Чтобы реформы не остановились

На апрельском пленуме ЦК 1968 года реформаторы вошли в руководство компартии Чехословакии (КПЧ), 5 января вместо консервативного коммуниста Антонина Новотного первым секретарем был избран Александр Дубчек. КПЧ взяла курс на демократизацию всех политических и общественных институтов, отмену цензуры и введение механизмов заводского и территориального самоуправления. Устремления коммунистов-реформаторов ограничивались построением «социализма с человеческим лицом», в то время как многие представители прогрессивной интеллигенции и заводских советов требовали большего, например, восстановления многопартийности и политического плюрализма, который существовал в стране до 1948 года. Поддержка реформ Пражской весны была массовой.

«Воодушевление реформаторов, которое вначале ими двигало, начало иссякать в результате контроля союзников — Москвы, восточного Берлина и Варшавы — и непрерывной критики развития Чехословакии с их стороны, — утверждает историк Олдржих Тума. — Все это оказало влияние на политику руководства Дубчека, которое постепенно отдалялось от некоторых первоначальных представлений. Содержание манифеста связано с реакцией на изменяющуюся ситуацию в Чехословакии и тревогой — реформационный процесс останавливается».

Первыми воззвание подписали интеллектуалы, включая виднейших общественных деятелей, а позже и тысячи граждан Чехословакии. Некоторые историки предполагают, что их число достигло миллиона.

Ученые сказали вслух то, что думал народ

Инициатива создания и обнародования манифеста принадлежит четырем ученым из Академии наук, в том числе замечательному химику, изобретателю силикона и мягких контактных линз Отто Вихтерле. Автором текста воззвания, сформулированного за два месяца до вторжения в Чехословакию «братских войск», стал писатель и журналист Людвик Вацулик. В 1967 году на IV съезде Союза писателей Чехословакии он выступил с требованием отмены цензуры, за что был исключен из партии, в 1969-м его книги оказались под запретом. В 1977 году Вацулику предстояло стать одним из лидеров правозащитной организации «Хартия-77».

В интервью «Радио Прага» в 2008 году Людвик Вацулик подчеркнул, что ученые в то время взяли на себя смелость сказать вслух то, что думали остальные граждане страны. Они считали необходимым призвать народ к поддержке прогрессивного крыла Коммунистической партии и, в частности, правительства А. Дубчека — в том случае, если оно оправдает мандат, полученный от народа. Как вспоминал Вацулик, гражданское движение охватило все общество, речь вовсе не шла о борьбе двух коммунистических партийных группировок, как это истолковывали позже.

Кто за всем этим стоит?

«Воззвание призывало к более активной деятельности. Впоследствии сотрудники чехословацкой госбезопасности (StB) часто повторяли, что отдельные пункты манифеста содержали руководство по проведению контрреволюционной деятельности. И меня все спрашивали, кто же за всем этим стоит, — вспоминал Людвик Вацулик. — Думали, что Павел Тигрид (писатель и политик, дважды эмигрировавший из Чехословакии, редактор радиопрограмм чехословацкого правительства в изгнании в Лондоне) или еще кто-то. Однако вдохновил меня на написание манифеста пример совсем другого человека — Махатмы Ганди, но я никогда об этом не говорил. Когда я писал манифест, то думал о нем, о гражданском противостоянии без применения насилия. И раскрыл это один британский журналист, который перевел и опубликовал „Две тысячи слов“ на английском».

Обращенный к обществу призыв к активной позиции, а в случае необходимости и к смене бездеятельного руководства, был истолкован как инструкция для осуществления контрреволюционного переворота. Руководство СССР увидело в публикации манифеста попытку идеологической диверсии со стороны «младшего брата».

В компартии прореагировали истерически

Манифест подвергал критике стиль послевоенного руководства компартии, в документе говорилось об ответственности КПЧ за нынешнее состояние страны. Воззвание было опубликовано 27 июня 1968 года сразу в четырех чехословацких изданиях — Mladá fronta, Práce, Zemědělské noviny и Literární listy. Реакция партийного руководства не заставила себя долго ждать.

Документы периода «Пражской весны» изучал сотрудник факультета социальных наук Карлова университета Якуб Кончелик: «По моему мнению, в компартии прореагировали истерически. Это был испуг — думаю, что это самое точное определение. „Две тысячи слов“ вышли за рамки политического, общественного и публицистического дискурса весны и лета 1968 года, манифест не вписывался в политику Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ), не согласовывался с ней». 

Подозревали ли в КПЧ о планах появления такого манифеста? «Судя по тому, что я читал в разных мемуарах, не подозревали, — говорит Якуб Кончелик. — Я имею в виду членов ЦК компартии. Они были удивлены и раздражены, к такому они не привыкли. В течение двадцати лет все самое существенное решалось ими или по согласованию с ними, сюрпризов не преподносилось, и, конечно, ничто не подлежало огласке до тех пор, пока не было одобрено на высшем уровне. Кроме того, манифест по сути призывал к гражданской активности, что в тоталитарной системе немыслимо».

Многие из подписавших манифест в результате преследований со стороны коммунистического режима, которые часто сопровождались запретом на профессиональную деятельность, после вторжения войск армий стран Варшавского договора в Чехословакию были вынуждены эмигрировать.

Манифест должен был появиться

Возвращаясь к событиям того времени, Людвик Вацулик размышлял: «Чем дальше, тем чаще слышны голоса: „Разве вы этого не знали? Вы полагали, что русские не придут?“ Я не думал об этом. Сейчас иногда говорят, что это было ошибкой и мы что-то испортили — а вдруг все развивалось бы вполне спокойно. <…> Да, мне интересно, в какую сторону все развивалось бы под лозунгом социализма с человеческим лицом. Мне думается, что это продлилось бы не очень долго. Возможно, происходило бы нечто подобное тому, что можно видеть в Китае, или еще неизвестно что. Несмотря на то, что риск существовал, манифест должен был появиться. Сюда придут русские? Ничего не поделаешь. Народ — это ведь совокупность отдельных индивидов, и каждое человеческое существо в определенных ситуациях должно проявить себя».