Восемнадцатого сентября 1944 года в Растенбурге рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер принял в своей Ставке бывшего советского военнопленного, генерал-лейтенанта Андрея Власова. Зимой 1943 года он приобрел известность в качестве председателя Русского комитета — фиктивного политического органа, в теории представлявшего перед немецкими властями интересы «подсоветских» людей и русских противников сталинского режима из числа военнопленных, остарбайтеров, беженцев и старых эмигрантов.

В 1943 году Гиммлер неоднократно и резко выступал против легализации Власовского движения, но теперь все антивласовские заявления рейхсфюрера СС были забыты. Встреча, продолжавшаяся более четырех часов, состоялась в присутствии журналиста, СС штандартенфюрера Гюнтера д'Алькена, командовавшего полком военных корреспондентов (SS-Standarte Kurt Eggers), уроженца Российской империи и переводчика СС оберфюрера Эрхарда Крегера, а также СС штандартенфюрера доктора Ганса Элиха — ответственного сотрудника Главного управления имперской безопасности.

 

Переговоры в Растенбурге

В 1951 году д'Алькен утверждал, что Власов произвел впечатление решительного и честного человека с серьезными намерениями. Рейхсфюрер СС признал допущенные ошибки и даже попытался дистанцироваться от восточной политики предыдущих лет. В свою очередь Власов начал разговор с рискованного напоминания о том, что именно его армия нанесла немцам поражение под Москвой зимой 1941/42 годов. Генерал подчеркнул, что популярная в рейхе брошюра Der Untermensch оскорбительна для национальной гордости русского человека. Гиммлер, к удивлению д'Алькена, ответил, что этот вопрос относится к прошлому, когда происходило много недоразумений. После разговора о намерениях Сталина Власов заявил собеседникам, что создание русской армии могло бы стать полной неожиданностью в борьбе на Восточном фронте. Страстность, с которой Власов требовал вооружение и снаряжение, позволяла предполагать, что он упрямо верил в свои перспективы и по-прежнему добивался создания политического центра и армии в качестве равноправной стороны.

Гиммлер объявил о готовности руководителей рейха предоставить Власову статус армейского командующего в чине генерал-полковника и предложил начать формирование двух пехотных дивизий. Власов не скрыл разочарования, но выразил надежду, что обе дивизии послужат началом для развертывания более крупных соединений. Одновременно состоялась договоренность об учреждении политического центра русских антибольшевистских сил и разработке мероприятий по улучшению положения восточных рабочих. Для решения организационных вопросов назначался СС обергруппенфюрер Готтлоб Бергер, для обеспечения связи — СС оберфюрер Эрхард Крегер¹. Гиммлер, делясь впечатлением с д'Алькеном, назвал Власова незаурядной личностью, но все-таки славянского происхождения, и поэтому призвал СС штандартенфюрера к бдительности.

Переговоры в Растенбурге не имели общей цели: никто из двух главных собеседников не стремился спасать обреченный рейх. Гиммлер, питавший с 1941 года тайные надежды на сближение с англо-американцами, надеялся использовать власовцев для улучшения своего имиджа в глазах западных союзников, а Власов рассчитывал наконец приобрести собственную армию и занять сильную позицию, которая принесет противникам Сталина политические дивиденды. И тогда союзники станут считаться с власовцами.

 

Результаты встречи и коммюнике

Двадцатого сентября Власов проинформировал о переговорах генералов РОА Георгия Жиленкова, Дмитрия Закутного, Василия Малышкина и Федора Трухина. Вместе с тем слухи о встрече Власова с Гиммлером вызвали противоречивую реакцию среди власовцев. Майор Николай Козлов утверждал, что в Дабендорфской школе РОА новости встретили с разочарованием ввиду одиозности Гиммлера, вызывавшего невольные ассоциации с наркомом внутренних дел СССР Лаврентием Берией. Но выбирать не приходилось.

