В Европе же до сих пор выходили лишь отдельные книги на русском языке. И вдруг Георгий Урушадзе, известный и опытный медиаменеджер, бывший генеральный директор премий «Большая книга», «Лицей», «Книгуру», объявил о создании издательства Freedom Letters. И не только объявил, но тут же выпустил первые книги — кажется, буквально в один день.

— Ваше издательство Freedom Letters возникло словно из воздуха свободы. Как вам пришла в голову идея его создать?

— Последние двадцать три года я так или иначе занимаюсь книгами — был владельцем издательства, организатором литературных конкурсов, занимался продвижением книг, поддержкой юных талантов и так далее. После вынужденной эмиграции, разумеется, возник вопрос: что делать. И первая мысль — про книги.

Но в прошлом году издательство создать не получилось. Я сам был как в заморозке, из эмоций — ужас и скорбь. Механически подсчитал бюджет — ничего не складывалось, на доллар выручки 30 долларов прямых затрат, сплошной убыток. И все мои многочисленные разговоры с коллегами-издателями подтверждали: бесполезно.

Главная проблема книжной индустрии всегда — дистрибуция. Особенно в новых условиях. Российский рынок (а множество покупателей — там) закрыт для вольных проектов, эмигранты прежних волн современной литературой интересуются не особо, знают только «старые» имена, новая эмиграция рассеяна по миру, в каждую страну нужно будет поставлять не больше пары сотен экземпляров с отсрочкой оплаты три месяца — это не бизнес, так издательству не выжить. Но я все-таки понимал, что издательство нужно, искал опору, основания.

Только недавно нашел. Обо всем написал в меморандуме, опубликовал его в фейсбуке. И все закрутилось. Издательство действительно оказалось нужным всем, востребованным. Оно живет волонтерским трудом, без денег — и это тоже показатель востребованности.

Я вижу издательство как своеобразное СМИ, транслирующее позицию не через статьи, а через книги.

— Такое видение было для вас миссией? Или вы воспринимаете миссию как модное слово, а, открывая издательство, думали только о практических задачах?

— Миссию оставим мессиям. У меня есть только ощущение необходимости выполнить работу — довольно тяжелую, честно говоря. Взял на себя ответственность и обязанности. Для меня недостижимый пример самоотверженного труда — Линор Горалик. По мере сил учусь у Линор.

— Что в этой тяжелой работе представляло наибольшую сложность при создании Freedom Letters? Вы занимаетесь менеджментом в литературной сфере много лет, и вам есть с чем сравнивать.

— Та самая дистрибуция. Любое издательство критически зависит от читателей — точнее, от покупателей. Книга должна быть там, где ее будет удобно купить всем и каждому. При этом традиционные модели распространения книг для нас невозможны. Нельзя напечатать тираж, несколько месяцев держать его на складе, развозя по магазинам. Хотя бы потому, что магазины, готовые выставлять наши книги, тонким слоем рассредоточены по разным странам, они небольшие, да их и немного, а логистика нынче дорогая. Но мы решаем все проблемы. В электронном виде наши книги можно купить как на сайте нашего издательства freedomletters.org, так и в тысяче магазинов электронных книг по всему миру, например в iBooks и Amazon, прочитать в Bookmate International. На бумаге уже изданы «Спрингфилд» Сергея Давыдова, «Любовь» Вани Чекалова, «Меньшее зло» Юлия Дубова, «Большинство» Дмитрия Быкова. До конца мая у нас будет 22—23 электронных книги и около десяти бумажных, в июне, похоже, удвоим это число. Бумажные книги можно заказать по ссылке с нашего сайта или купить на том же «Амазоне». Будем также печатать тиражи в разных странах — все зависит от дорогих покупателей, от их спроса.

— Вы сразу заявили о том, что у вас будут выходить книги авторов не только российских, но и украинских. Между тем это сейчас проблема очень болезненная. Немало примеров категорического нежелания украинских авторов участвовать в каких бы то ни было совместных проектах с авторами российскими. И мало кто такое нежелание не поймет. Что делать в такой ситуации живущему в Европе издателю российского происхождения?

