Весной 1945 года в состав войск Комитета освобождения народов России (КОНР), находившихся в стадии формирования и обособления от вооруженных сил Третьего рейха, де-юре вошли два казачьих корпуса, оперировавшие на югославском и итальянском театрах военных действий. Их подчинение, по оценке полковника А. Г. Нерянина, занимавшего должность начальника оперативного отдела центрального штаба власовской армии, в значительной степени усиливало ее войскаⁱ. По свидетельству Т. Н. Данилевич, покинувшей летом 1944 года Восточную Польшу и находившейся на положении беженца при Казачьем стане в Северной Италии, казаки — по крайней мере, в ее окружении — «с энтузиазмом встретили Пражский манифест, а немногие листовки и газета, где он был опубликован, читались нарасхват», многие чины казачьих частей высказывали «желание соединиться с армией генерала Власова»ⁱⁱ. Зимой 1945 года подобные настроения приветствовались руководителями Комитета, приступившими к созданию собственного казачьего центраⁱⁱⁱ. В случае успеха Вооруженные Силы (ВС) КОНР получали более 40 тыс. бойцов, имевших в своем большинстве боевой опыт, располагавших разнообразным вооружением, конским составом и обозами.

Так, например, 1-я казачья кавалерийская дивизия^iv генерал-лейтенанта Х. фон Паннвица добилась тактического успеха в бою с регулярными частями Красной армии. 26 декабря 1944 года в пятнадцатичасовом сражении за хорватский населенный пункт Питомача (Pitomača) на южном берегу Дравы (восточнее Загреба, в районе Вировитицы), 2-я Кавказская бригада полковника И. фон Шульца нанесла поражение частям 233-й Кременчугско-Знаменской стрелковой дивизии полковника Т. И. Сидоренко^v. В кровопролитном сражении участвовали три казачьих полка: 3-й Кубанский подполковника Р. Лемана, 5-й Донской полковника И. Н. Кононова и 6-й Терский подполковника принца К. цу Зальм-Хорстмара при поддержке 428-го конноартиллерийского дивизиона майора графа Я. фон Коттулинского^vi.

Бой за небольшой населенный пункт носил упорный характер и переходил в рукопашные схватки. В ходе сражения казаки блокировали и разбили в Питомаче 703-й Белградский стрелковый полк (без одной роты) Гвардии подполковника М. Д. Шумилина, 684-й артиллерийский полк (без одного дивизиона) майора Ш. К. Ахмеджанова, 23-й огнеметный батальон и зенитно-пулеметный взвод. Окруженцы выходили к своим с большими потерями материальной части, при этом перед прорывом по приказу Шумилина, старого политработника, были расстреляны около шестидесяти пленных казаков, захваченных в предыдущие дни^vii. В приказе фон Шульц объявил о том, что в плен взяты 136 человек, противник оставил на поле боя 204 трупа и большие трофеи, в том числе 20 артиллерийских стволов, включая 4 гаубицы 122-мм, 5 минометов, 12 пулеметов, 149 огнеметов, более трехсот автоматов и винтовок, 9 автомашин, 95 лошадей, 15 повозок с боеприпасами, продовольствием и другим имуществом^viii. Потери убитыми и ранеными мы оцениваем примерно в 500—600 человек для каждой из сторон^ix. Питомача осталась в руках казаков, а в начале февраля 1945 года терцы овладели Вировитицей, где разместился штаб фон Паннвица^x.

По советским разведданным, с 23—25 января 1945 года дивизия числилась в резерве группы армий «Ф» (Главное командование Юго-Восток), вероятно, в связи с ее переформированием, а в период 2—8 февраля поступила в группу армий «Е», подчиненную группе армий «Ф»^xi. 25 февраля соединение фон Паннвица получило новое название: XV казачий кавалерийский корпус (XV. Kosakenkavalleriekorps)^xii, формально числившийся в перечне войск СС до перехода де-юре командованию войск КОНР. Две бригады переформировывались в дивизии, конноартиллерийские дивизионы — в полки, корпус получал тяжелое вооружение и пополнение. Кононов приступил к развертыванию на базе 5-го Донского полка отдельной пластунской бригады, которая вскоре стала 3-й дивизией^xiii. В советских разведсводках создание корпусного управления отмечается не позднее 4 марта^xiv.

