычайного положения. Горбачеву было предложено либо самому ввести это положение, либо подать в отставку, либо временно передать власть вице-президенту Геннадию Янаеву. Горбачев не принял ни один из этих вариантов. Но вот о том, чем окончился разговор, показания расходятся. Путчисты утверждают, что Горбачев произнес нечто вроде «делайте, как знаете». Сам Горбачев публично рассказывал, что просто выгнал заговорщиков, не пожелав иметь с ними никакого дела.

Но осенью 1991 года в разговоре со следователем, ведшим дело о государственном перевороте, президент СССР сообщил следующее. «Мое итоговое суждение было таким: „Возвращайтесь и доложите мою точку зрения. И передайте, что если возникла такая ситуация, то немедленно надо собирать Верховный Совет или съезд“». Вопрос следователя: «Вы попрощались с ними за руку?» Ответ Горбачева: «Да. Я все же считал, что после такой встречи, после этого „душа“, доложат все и взвесят, обдумают. Потому что разговор мой с ними был очень резкий»³. По сути дела, Горбачев согласился с введением чрезвычайного положения, «если возникла такая ситуация», но только решением Верховного совета, как это полагается по закону.

Ощущение двусмысленности, которое оставляет встреча на объекте «Заря», усиливается и в результате признания Горбачева в том, что о подготовке переворота он был хорошо осведомлен. В августе 2011 года на пресс-конференции, посвященной 20-летию путча, он сказал буквально следующее: «Говорят, Горбачев знал, а как ему было не знать... Откуда только не звонили мне, не предупреждали: путч, путч, путч... Мое окружение... Самое главное было не довести до крови большой... И мы избежали. Гражданская война могла бы быть»⁴. Почему то ли путч, то ли его провал, то ли заточение Горбачева в Форосе помогли избежать гражданской войны, непонятно. Но интересно другое: Генеральный секретарь ЦК КПСС, Президент СССР осведомлен о подготовке государственного переворота и, тем не менее, покидает столицу, в которой полноправными хозяевами оказываются будущие заговорщики, и уезжает в Крым, куда его сопровождают ближайшие помощники, в том числе Анатолий Черняев и Евгений Примаков. Странно, не правда ли? Тем более что подготовка к введению чрезвычайного положения шла уже несколько месяцев.

Подготовка переворота

Зимой 1990/91 гг. по Москве поползли зловещие слухи о том, что готовится то ли военный переворот против Горбачева, то ли введение чрезвычайного положения по инициативе самого президента СССР. Сейчас точно известно, что в конце декабря 1990 года два высокопоставленных сотрудника КГБ СССР — помощник начальника Второго главного управления (контрразведки) полковник Алексей Егоров и помощник председателя КГБ Владимира Крючкова (впоследствии заместитель начальника разведки) генерал-майор Владимир Жижин — разработали первый пакет документов о введении чрезвычайного положения. Они рассмотрели четыре варианта на случай критического развития ситуации: чрезвычайное положение в стране, чрезвычайное положение в Москве, прямое президентское правление в стране, прямое президентское правление в Москве. Были подготовлены, помимо всего прочего, проекты указов Президента и постановления Верховного Совета о введении чрезвычайного положения. Известно также, что делалось это по прямому поручению Горбачева, переданному исполнителям через Крючкова⁵.

4 декабря 1990 года Политбюро ЦК КПСС приняло решение о создании в составе КГБ дивизий специального назначения и о передаче последнему 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и 75-й мотострелковой дивизии Закавказского военного округа⁶. 19 марта 1991 года приказом Крючкова управление КГБ по Москве и Московской области, которое находилось в ведении московских властей, где доминировали сторонники Бориса Ельцина и Демократической России, было переподчинено центральному аппарату Комитета. Тогда же в штаб-квартире КГБ был создан Оперативный штаб, а через пару недель — Управление по руководству специальными частями войск КГБ⁷. По Москве распространились слухи о том, что в Кремле был расконсервирован подземный пункт управления войсками и органами власти, предназначенный для действий во время войны.

До августовского путча попытки введения чрезвычайного положения предпринимались в 1991 году как минимум трижды. Историки сходятся на том, что если бы в январе войскам и группе «Альфа» удалось подавить освободительное движение в балтийских республиках, то чрезвычайное положение было бы установлено по всей стране. Во второй раз страна была на грани переворота, инициируемого Кремлем, в конце марта, когда в Москве прошли грандиозные демонстрации в поддержку Бориса Ельцина и российского руководства, организованные Демократической Россией. И, наконец, третья была предпринята в июне.