В свою очередь Генерал Добровольческих войск, распоряжавшийся восточными добровольцами Вермахта, генерал от кавалерии Эрнст Кестринг считал намерения Гиммлера неясными: «Впечатление, которое произвел Власов на Гиммлера, было настолько сильным, что Гиммлер решился на применение его. Причем нельзя было определить, хотел ли Гиммлер всерьез создать крупное соединение добровольцев для вооруженной борьбы или это должно было быть новым пропагандистским трюком. Пожалуй, это не было ясно и для Гиммлера», тем более что «сотни тысяч вооруженных людей, возмущенных скверным обращением с военнопленными, представляли собой большую опасность для Германии в момент определившегося военного поражения». Оценку Кестринга и противоречивый характер результатов встречи в Растенбурге подтверждает история с освещением переговоров в немецких средствах массовой информации.

Семнадцатого сентября многие газеты опубликовали соответствующее коммюнике, но все тиражи, за исключением проданных утренних экземпляров, неожиданно конфисковала полиция. 22 сентября ответственный сотрудник Имперского министерства пропаганды доктор Эберхард Тауберт сообщил начальнику рейхсканцелярии Гансу Ламмерсу о том, что публикация откладывается на неделю по внешнеполитическим соображениям. Позднее американский историк Александр Даллин уточнил, о каких «соображениях» шла речь в связи с секретной миссией доктора Петера Клейста в Стокгольме: на протяжении нескольких предыдущих месяцев он встречался с советскими представителями и обе стороны зондировали почву о возможном начале сепаратных переговоров между СССР и рейхом. Однако в конце сентября советско-германские контакты прервались, после чего публикация коммюнике состоялась. Вероятно, в октябре стокгольмская миссия Клейста возобновилась, так как пауза снова затянулась до середины ноября. В итоге между 21 июля (первоначальной датой встречи в Растенбурге) и 14 ноября 1944 года Власов и его соратники потеряли четыре ценных месяца.

 

Подготовка съезда и манифеста

Пока практическое исполнение обещаний затягивалось, в Дабендорфе и Далеме, где жил Власов, шла работа по подготовке учредительного съезда Комитета освобождения народов России (КОНР) и первых организационных мероприятий. Список членов будущего Комитета составлял Малышкин. Кандидатов от военных предлагал Трухин, от беженцев и остарбайтеров — Закутный, от эмигрантов, включая чинов РОВС и членов НТС — Власов и Жиленков. Их деятельность согласовывалась с кураторами из СС, отклонившими несколько кандидатур, неблагонадежных с точки зрения эсэсовцев. Так по причине явных антинемецких высказываний не попал в члены КОНР участник Белого движения, профессор и доктор экономических наук Иван Кошкин (в эмиграции Курганов), исполнявший обязанности директора Ленинградского финансово-экономического института в 1942 году.

Газеты сообщали об успешной работе Власова и грядущей публикации манифеста «Комитета объединяющихся народов». Текст манифеста писали несколько офицеров РОА из числа представителей «подсоветской» интеллигенции: капитан Александр Зайцев (в эмиграции Артемов) — москвич, научный сотрудник Института микробиологи АН СССР, лейтенант Красной армии; и три поручика: Николай Нарейкис (в эмиграции Яковлев, Троицкий) — москвич, архитектор, военинженер III ранга Красной армии; Николай Ковальчук — киевлянин, журналист, Николай Штифанов (в эмиграции Иванов) — москвич, инженер, младший лейтенант Красной армии. В предварительной работе также участвовали поручик Виктор Харчев и Григорий Хроменко (в эмиграции Огроменко) — псковский журналист, бывший заведующий отделом газеты «Псковский колхозник» и член Псковского горкома ВКП(б). Общим редактированием занимался Жиленков, затем проект рассматривали Власов, Трухин и Закутный.

Капитан Зайцев состоял в НТС, и поэтому в манифест вошел тезис об утверждении в послесталинской России «национально-трудового строя» — формулировка, заимствованная из «Схемы» НТС и допускавшая широкое толкование. Сам Зайцев трактовал ее как принцип, определявший положение человека в обществе в соответствии с результатами личного труда, а не социальными или какими-либо другими привилегиями, а Власов рассуждал о народном управлении вместо большевизма и монархической реставрации.