Общая организация XV казачьего кавалерийского корпуса по состоянию на 20—22 апреля 1945 года^xv

Точные сведения и штабные документы о движении личного состава XV корпуса по состоянию на 20—22 апреля 1945 года до сих не введены в научный оборот. Широкий диапазон оценок и разные расчеты позволяют нам полагать, что численность граждан СССР и русских эмигрантов, служивших в корпусе, а также в приданных ему в конце войны частях и подразделениях, к 20—22 апреля достигала примерно 27 тыс. человек^xvi. Состояние личного состава и общее положение казаков к концу войны выглядело прискорбным. 11 апреля белоэмигрант генерал-майор С. К. Бородин, командовавший отдельным дивизионом в районе Цветтля (северо-западнее Вены), встретился с казаком С. Капняевым, очевидно, служившим в корпусе. Он рассказал генералу печальные новости, и даже если современник несколько сгустил краски, то вряд ли сильно:

а) При каждой сотне имеется атаман, исполняющий обязанность буфера между немецкими командирами и рядовыми казаками. Атаман должен поддерживать порядок. Но ввиду бесправия и неопределенности этих атаманов, их роль как воспитателей нулевая. Немецкие командиры сотен считаются с ними, поскольку атаманы не касаются деятельности командиров.

б) Командиры, особенно унтер-офицеры, не только не противодействуют грабежам и насилиям, но сами в них участвуют. Обычно та деревня, в которой обнаруживают партизан [И. Б. Тито], полностью ограбляется, и постройки все сжигаются. Оставшиеся в живых жители все уходят в партизаны. Среди них много женщин. При таком отношении к населению число партизан прогрессивно увеличивается.

в) Из местного населения усташи^xvii — самые активные партизаны, но их немного, и по существу — это разбойники, ведущие борьбу не в государственном плане, а из-за мести и личной наживы. Эти усташи — истинная причина массовой партизанщины.

г) Ввиду массового участия населения в борьбе против усташей и их поддерживающих казаков, число партизан велико и настроение их озлобленное. Они являются нападающей стороной, усташи и казаки — обороняются. Каждый населенный пункт, занимаемый казаками, обносится проволокой и укрепляется бункерами, кроме того, охраняется усиленным сторожевым охранением.

д) Казаки несут большие потери от беспрерывной борьбы, как при обороне численно превосходящего противника, так и при нападениях на партизан^xviii.

е) Вследствие халатного отношения немецких командиров к своим обязанностям, часты случаи неожиданных нападений партизан, приносящих потери казакам. Часто казаки ведут оборону без участия в боях немецких командиров, которые обычно отсиживаются в бункерах. В этих случаях ими командуют отдельные казаки по собственной инициативе.

ж) Вследствие обремененности нападавших казаков (на партизанские селения) награбленным имуществом (коровы, свиньи и т. д.), выбитые из селения партизаны группируются снова и переходят в контратаки против казаков. Часто отбирают награбленное и наносят потери.

з) Со стороны немецких командиров нет заботливости о казаках. Часто награбленная живность не попадает в котел казакам, а полностью используется немецкими командирами. Они делают колбасы и ящиками посылают их домой. Бывает даже недодача казакам пайкового довольствия. Эта недодача вынуждает казаков добывать пропитание другими способами.

и) Немецкие командиры пьянствуют, имея большое количество вина и водки. Устраивают дебоши. Даже стреляют в крыши домов и в церкви безо всякой цели.

к) Усташи мобилизуют [хорватское] население и из него формируют боевые соединения, но мобилизованные часто сдаются партизанам без особого сопротивления. Усташи — самые жестокие из борющихся сторон.

л) Борьба идет не только по политическим признакам, но и по религиозным — против православия, поэтому усташи, хотя и союзники казаков, убивают одиночных казаков^xix.

м) Казаки распущены донельзя. Пьянство, ругань, полное неуважение начальников, грабежи и убийства. К этому они добавляют: «Это еще ничего, при отступлении будет похлеще». Таким образом, казаки во время своего отхода всюду за собой оставляют ненависть населения. О том, к чему все это приводит, казаки не задумываются^xx.

На этом фоне стремление быть со своими в рядах общей армии выглядело естественным, и с февраля — марта среди казаков ходили слухи о скором соединении с власовцами. «Мы все тому чрезвычайно обрадовались, — вспоминал белоэмигрант сотник Б. К. Ганусовский, служивший во взводе пропаганды при управлении 3-й дивизии. — У нас не было никаких сомнений в том, что все чины корпуса стоят за это»^xxi. Скорый конец войны выглядел очевидным, но сохранялись надежды на возобновление антибольшевистской борьбы вместе с западными союзниками после разгрома нацистского рейха^xxii.