17 июня 1991 года на закрытом заседании Верховного Совета СССР выступили премьер Валентин Павлов, министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго и председатель КГБ Владимир Крючков. Они заявили, что армия разваливается, активизируется ЦРУ, экономика в коллапсе. Павлов потребовал предоставить ему чрезвычайные, по сути дела — президентские полномочия. Во время обсуждения этих требований 21 июня Горбачев заявил, что это он «поручил» B. C. Павлову выступить с таким докладом. Язов впоследствии сообщил: «Горбачев предложил мне, Пуго, Крючкову и Павлову выступить на сессии Верховного Совета и самым добросовестным образом рассказать о положении в стране»⁸. Комментируя эти события, Евгений Савостянов, видный деятель Демократической России, после августа 1991 года — начальник Московского управления КГБ/ФСК, сказал: «17 июня была первая попытка ГКЧП, удалось ее сорвать только благодаря визиту Попова к Мэтлоку, послу США, которого он предупредил о готовящемся перевороте, тот предупредил Буша, а Буш сказал Горбачеву: „Мы все знаем“. Сказать „я был не в курсе“ Горбачев не может, и Горбачеву пришлось это дело решительно свернуть»⁹.

Практическая подготовка четвертой, последней попытки переворота началась сразу же после отлета Горбачева на отдых в Форос. 5 августа Крючков поручил Егорову, Жижину и командующему ВДВ генералу Павлу Грачеву подготовить в условиях строгой конспирации аналитические материалы о введении чрезвычайного положения. 15 августа была начата тотальная прослушка всех телефонов правительственной связи. 17 августа в состояние полной боевой готовности приведена группа «Альфа». Проведена серия совещаний будущих членов ГКЧП. Вечером 18 августа прибывшие из Фороса заговорщики доложили о разговоре с Горбачевым. Путч начался.

Путч

В 6 часов утра советское радио и телевидение сообщили о создании ГКЧП, о том, что Президент СССР болен и его обязанности выполняет вице-президент Геннадий Янаев. В «отдельных местностях» (не сказано, в каких именно. — Ю. Ф.) вводится чрезвычайное положение. Был объявлен состав ГКЧП: Янаев, Павлов, Крючков, Язов, Пуго, Бакланов, а также президент Ассоциации государственных предприятий Александр Тизяков и председатель Крестьянского союза Василий Стародубцев. Группа «Альфа» расположилась вблизи дачного поселка Архангельское, где в те дни жили члены российского руководства, включая президента России Бориса Ельцина, и ждала приказа на их арест. В 7 часов утра на улицах Москвы появились первые танки и бронированные машины расположенных вблизи столицы Таманской и Кантемировской дивизий, а также 106-й дивизии ВДВ под командованием генерала Александра Лебедя. Части ВДВ, мотострелковых войск и морской пехоты были переброшены к Ленинграду, Киеву, Таллину, Тбилиси и Риге.

Когда прошел первый шок, стало ясно, что страна раскололась на три лагеря. Первый, очень небольшой, состоял из представителей наиболее реакционных групп населения, которые стали посылать приветственные телеграммы ГКЧП. На другом полюсе активизировались противники путчистов, возникли центры сопротивления, главные из которых находились в Москве и возглавлялись лидерами Демократической России, членами Межрегиональной депутатской группы и другими сторонниками Ельцина. Но большая часть советских граждан и сотрудников государственного аппарата, в том числе, кстати, офицерского корпуса армии и госбезопасности, просто ждали, кто одержит верх. Рассказывали, что во многих ведомствах и академических институтах выстроились очереди членов КПСС, которые, сохраняя членство в партии, с начала 1991 года перестали платить членские взносы. Теперь они поспешили расплатиться с этими долгами.

19 августа стало ясно, что события разворачиваются не совсем так (или совсем не так), как рассчитывали заговорщики. Уже в 9 часов утра высшие руководители России выпустили Обращение к гражданам России. В нем говорилось:

«В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. <…> Мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом». Было сказано о том, что причина переворота — «озлобление реакционных сил», толкнувшее их на «безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами». Говорилось, что «ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота». И самое главное: «Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета. Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным Законам и Указам Президента РСФСР». Это Обращение подписали президент РСФСР Борис Ельцин, председатель Совета министров России Иван Силаев и председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов.