Составители принципиально не стали включать в текст программного документа КОНР антисемитские заявления и пафосные сентенции в адрес фюрера, Рейха, арийской расы — и тем самым проигнорировали ключевые установки национал-социалистической пропаганды. Но им пришлось согласиться с упоминанием в преамбуле «плутократов» Англии и США, возглавлявших силы империализма. Жиленков огласил мнение кураторов из СС и категорически заявил, что данная фраза должна присутствовать. Отказ от юдофобских заявлений был обусловлен взглядами главных авторов (Зайцева, Ковальчука, Нарейкиса, Штифанова), получивших возможность подчеркнуть дистанцирование власовцев от «еврейского вопроса» и нацистской идеологии. Для Комитета разрабатывались и другие документы вплоть до конституционных, представляющие интерес для специалистов по истории политической мысли российской эмиграции.

 

Соглашение, которое не было подписано

В материалах СС обергруппенфюрера Бергера сохранился проект несостоявшегося соглашения между правительством Рейха, представленным Гиммлером и Розенбергом, и Русским Освободительным движением в лице Власова. Вплоть до конца войны этот документ так и не был подписан. Подготовленный после встречи 16 сентября 1944 года и опубликованный Даллиным, он предполагал признание договаривающимися сторонами следующих условий:

1. После свержения большевизма Россия станет свободным и независимым государством. Российское население самостоятельно изберет форму государственного устройства.

2. Основание для государственной территории определяется границами РСФСР 1939 года. Изменения определяются специальными соглашениями.

3. Русское Освободительное движение отказывается от территории Крыма.

4. Казаки получают широкое самоуправление. Их будущая форма правления определяется специальным соглашением.

5. Нерусские народы и этнические группы в России получают широкую культурную автономию.

6. Правительство Рейха и Русское Освободительное движение заключают соглашение по общей военной защите Европы. Это соглашение должно сделать невозможными повторение большевистской угрозы и новые европейские гражданские войны.

Осенью 1944 года данное соглашение, даже если бы оно и было подписано, не имело практического значения, но проект служит дополнительным свидетельством о намерениях, взглядах и мере политического компромисса Власова.

 

В Прагу

Последнее обсуждение манифеста состоялось 10 (по другим данным —12) ноября в присутствии нескольких десятков человек, преимущественно будущих членов и кандидатов в члены КОНР. Официальную церемонию Власов пожелал провести в Праге, славянском городе и одном из центров русской эмиграции в Европе. Рейхсминистр по делам Протектората Богемии и Моравии СС обергруппенфюрер Карл Франк сначала возражал против этого мероприятия, опасаясь роста панславянских настроений, но затем все же согласился и оказал власовцам значительную материально-техническую помощь в проведении торжественного собрания.

По сообщению органов СД, работавших в Протекторате, с весны 1944 года представители правых чешских кругов и русские эмигранты интересовались деятельностью генерала Власова, так как, с их точки зрения, «теория и методы национал-социализма в борьбе с большевизмом оказались несостоятельными». В том же документе подчеркивался положительный отклик на публикацию коммюнике о встрече Власова и Гиммлера со стороны белых русских. С их точки зрения, наконец-то последовали правильные выводы из неудачной восточной политики и открылись перспективы для службы эмигрантов в русской армии. В то же время сотрудники СД допускали, что развитие Wlassow-Aktion спровоцирует в чешском обществе рост панславистских настроений. Если не все, то многие эмигранты в Праге приязненно относились к Власову и РОА, что подтверждает вышеупомянутый отчет СД и свидетельства современников.

Десятого ноября в Дабендорфе Власов, Трухин и Жиленков провели предварительное заседание, в ходе которого окончательно определились структура и состав Комитета, был согласован проект манифеста, решены организационные вопросы, в том числе намечены кандидатуры членов президиума и начальников главных управлений по предложениям Власова. Президиум и Военное управление (ВУ) возглавил Власов (фактически — Трухин), Главное Организационное управление (ГОУ) — Малышкин, Главное Гражданское управление (ГГУ) — Закутный, Главное управление пропаганды (ГУП) — Жиленков. Начальником отдела безопасности, вскоре повышенного в ранге до Управления и обособленного от военной разведки и контрразведки, стал майор Николай Тензоров (в СССР — Пузанов, в эмиграции Прозоров, Ветлугин). Структуру отдела разрабатывал майор Михаил Калугин — первый заместитель Тензорова, капитан Красной армии. Начальником личной канцелярии Власова вместо Калугина стал Кромиади.