— Мне не очень нравится оборот «но и». Украинские авторы для нас абсолютный приоритет, у нас есть особая серия «Слова Украïни». И я очень признателен авторам этой серии Г. Л. Олди, Александру Кабанову, Артему Ляховичу, Алексею Никитину и другим. Понимаю смысл вашего вопроса о «категорическом нежелании». С этим не сталкивался, но отношусь с полным сочувствием к такой позиции граждан Украины. Публично комментировать не вправе.

— Какие книги вы издаете? Понятно, что хорошие. Но едва ли найдется издатель, который ставит перед собой задачу издавать плохие книги. Есть отличительная черта именно у книг Freedom Letters?

— Книги талантливых авторов. На украинском, беларуском, русском, английском языках. Книги, представляющие современную Украину. Книги, не принимаемые к публикации в РФ или отменяемые там. Книги, фиксирующие происходящую катастрофу или отвечающие на вопрос «как мы дошли до жизни такой». Книги, помогающие противникам агрессии и пострадавшим от нее.

— После одного из новых российских «законов» — о запрете пропаганды ЛГБТ — стало очевидно, что тексты на эту тему просто не могут не выйти в свободном издательстве, которое станет выпускать книги на русском языке за границей. Но когда во Freedom Letters вышел роман Сергея Давыдова «Спрингфилд», действие которого происходит в Самаре и Тольятти, стало не менее очевидно — особенно по характеристикам, которые вы даете этому тексту, — что наличие в нем ЛГБТ-темы не являлось для вас определяющим фактором. Вы издали его потому, что он показался вам значимым литературным явлением. Что явилось для вас свидетельством такой значимости?

— Сергей просто попал в обнаженный нерв. Это хотя и очень небольшой (132 страницы), но значительный, один из лучших романов XXI века. Цельный, честный, идеально сотканный. Давыдов — профессиональный драматург и знает, как погрузить читателя в пучину экзистенциального кризиса. И как вытащить из нее.

— А если говорить не о «Спрингфилде» Сергея Давыдова, а о художественной состоятельности текста вообще — как вы ее для себя определяете? И, кстати, для Freedom Letters определяете ее только лично вы, или решение принимается как-то иначе?

— Критерий один — сочетание таланта автора и стратегии издательства. Определяю лично я, и мне это, честно говоря, непривычно и трудно. Я никому не судья, никогда в одиночку не принимал художественных решений, доверял экспертам, не вмешиваясь в их работу. Было бы правильно найти главного редактора, но я объявил, что у нас не будет никакой цензуры, вольной или невольной, соответственно, для главреда нет работы. Я в текст не вмешиваюсь.

— Нападение на Украину произошло в 2014 году. Но после этого многие в России — литераторы в том числе — долго считали, что «это не может длиться долго», «народ скоро опомнится». Были у вас эти иллюзии?

— У каждого свой отсчет, своя дата падения страны в бездну. У кого-то — первая чеченская война. У меня — с нападения на мою вторую родину — Грузию. 8 августа 2008 года. У замечательного поэта Александра Кабанова есть строчка «А это родина отца пришла за родиною сына». В 2008 году по приказу тогдашнего президента Медведева родина сына пришла за родиной отца. Это очень больно. Если бы на ту российскую агрессию Европа с Америкой ответили жестко, возможно, РФ бы не решилась на агрессию в 2022. Но — продолжали приезжать в Кремль, сквозь пальцы смотрели на расплодившуюся в Евросоюзе агентуру, вплоть до прошлого года поставляли в РФ полицейскую технику и так далее.

Можем заглянуть еще глубже. После путча в 1991 году я, девятнадцатилетний наглец, напросился в эксперты комиссии по расследованию причин и последствий государственного переворота. И несколько месяцев провел в архивах ЦК КПСС и КГБ. С тех пор иллюзий не было никаких — одна ненависть к «совку». В 23 года опубликовал книгу с насмешками над всяческим гебьем. Потом гебье это многие годы доставляло проблемы. После расстрела российского парламента в октябре 1993 года я выступил против этого — в прямом эфире первого канала, у Листьева в «Теме». Работал тогда на питерском ТВ. Немедленно был уволен оттуда верной соратницей Ельцина, с волчьим билетом. Интересное испытание для 21-летнего пацана.