«Войти в состав Армии Освобождения Народов России»

Среди старших русских офицеров XV корпуса в качестве убежденных сторонников перехода казаков под командование генерала Власова выступали два полковника, имевшие гражданство СССР: И. Н. Кононов и Н. Л. Кулаков. Первый — бывший кадровый командир Красной армии, кавалер орденов Красной Звезды^xxiii, Железного креста двух классов и других немецких боевых наград, второй — герой Великой войны 1914—1918 гг. и Георгиевский кавалер, участник Белого движения на Юге России и протезный инвалид, Походный Атаман Войска Терского с 1943 года^xxiv. Кононов познакомился с Власовым во время его приезда в Могилев в марте 1943 года, а в конце 1944 года стал горячим сторонником КОНР. В должности командира 5-го Донского полка он приказывал знакомить пленных красноармейцев с содержанием Пражского манифеста и другими пропагандистскими материалами Комитета^xxv. Кононов и Кулаков выступили организаторами Всеказачьего съезда казаков-фронтовиков XV кавалерийского корпуса, состоявшегося 29 марта 1945 года в здании городского театра Вировитицы.

На съезде с участием почти трехсот делегатов от корпусных частей председательствовал Кулаков, а Кононов занимался организацией необходимой демонстрации. Несколько офицеров — майор И. Г. Борисов, есаулы Бескровный (кубанец) и Карский (терец), сотник Р. Лялин (калмык) — приветствовали аудиторию, создав у слушателей нужное настроение. Борисов, командовавший 5-м Донским полком, заявил:

Мы не наемники немцев и не хотим быть такими, а мы такие же полноправные борцы за дело освобождения и построение Новой России без большевиков и без эксплуататоров <…>. Мы должны быстрее решать вопросы, которые нам нужны, как воздух.

Первое — нам нужен для организации единой, управляемой казачьей семьи Походный Атаман, который должен объединить все казачество в единую грозную армию, и единый стальной кулак, чтобы бить врага кулаком, а не пальцами. Такой Атаман у нас есть: генерал-лейтенант фон Паннвиц, и мы должны его избрать на эту ответственную и трудную работу.

Второе — мы, казаки, — русские люди, и хотим вместе с русским народом решать трудные задачи по освобождению наших русских братьев. Мы хотим, чтобы наша всеказачья семья целиком и полностью влилась в Русскую Освободительную армию под общим руководством вождя русского Народа Андрея Андреевича Власова.

Третье — поручить Походному Атаману и его Штабу быстрее собрать всех казаков, способных носить оружие, и организовать единую Всеказачью Армию.

Четвертое — просить Германское Верховное Командование предоставить нам такие возможности.

Да здравствует всеми любимый наш генерал фон Паннвиц!

Да здравствует Русское Освободительное Движение и его вождь Андрей Андреевич Власов!

По утверждению есаула Бескровного, «кубанское казачество с восторгом встретит включение казачьих воинских частей в состав Армии Освобождения Народов России», а фон Паннвиц «стремится к тому, чтобы все казачество было, в конечном счете, под общим командованием генерала Власова». Карский призвал слушателей не забывать двадцати предвоенных лет:

Мы живем в тяжелое время. Мы прожили под грозной пятой большевиков долгие годы испытаний и мучений русского народа, а вместе с ним и казачества. Кто из нас не скитался по сталинским тюрьмам, концлагерям и ссылкам? Кто из нас, казаков, не испытал на себе всех ужасов и преследований? Когда большевизм поставил прямо вопрос: уничтожить казачество, как самого опасного врага…

Ни пытки, ни казни, ни ссылки, ни разорение наших станиц не убили нашего казачьего духа, не совратили наш ум и не отняли у нас волю к борьбе с поработителями нашей Родины. Мы закалились в этой борьбе. Мы объявили смертную борьбу Сталину и его приспешникам… Цель нашей борьбы ясна. Мы хотим спасти Родину и возродить казачество. Мы, казаки, — свободолюбивый и вольный народ, — с чистым сердцем приняли идею общего объединения для борьбы в едином фронте народов России под руководством А. А. Власова <…> Мы со всей решительностью отвергаем всякие попытки раздробить казачество и отделить нас от великих идей Комитета Освобождения Народов России.