 

В Пражском Граде

Ночью 14 ноября участники церемонии и гости приехали из Берлина в Прагу. На вокзале Власову отдал честь военный комендант генерал пехоты Рудольф Туссен, прибывший к поезду во главе почетного караула. Днем после приема у рейхсминистра Франка Власов прибыл в Градчаны, исторический район славянской столицы. Во дворе Пражского Града Власова, Трухина, Жиленкова и сопровождавших их лиц встретил почетный караул немецкого гарнизона. Кинооператоры снимали уникальное событие: приветствие германскими военнослужащими бывших пленных генералов Красной армии и секретаря московского райкома ВКП(б).

Затем в Рудольфовой галерее состоялось торжественное собрание, на котором присутствовало до четырехсот человек. Среди них были представители германских учреждений, Протектората, стран-союзниц Германии, дипломаты нейтральных государств за исключением Швейцарии, офицеры Вермахта, СС и РОА, журналисты, многочисленные русские гости, в том числе такие известные эмигранты как архимандрит Исаакий (Виноградов), консул в Чехословацкой Республике Владимир Рафальский, профессора Сергей Пушкарев и Борис Одинцов, генерал-майоры Василий Бискупский, Алексей фон Лампе, Антон Туркул и другие соотечественники. Заседание открыл старейший член КОНР профессор Сергей Руднев — известный московский хирург, когда-то принципиально отказавший в медицинской помощи Владимиру Ленину. Выборы председателя (им стал Власов), членов президиума и Комитета носили безальтернативный и символический характер, так как кандидатуры намечались заранее.

От немецкой стороны выступили Франк и заместитель рейхсминистра иностранных дел СС обергруппенфюрер Вернер Лоренц, приветствовавший Власова в качестве «друга и союзника в борьбе против большевизма». Гиммлер ограничился сухой телеграммой, а Адольф Гитлер учреждение КОНР проигнорировал.

В учредительный состав КОНР вошли 49 человек (37 действительных членов и 12 кандидатов, таким же стало соотношение эмигрантов «второй» и «первой» волны), в том числе 18 генералов и офицеров. Среди них было 10 кадровых командиров Красной армии (генералы Власов, Закутный, Малышкин и Трухин, полковники Владимир Баерский, Сергей Буняченко и Михаил Меандров, капитан Дмитрий Зяблицкий, старший лейтенант Имъяс Чанух и лейтенант Владимир Дубовец) и два кадровых гвардейских офицера, служивших в Белых армиях (генерал-лейтенанты Федор Абрамов и Евгений Балабин), а также генерал Абрамов, эвакуировавшийся из Болгарии в Германию и ранее занимавший должность одного из старших начальников РОВС. В президиум — руководящий орган Комитета — участники заседания избрали 11 человек (девять действительных членов и двух кандидатов), включая генералов Балабина, Власова, Жиленкова, Закутного, Малышкина, Трухина.

 

Пражский манифест

Кульминацией собрания в Рудольфовой галерее стало чтение Власовым манифеста, принятого членами Комитета единогласно. Этот пространный текст, не считая подписей, при публикации превысил газетную полосу форматом 31 на 45 сантиметров. Программный документ Комитета состоял из преамбулы с критической оценкой внешнеполитических задач Иосифа Сталина и результатов большевистской власти в России, основной части и заключения с перечислением важнейших условий деятельности Комитета и призывами к соотечественникам.