Через несколько часов, стоя на танке, президент России прочитал это Обращение собравшимся у Белого дома защитникам российской власти. В те же часы он подписал Указ № 59, которым объявил ГКЧП антиконституционным органом, а его создание — «государственным преступлением»: «Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного комитета, подпадают под действия уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону».

Указ № 59 был не политическим, как Обращение, а юридическим документом. Его появление и распространение кардинально изменило ситуацию и стало предпосылкой поражения заговорщиков. Суть в том, что Конституция СССР и РСФСР не предусматривали никаких структур типа ГКЧП, последний появился на свет в результате решения узкой группы лиц, не имел права вводить чрезвычайное положение — это прерогатива Президента СССР и Верховного Совета. Иными словами, с юридической точки зрения ГКЧП не обладал властным статусом, его распоряжения не имели никакой силы, а создатели были преступниками. В отличие от ГКЧП, президент России был избран всенародным голосованием и обладал несомненной легитимностью. Это прекрасно понимали сотрудники и руководители государственных ведомств, офицерский корпус армии, МВД и госбезопасности. Простое чувство самосохранения заставляло их, как минимум, воздержаться от выполнения приказов и распоряжений группы людей, не имеющих никаких прав такие приказы издавать. При этом появление указа президента России, обладающего неоспоримым правом издавать обязательные для исполнения распоряжения, поставило весь госаппарат России перед дилеммой: либо подчиниться ГКЧП и оказаться преступниками, либо если и не поддержать российские власти, то не выступать против них.

При этом решительность российского руководства резко контрастировала с пассивностью заговорщиков. ГКЧП никак не мог провести пресс-конференцию, чтобы объяснить свои действия и обозначить программу. Это произошло только вечером 19 августа, и никаких вразумительных ответов на накопившиеся у общества и элиты вопросы дано не было. А дрожащие руки Янаева лучше всяких слов говорили о морально-психологическом состоянии людей, претендующих на всю полноту власти. Иногда сложившуюся днем 19 августа ситуацию называют «двоевластием»: одним ее центром являлся ГКЧП, другим — Белый дом, штаб-квартира российского руководства. Думается, однако, что правильней было бы назвать ее «безвластием», поскольку государственные ведомства и силовые структуры застыли, ожидая, кто в конечном итоге окажется победителем. Рассказывают, например, что начальник советской разведки генерал Шебаршин целый день 19 августа демонстративно играл в теннис, всем своим видом показывая: я в этом не участвую. Правда, он не приехал и в Белый дом на помощь Ельцину. Он просто играл в теннис.

Свою роль в том, что российский и, в целом, советский истеблишмент не поддержал ГКЧП, сыграло и отчаянное экономическое положение страны. «О крупных западных кредитах в случае успеха ГКЧП думать не приходилось. Новым властям пришлось бы принимать решения о дальнейшем сокращении закупок продовольствия, сбросе поголовья скота, сокращении импорта других продовольственных товаров, остановке заводов из-за отсутствия импортных комплектующих»¹⁰. Иными словами, страну ожидал не просто продовольственный дефицит, а голод, со всеми вытекающими из этого последствиями: массовыми беспорядками, разгромом органов власти и хаотической гражданской войной. Такая перспектива, понятно, никого не прельщала. Брать на себя ответственность за экономическую катастрофу никто не хотел. Возможно, именно поэтому премьер Валентин Павлов в те дни пребывал в состоянии глубокого алкогольного отравления.

Судьба заговора решилась в ночь с 20 на 21 августа. К вечеру второго дня путча Крючков и несколько генералов КГБ и Министерства обороны пришли к выводу, что необходимо силой захватить Белый дом, ликвидировать или интернировать российское руководство. Заместитель министра обороны генерал Ачалов разработал план операции под названием «Гром», выполнять который должны были группа «Альфа» и несколько частей ВДВ. Историки и военные уверены в том, что выполнить этот план было возможно, но количество жертв составило бы почти тысячу человек. Однако остановило спецназовцев не это, а отсутствие письменного приказа. Они не хотели стать козлами отпущения, а ни Крючков, ни министр обороны Язов не рискнули такой приказ отдать.

Дальнейшие события хорошо известны. Утром 21 августа войска начали выходить из Москвы. В середине дня заговорщики приняли решение лететь в Крым и попытаться договориться с Горбачевым. Делегацию ГКЧП Горбачев не принял, его освободила из изоляции и перевезла в Москву группа сотрудников МВД, оказавшихся лояльными российской власти, под командованием вице-президента России Александра Руцкого. Члены ГКЧП и их ближайшие подельники были арестованы. Через несколько дней Борис Ельцин на заседании Верховного Совета на глазах у Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева подписал указ о запрещении КПСС. Страна вступила в новый этап своей истории.