Сотник Лялин выступал в том же духе: «Являясь неотделимой частью великого русского народа в его борьбе за освобождение России от сталинского большевизма, считая долгом своим войти в состав Армии Освобождения Народов России, солдаты и офицеры калмыцкого кавалерийского полка, в полном соответствии с решением Первого Всеказачьего Съезда, подают свой братский голос РОА и ее вождю — беспримерному патриоту генерал-лейтенанту Власову, выражают свою готовность к решительной борьбе за освобождение Родины от большевизма, и просят Комитет Освобождения Народов России и Германское правительство разрешить калмыцкому кавалерийскому полку, как составной части Казачьего Кавалерийского корпуса, войти в состав Армии Освобождения Народов России». Лялин закончил речь цитатой из стихотворения «Поэт и гражданин» Н. А. Некрасова^xxvi.

Основной доклад прочитал Кононов, и в итоге съезд принял решение об избрании фон Паннвица Походным Атаманом казачьих войск и о включении всех казачьих соединений во власовскую армию с принятием соответствующей декларации. Оба предложения внес Кононов, закончивший выступление здравицами в честь объединенных сил народов России и их союза с германским народом, генералов фон Паннвица и Власова. При этом оратор впервые назвал Власова «наш Главнокомандующий»^xxvii. Пафосное заседание казаков-фронтовиков в Вировитице состоялось менее чем за полтора месяца до капитуляции Германии, и не стоит придавать особого значения чрезмерному пафосу речей докладчиков, веривших или пытавшихся верить в благополучный исход их противостояния большевикам. Советские люди, прошедшие суровую школу массовой идеологической закалки 1930-х гг., и не могли говорить иначе, даже если к тому времени они искренне разделяли антисталинские настроения. Язык публичных выступлений соответствовал воспитательной традиции. Однако все словесные штампы не могли скрыть и дезавуировать действительного желания основной массы русских военнослужащих XV казачьего корпуса считать себя солдатами и офицерами войск КОНР, а не СС или Вермахта.

Идеалист фон Паннвиц был растроган решением съезда и принял декоративное избрание близко к сердцу^xxviii, однако красивая процедура прикрывала сложную комбинацию. «Атаманские выборы» и вировитицкий съезд состоялись с санкции Главного управления СС^xxix, идея принадлежала Кононову, а казаки, находившиеся в Северной Италии, не имели о том понятия^xxx. Теперь фон Паннвиц противопоставлялся генералу от кавалерии П. Н. Краснову, с 1944 года занимавшему должность начальника Главного управления казачьих войск (ГУКВ) при Генерале Добровольческих войск [Вермахта] по назначению, а не по выборам. Поэтому Генерал Добровольческих войск генерал от кавалерии Э. А. Кестринг и рейхсляйтер А. Розенберг, формально еще занимавший должность имперского министра оккупированных восточных областей, теряли контроль над казаками. В свою очередь, для организаторов съезда преимущественное значение имели не «выборы атамана», а согласие корпусников на подчинение командованию войск КОНР. Военный преступник, бывший СС оберфюрер Э. С. Крегер, занимавший при Власове должность офицера связи в 1944—1945 гг., подтверждал намерения немецкой стороны передать войскам КОНР казачьи дивизии «в командование их собственных офицеров с постепенным выводом немецкого офицерского состава»^xxxi. И при таком развитии событий фон Паннвиц как немец неизбежно терял бы свое почетное атаманство, и не исключено, что в пользу Кононова, передавшего командование 3-й дивизией подполковнику Э. В. фон Рентельну — герою Великой войны в рядах Русской Императорской армии^xxxii.

Делегаты съезда в Вировитице делегировали Кононова, Кулакова и ефрейтора Залевского в КОНР для представления интересов казачества, но фактически их прием оформить не успели. Отныне Кононов, произведенный Власовым 1 апреля в генерал-майоры, находился в постоянных разъездах. Вместе с Кулаковым он сыграл важную роль в организации интриги, результатом которой стало окончательное согласие Походного Атамана Казачьего Стана генерал-майора Т. И. Доманова подчинить свой строевой корпус Власову, несмотря на враждебную позицию руководителей ГУКВ во главе с генералом Красновым.

(Окончание в следующем номере)