В основной части провозглашались цели КОНР («Свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистской системы и возвращение народам России прав, завоеванных ими в народной революции 1917 года²; прекращение войны и заключение почетного мира с Германией; создание новой свободной народной государственности без большевиков и эксплоататоров»), а затем излагались основные принципы чаемой российской государственности (14 пунктов), в том числе:

«Равенство всех народов России и действительное их право на национальное развитие, самоопределение и государственную самостоятельность; ликвидация принудительного труда и обеспечение всем трудящимся действительного права на свободный труд; ликвидация колхозов, безвозмездная передача земли в частную собственность крестьян; установление неприкосновенной частной трудовой собственности; восстановление торговли, ремесел, кустарного промысла и предоставление частной инициативе права и возможности участвовать в хозяйственной жизни страны; предоставление интеллигенции возможности свободно творить на благо своего народа; обеспечение социальной справедливости и защиты трудящихся от всякой эксплоатации; уничтожение режима террора и насилия; ликвидация насильственных переселений и массовых ссылок; введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати; гарантия неприкосновенности личности, имущества и жилища; равенство всех перед законом, независимость и гласность суда; освобождение политических узников большевизма и возвращение на родину из тюрем и лагерей всех, подвергшихся репрессиям за борьбу против большевизма».

Вместе с тем члены КОНР заявляли: «Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно».

В заключении подчеркивалось, что Комитет приветствует помощь Германии, считая ее «единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против сталинской клики», но «на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей родины». Об этом Власов считал необходимым сказать открыто.

 

После подписания

Пражский манифест стал программным документом Власовского движения, который подписали 49 человек, включая 18 генералов и офицеров, оставивших тем самым свидетельство о своих политических намерениях. Русские слушатели приняли манифест с воодушевлением. Немцы, не знавшие языка, сделали вид формального одобрения, перевод был предоставлен желающим только после завершения церемонии.

Общее впечатление немцев, в той или иной степени сочувствовавших Власову — дипломата Густава Хильгера, генерала Кестринга, полковника Гейнца Герре, ротмистра Ганса Герварта фон Биттенфельда, капитанов Николая фон Гроте, Сергея Фрелиха и Вильфрида Штрик-Штрикфельдта — и многих других современников лаконично выразил полковник Кромиади: «Было сделано все хорошо, но только с опозданием на два года».

Скрытым состоянием безнадежности вкупе с отсутствием культуры застолий среди «подсоветских» людей объяснялось злоупотребление элитным алкоголем на ужине в одном из второразрядных пражских клубов, куда могли попасть все желающие рядовые участники заседания. У многих власовцев чрезмерные возлияния смягчили предчувствие неотвратимого конца.

Руководители и члены КОНР, старшие русские офицеры и высокопоставленные немецкие гости — всего около пятидесяти человек — получили приглашение рейхсминистра Франка в Чернинский дворец на дорогой банкет. Кестринг сравнил учреждение КОНР в Праге с пародией на созыв Всероссийского Учредительного собрания или созданием «опереточного государства» Гетмана Павла Скоропадского в Киеве, при котором он присутствовал весной 1918 года.

После войны Кестринг, Герварт фон Биттенфельд и Штрик-Штрикфельдт полагали, что Власову после провозглашения манифеста следовало с достоинством уйти с политической сцены и вернуться в лагерь военнопленных, чтобы сохранить лицо и подчеркнуть свою принципиальность. Но Власов, с именем которого связали свои судьбы сотни тысяч людей, после 14 ноября 1944 года считал такой «благородный» выход неприемлемым.

 

В Берлине

Пятнадцатого ноября участники пражских торжеств вернулись в Берлин. В тот же день статьи об учреждении Комитета в качестве главной новости увидели свет на страницах немецкой прессы, а под редакцией Георгия Жиленкова и члена НТС Александра Казанцева вышел первый номер газеты «Воля народа», центрального органа печати КОНР.