Загадки путча

Как уже говорилось, в истории августовского путча есть белые пятна и загадки. Их, по сути дела, две. Первая: в чем причины странного поведения ГКЧП, который нарушил все хорошо известные, причем не только высокопоставленным сотрудникам КГБ, правила государственного переворота? Вторая: какую роль играл в нем Михаил Горбачев?

Начнем с первой. 19—20 августа в Москве и других ключевых городах работала связь, по факсам рассылались документы российского руководства, не было глушения западных радиостанций, не был закрыт международный аэропорт Шереметьево, Борису Ельцину и его окружению позволили спокойно выехать из дачного поселка и организовать в Белом доме центр сопротивления заговору. В ночь с 18 на 19 августа не были заняты ни Белый дом, ни Моссовет, ни другие здания, где были средства связи и иные технические возможности организовать противодействие ГКЧП. Его фактический руководитель Крючков отказался принять решение о силовом подавлении сопротивления.

Журналисты российского издания The New Times рассказывают о малоизвестном факте. Ранним утром 22 августа, после возвращения из Фороса, в аэропорту Внуково-2 прикрепленные к Крючкову офицеры «Альфы» готовы были уничтожить слабую команду следователей российской прокуратуры и нескольких офицеров МВД, пришедших туда арестовать еще несколько дней тому назад всемогущего шефа КГБ. Но Крючков скомандовал своей охране: «Сдать оружие»¹¹.

Одна, практически ставшая официальной, версия такого поведения Крючкова и его окружения состоит в том, что они «не хотели крови». Версия эта малоубедительна. Руководители КГБ и советской армии легко проливали кровь мирных людей, например в Афганистане. Другое распространенное объяснение — Крючков намеревался договориться с Ельциным: якобы переговоры между ними шли на протяжении всех трех дней путча, хотя эта информация не имеет надежного подтверждения. И опять возникают серьезные сомнения: с самого утра 19 августа Ельцин занял принципиальную позицию, объявив членов ГКЧП заговорщиками и преступниками. Никакая договоренность с ними после этого была для Президента России просто невозможна.

Нелепое поведение организаторов ГКЧП, скорее всего, объясняется тем, что они сперва начали путч, а потом уже осознали, что надежной поддержки в армии и госбезопасности у них нет. В упомянутой статье в The New Times рассказывается, например, что был зафиксирован «звонок Ельцина генералу Павлу Грачеву утром 19 августа. На вопрос Ельцина „Могу ли я на вас рассчитывать?“ тот якобы ответил: „Это сложный вопрос. Постараюсь сделать все, что в моих силах“»¹². Иными словами, как минимум часть советского генералитета могла выступить против ГКЧП, а в открытом столкновении с армией КГБ был обречен на поражение, тем более что армейские командиры с первых дней советской власти испытывали к чекистам далеко не самые теплые чувства.

Серьезные сомнения вызывает поведение Горбачева. Выше говорилось о его попытках несколько раз ввести в СССР чрезвычайное положение. Непонятен его отъезд в Форос в исключительно напряженный политический момент, накануне подписания крайне важного для него нового союзного договора, при том что он прекрасно знал о готовящемся перевороте, организаторы которого стремились не допустить этого подписания, а также поведение во время встречи с будущими ГКЧПистами. Заслуживает внимания мнение Евгения Савостьянова: «Это была стратегия цивилизованного розыгрыша. Горбачев делал вид, что он хочет создать какое-то очень мягкое объединение, а потом, как он рассказывал, подтянуть вожжи. А республиканские вожди делали вид, что они верят Горбачеву, и выигрывали время для того, чтобы подготовиться к самостоятельному плаванию»¹³.

Ответы на эти и другие вопросы и загадки августовского путча, возможно, будут найдены после того, как будет рассекречено следственное дело по обвинению заговорщиков в государственной измене. Но в конечном счете это не меняет важнейших итогов того, что произошло 19—21 августа 1991 года. Развалились политические и идеологические скрепы советской империи. Противоречия между союзным центром и республиканскими элитами разрешились в пользу последних. В России реальная власть оказалась в руках Бориса Ельцина и его сторонников. Начался заключительный этап драмы под названием «Конец империи».

Окончание следует