К тому моменту, когда вирус добрался до России, страна успела накопить массу проблем: цветущую буйным цветом, неуправляемую бюрократию, испорченные отношения с развитыми странами, слабую экономику, низкий уровень жизни, неуверенно стоящую на ногах медицину. На этом фоне — колоссальные инвестиции в военную промышленность, повышение роли и увеличение полномочий силового блока, отсутствие у руководства страны опыта ведения адекватной внутренней политики. Все это заставляет власть обоснованно сомневаться в лояльности граждан и в их безусловной поддержке.

Репрессивный контроль бюджетников, в том числе учителей и врачей, привел к тому, что в условиях изменившейся реальности работать им стало еще сложнее — не только из-за вируса, но и из-за выработавшейся привычки делать все только по предписанию сверху. Так, перепуганные учителя, неготовые к новым условиям работы, начали заваливать таких же перепуганных учеников и их родителей непомерным количеством заданий.

Врачам не хватало (и не хватает до сих пор) элементарных средств защиты. Видя это, волонтеры, активисты, журналисты (как правило, из так называемой «околооппозиционной тусовки») закупали респираторы и перчатки на свои деньги и отвозили медикам. Парадокс в том, что руководители многих больниц запрещали медперсоналу принимать эту помощь. Почему? Потому что руководство накажут за такое самоуправство: лучше пусть врач заболеет и умрет, чем примет помощь из рук «идеологического врага».

Поликлиники поначалу загоняли в больницы всех — и больных, и здоровых, потому что было такое предписание. Потом порядок изменился, и госпитализировать стали только тех, кто уже больше не мог самостоятельно дышать — таковы были новые указания. И довезти до больницы удавалось не всех.

А у полиции появились дополнительные полномочия. Например, сотрудники могли составлять протоколы на граждан, покинувших дом, чтобы сходить не в ближайший магазин, за нарушение самоизоляции («невыполнение правил поведения при чрезвычайной ситуации или угрозе ее возникновения») прямо на улице, на месте «задержания».

Бюрократия, протоколы, регламенты и сила приказа одержали победу над способностью принимать решения самостоятельно, над верой в то, что эти решения каждого конкретного человека имеют силу и значение — нет никакого резона думать самостоятельно. Принадлежность к группе, плечо сильного — залог стабильности. Такая позиция, к слову, тоже является волей народа. Чего хотят люди? Чтобы им дали жить спокойно. Как добиться этого быстро в современных реалиях? Работать на власть или хотя бы не делать ничего против.

Действуй по регламенту, а если его нет, подгони под другой или на всякий случай не делай ничего. Действуй по приказу, а если его нет, найди его или не делай ничего. Этот алгоритм так обычен для многих сфер жизни России, потому что он вернее всего защищает актора: если ты ничего не сделаешь или сделаешь по указке, вероятность, что тебя накажут или осудят, меньше. То же мы видим в механизме управления страной: людям, которые находятся у власти, не нужны высокотехнологичное государство, рост экономики, доверие граждан. Люди у власти заинтересованы в своей политической сытости и стабильности, а не в прогрессе. Потому что неизвестно, как прогресс может повлиять на их стабильность.

Даже поправки в Конституции соответствующие. Уважение старших, память предков, единство, внимание к детям, традиционные ценности, социальные гарантии, доступная медицина. И всем эти поправки хороши, если забыть, что они и раньше были прописаны и в Конституции, и в федеральных законах. Власть предлагает людям привлекательные изменения, забывая указать, что все это государство уже давно должно им обеспечить.

За поправками, конечно, скрывается «обнуление» сроков Путина. В агитационных, или, как говорят, информирующих роликах, мы видели именно социальные изменения, которые ждут Россию. Про политические изменения в роликах нет ни слова. Почему? Потому что именно вокруг них и произошел раскол в обществе.

За качественную медицину проголосовал бы каждый. А вот видеть у власти нынешнего президента еще 16 лет хотят явно не все. Тут, казалось бы, богатая почва для оппозиционных политиков. Призвать людей открыто выразить свое возмущение, вывести на улицы граждан, часть которых больше не боится потерять работу из-за задержания, потому что их уже сократили, — все это сейчас имеет и смысл, и значение.

Конечно, кое-кто выходил на одиночные пикеты и даже небольшие митинги против поправок. Но протеста как такового не было.

Безусловно, на это есть причины. Во-первых, все боятся заразиться, и этот страх обоснован: списывать со счетов непредсказуемую, неизвестную болезнь было бы глупо. Во-вторых, многие еще несколько месяцев назад изолировались на дачах и возвращаться в ближайшее время не планируют. В-третьих, те, у кого еще осталась работа, стремятся ее не потерять. В-четвертых, граждане привыкли, что от них ничего не зависит. В-пятых, люди, если идут, то идут за лидером, а его нет. При этом каждый по отдельности имеет свою позицию и говорит себе: «Если много народу выйдет, я тоже выйду, я же тоже против». И никто не выходит.

Пандемия коронавируса пошатнула государственное устройство России, нестандартные меры ослабили доверие граждан, посеяли сомнение в дееспособности руководства страны в ситуации кризиса, поколебали веру в готовность чиновников защитить социально слабых, в незыблемость вертикали власти.

Зато за это время как никогда укрепились горизонтальные связи: быстро госпитализироваться или достать редкие лекарства можно во многих случаях только по знакомству. Но горизонтальные связи еще до пандемии получили в российском обществе колоссальное развитие. А вот протест — нет.

В кризисной ситуации немногочисленные сильные стороны общественного устройства укрепились, а слабые начали разрушаться. Стремление сохранить хоть какую-то стабильность стало и для власти, и для большинства граждан первостепенной потребностью. Многие при этом прямой связи между поправками и стабильностью (ее отсутствием) не замечают. Поправки — это как бы придаток к жизни снаружи, а люди-то налаживают быт внутри, и то, что снаружи, их не касается. Они измождены, они устали от неопределенности и не хотят ничего решать. На это их, как говорится, воля. Все, чего хочет человек, — стабильности. Если ее получить невозможно, то пусть стабильной станет хотя бы неопределенность.

Юридически ничтожное народное голосование за незаконные поправки не вызвало большой волны протеста, потому что в России и до пандемии протеста не было, не было оппозиции, в которой народ находил бы опору. А в кризис, где тонко, там и рвется. Но не стоит забывать, что тонко в России и в оппозиции, и во власти.