Восемнадцатого ноября состоялось большое собрание в берлинском Доме Европы (Europahaus). Власов произнес патетическую речь и вторично прочитал манифест. В зале присутствовали более 1,4 тыс. человек — делегаты из лагерей остарбайтеров и военнопленных, от восточных добровольцев, эмигрантов и беженцев, а также клирики Русской Православной Церкви За границей (РПЗЦ) во главе с первоиерархом, председателем Архиерейского Собора и Синода митрополитом Анастасием (Грибановским). Началось распространение манифеста среди граждан СССР и эмигрантов в Рейхе, на оккупированных территориях и даже за линией фронта. Органы НКГБ фиксировали распространение отдельных экземпляров манифеста в Киевской и Житомирской областях в декабре 1944 года. Пражскому документу предстояло пережить не только национал-социалистический режим, но и КОНР.

Вероятно, сам Власов не переоценивал значение манифеста и, по свидетельству Тензорова, полагал, что будущее России определит только воля населения. Однако от его популярности зависели перспективы военного строительства и размеры людских ресурсов для будущей армии.

 

«…с просьбой зачислить в РОА»

Вопрос об общественной реакции на Пражский манифест остается до сих пор дискуссионным. Кандидат в члены Президиума КОНР профессор Иванов акцентировал внимание читателей «Воли народа» на том, что осенью 1919 года «Белые армии были разбиты отнюдь не силой большевистского оружия, а только силою и активностью большевистской пропаганды», поэтому на привлекательность манифеста возлагались большие надежды. В послевоенной эмиграции власовцы неоднократно писали о волне энтузиазма и потоках почтовых отправлений, хлынувших в Далем из лагерей остарбайтеров и рабочих команд с приветствиями и сообщениями, включая коллективные заявления о готовности десятков тысяч добровольцев к военной службе. В сутки приходили якобы более 2,5 тыс. заявлений.

При рассмотрении и сопоставлении приведенных свидетельств оказывается, что они согласуются с публикациями «Воли народа». По сообщению газеты, только 20 ноября в канцелярию поступили 470 телеграмм из лагерей и рабочих команд военнопленных. 298 из них представляли 43 511 человек. В остальных сведения о количестве лиц, подписавших эти заявления, отсутствовали. Достоверность этой информации можно поставить под сомнение в связи со специфическим характером источника. Например, бывший военнопленный Юрий Владимиров, после репатриации в СССР благополучный инженер и кандидат технических наук, подтверждал случаи добровольного вступления красноармейцев на службу во власовскую армию после знакомства с манифестом, но в его рабочей команде они носили единичный характер. Война заканчивалась, и риски сомнительного выбора выглядели неоправданно высокими. Таким образом, утверждения о массовой поддержке объявленных целей КОНР в среде советских граждан, находившихся в Рейхе, требуют проверки.

Нейтральное свидетельство принадлежит Марии Вороновой, работавшей кухаркой в Далеме, а затем вернувшейся в СССР. На допросе в Барановическом УНКГБ она заявила: «Немцы создали А. А. Власову такой большой авторитет, что его считали в Германии будущим вождем России, и я сама была очевидцем, как на имя Власова, благодаря постоянной антисоветской пропаганде и агитации, шли сотни писем от бывших советских граждан и русских военнопленных с просьбой зачислить в РОА. <…> В конце 1944 и начале 1945 г. Власов мне говорил, что после войны советской власти не будет <…> будет частная собственность на все, и колхозов не будет, земля будет роздана крестьянам».

Показания поварихи согласуются с материалами личной переписки конца 1944 года генерала Балабина. В одном из писем он сообщал, что канцелярия получает ежедневно до четырехсот заявлений с просьбами о зачислении в армию, и немногочисленные служащие не успевают распечатывать конверты.

 

Отзвуки Пражского манифеста

Отчет органов СД описывает реакцию слушателей на радиопередачу о собрании в берлинском Доме Европы, прозвучавшую 19 ноября в одном из лагерей остарбайтеров в районе Веймара. Немецкий составитель донесения отметил впечатление, произведенное речью Власова в связи с провозглашением манифеста: «Мужчины и женщины в равной степени находились под обаянием этой передачи в связи с ценностью ее политического содержания». Особенно, по оценке источника, восточным рабочим понравилась фраза «Мы не наемники, а союзники Германии». Речь шла о выступлении в Доме Европы поручика Дмитриева, заявившего слушателям:

«Мы спокойны. Грязная клевета не пристанет к нашему чистому и честному делу. Мы не наемники Германии и ими быть не собираемся. Мы союзники Германии, идущие на борьбу за выполнение собственных национальных задач, за осуществление нашей народной идеи — создать свободную, независимую Родину без большевиков и угнетателей, и не прекратим борьбы, пока не добьемся этого. Борьба за Родину является смыслом нашей жизни. Ни на чужбине, ни тем более под властью Сталина нам жить незачем».

В качестве примеров реакции слушателей сотрудник СД приводил отклики о готовности служить в РОА, поддерживать дело Власова, а также работать «до того момента, когда освободительным комитетом будут поставлены другие задачи». Некоторые восточные рабочие отмечали, что после учреждения КОНР и в результате работы комиссий ГГУ в их лагере улучшились условия труда и быта.

Интересны отклики беженцев. Известный профессор Василий Фердинандов, выехавший из оккупированной части Воронежа через Курск и Киев на Запад, вместе с членами семьи переносил в Германии тяготы и лишения «цыганской подневольной жизни немецкого раба». 27 ноября он записал в дневнике: «В Праге состоялось торжеств[енное] открытие Комитета Освобождения Народов России под председательством генер[ал] лейт[енанта] А. А. Власова, бывш[его] советского генерала. Газета „Нов.[ое] Слово“ переименована в „Воля Народа“. Все наполнено этим движением. Напечатан Манифест Комитета».

Инженер Георгий Ависов осенью 1944 года был подростком и вместе с родителями жил в одном из барачных лагерей Германии. Он так рассказывал автору этих строк о впечатлении, которое произвел манифест на русских беженцев из Киева: «Большие надежды возлагали… Вспышка патриотизма. Как в 1991 году, когда в России трехцветный флаг подняли. Плакали от счастья. Газеты перечитывали, цитировали».

Русский рижанин Андрей Герич описал схожую реакцию в своем кругу: «Большое [впечатление. — К. А.]. Верили в чудо, надеялись, что можно сделать что-то».

По мнению рейхсминистра вооружений и боеприпасов Альберта Шпеера, цели Власова вызвали значительный отклик у восточных рабочих, поэтому он даже опасался за состояние экономики в связи с возможным массовым поступлением остарбайтеров в войска КОНР. Положительную реакцию на манифест подтверждал и СС обергруппенфюрер Бергер. Он сообщал 24 января 1945 года: «От русских военнопленных начали поступать в больших количествах заявления о добровольном вступлении в освободительную армию, которые не могут быть рассмотрены немедленно».

Советская сторона тоже объективно оценила создание КОНР, и органы НКГБ приступили к разработке новых мероприятий по физической ликвидации генерала Власова.

Таким образом, если исключить пропагандистские преувеличения, трудно отрицать, что Пражский манифест вызвал определенный резонанс среди советских военнопленных, беженцев и восточных рабочих. Поэтому в конце ноября 1944 года канцелярия в Далеме вполне могла получать несколько сотен индивидуальных и коллективных писем в день, свидетельствовавших об общественной поддержке Комитета и его политической программы.

 

Источники и литература:

 

Bundesarchiv-Militärarchiv.

Militärgeschichtliche Sammlungen 149/1: Вачнадзе Д. В. Беседа с ген. А. А. Власовым [Мюнхен, 21 июня 1945].

MSg. 149/48: Кестринг [Э. А.], ген. Власов. 31 января 1946; Письмо от 1 декабря 1970 И. А. Курганова — В. В. Позднякову.

 

Columbia University Libraries, Rare Book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive.

ROVS NA Collection. Box 8. Folder «Correspondence – A-K – to Kuznetsov-1»: Письмо от 13 мая 1958 полковника К. Г. Кромиади — подполковнику Б. М. Кузнецову.

 

Hoover Institution Archives, Stanford University.

Auský S. А. Collection. Box 2: Unnamed folder. RF SS-SD. Bericht in Abt. SD Weimar № 19915, 26. 11. 1944.

Box 4. Unnamed folder. Document № 5659. Berger, Der Befehlshaber des Ersatzheers, Chef des Kriegsgefangenenwesens, № 160/45g. Berlin – Grunewald I, den 24. 1. 45.

Dallin A. Collection. Box 6: Folder 6-18. Russia Nazi Policy and Conduct in USSR Collaboration. HIP. № G-4. Dr. Grote. Düsseldorf, May 17, 1951; Folder 6-24. Anlage zum SD-Tagesbericht № 96/44. Aktion-Wlassow. Prag, 10. XI. 1944.

 

Личный архив Александрова К. М.

ЛАА. Дневник В. В. Фердинандова. 13. X. 1944 — 10. VII. 1945. Рукопись.

Интервью с А. Н. Артемовым, 6 октября 1993, Франкфурт-на-Майне (ФРГ). Фонограмма. Ч. 2.

Интервью с Г. Б. Ависовым, 26 июня 2003, Сан-Франциско (США). Фонограмма.

Интервью с А. В. Геричем, 17 июля 2003, Вашингтон (США). Фонограмма.

Интервью с Н. А. Троицким, 26 марта 1995, Санкт-Петербург (США). Фонограмма.

Троицкий Н. А. «Излагаю подлинную историю первых шагов написания Манифеста» (1995).

 

Андреев Н. Е. То, что вспоминается. СПб., 2008.

Вербицкий Г. Г. Остарбайтеры. СПб., 2004.

Владимиров Ю. В. В немецком плену. М., 2010.

Воля народа (Берлин). 1944. 15 ноября. № 1.

Воля народа. 1944. 18 ноября. № 2.

Воля народа. 1944. 22 ноября. № 3-4.

Воля народа. 1944. 3 декабря. № 6.

Воля народа. 1945. 15 марта. № 18(31).

Генерал Власов: история предательства. Т. 2. Кн. 1. М., 2015.

Двинов Б. Л. Власовское движение в свете документов. Нью-Йорк, 1950.

Дробязко С. И. Под знаменами врага. М., 2004.

Жачек П. Реакция советской государственной безопасности на возникновение КОНР // Пражский манифест КОНР. Прага, 2015.

Заря (Берлин). 1944. 1 октября. № 79 (182).

Киселев Александр, прот. Облик генерала А. А. Власова / 2 изд. Нью-Йорк, б. г.

Кромиади К. Г. За землю, за волю… Сан-Франциско, 1980.

Кружин П. Хроника КОНР // С народом — за народ (Мюнхен). ОДНР в документах и воспоминаниях. Изд. ЦБ СБОНР. 1964. Декабрь. Тетрадь 4.

Мазер В. Адольф Гитлер. Минск, 2000.

Манифест КОНР // Воля народа. 1944. 15 ноября. № 1.

Материалы к истории Освободительного Движения Народов России (1941—1945). Вып. 2. Лондон, 1970.

Нератова Р. И. В дни войны: Семейная хроника. СПб., 1996.

Новое слово (Берлин). 1944. 1 октября. № 79 (669).

Новое слово. 1944. 4 октября. № 80 (670).

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне / Сост. В. П. Ямпольский и др. Т. 6. М., 2014.

Поздняков В. В. Андрей Андреевич Власов. Сиракузы, 1973.

Полян П. М. Жертвы двух диктатур. М., 1996.

Протоколы допросов: Д. Е. Закутного, 31 января 1946; Г. Н. Жиленкова, 4 мая 1946 // Пушкарев С. Г. Воспоминания историка 1905—1945. М., 1999.

14 ноября 1944 года в Праге // Борьба (Мюнхен). 1948. № 15.

 

Andreyev C. Vlasov and the Russian Liberation Movement. CUP, 1987.

Dallin A. German Rule in Russia 1941–1945. London — N. Y., 1957.

Fröhlich S. General Wlassow. Köln, 1987.

Herwarth Johnnie, von with S. F. Starr. Against Two Evils. London, 1981.

Strik-Strikfeldt W. Gegen Stalin und Hitler. Mainz, 1970.

Thorwald J. The Illusion. New York and London, 1975.