Так что я давно понимал, к чему все идет. Тем более после оккупации двадцати процентов территории Грузии, известной мюнхенской речи и захвата Крыма. 30 июля 2014 года написал в фейсбуке: «Россия вползает в большую войну».

А год назад написал там же (не претендовал на глубокий анализ, но всякая прилепинщина сильно возбудилась): было две России. В одной — таланты, либеральные политики, свободное образование. Вторая — полицейская, предельно консервативная, бездарная, реваншистская, регулярно пытавшаяся сожрать первую. В конце концов сожрала.

Если принимать эту «теорию» за гипотезу, то очень понятно, чем я занимался — развивал первую страну, стремясь к мирной цивилизованной жизни для всех. Но, в отличие от знаменитого культуртрегера Бориса Куприянова, не считаю, что литература была обязана воспитывать «народ». Кто хотел — воспитывался. Мы, например, издавали книги, но у «народа» была своя часть работы — их читать.

Что же я делал на своем месте? Защищал экспертов своих премий, не позволял вмешиваться в нашу работу властям. Это получалось. Попытки прямого давления отбивал. Писали на меня доносы в том числе президенту, но жестких последствий тогда не было. Премии выявляли лучших вне зависимости от места жительства и гражданства, и многих украинских авторов в том числе. Противостоял всякой хтони, получая за это свою порцию хейта от будущих «зетовцев». 24 февраля хтонь победила — уверен, что временно.

Эмиграцию я никогда не считал сильным выходом, не обеспечил себя вторым паспортом и ВНЖ, и до сих пор ничего этого нет.

Мог ли я сделать больше? Конечно. Чувствую ли я себя ответственным? Безусловно.

— Сейчас идут очень страстные и болезненные споры о коллективной ответственности российских граждан и об их коллективной вине…

— Не очень понятны самозваные «судьи» из числа граждан РФ, пытающиеся присвоить себе право распределить вину. Дело в том, что вина может быть также маркером манипуляции. Очень часто в детско-родительских отношениях, в партнерских, служебных одна из сторон управляет, внушая вину. Зачем это нужно русским — остается только гадать.

— Полномасштабная война полностью переменила жизнь миллионов людей. К литературной жизни это тоже относится? Какова она сейчас в России? Происходят ли в ней значимые события?

— Я давно не был в РФ, поэтому могу ответить только как сторонний наблюдатель. Число агрессивных сторонников войны, на мой взгляд, процентов 15, максимум 20 от всего населения. И число это снижается. На опросы зависимых от власти вциомов внимания не обращайте: во-первых, народ не дурак отвечать правду представителям государства, во-вторых, социология не учитывает количество отказавшихся от ответа, а их всегда много.

Еще около двадцати процентов — противники войны. Остальные мимикрируют под обстоятельства. «Народ безмолвствует»: генетическая память о раскулачивании и репрессиях крепка. Обстоятельства изменятся — люди поведут себя по-другому. Для любых изменений в обществе вообще достаточно пассионарных пяти процентов. Другое дело, что в нынешней РФ любые изменения случатся «сверху». Предполагаю, довольно скоро.

Про литературную жизнь. Несмотря на все, пишутся и издаются хорошие тексты. Многие писатели остались в стране. У каждого свои обстоятельства: кто-то не может оставить родственников, кто-то говорит, что принципиально не отдаст страну оркам. Жить сейчас в РФ совсем не равно поддержке гниющей власти.

А вот у орков дела плохи. Им открылись все пути — но таланты не появились, и книги «зетовцев» совсем не хиты продаж.

— Но ведь если живущий сейчас в России автор, пишущий на современные темы, не готов садиться в тюрьму, значит, он лишен возможности честно писать о главном, что происходит в стране, что определяет ее настоящее и будущее. Или пиши о неглавном, или не пиши совсем, или — здравствуй, цензура и сказка про белого бычка — позорно используй эзопов язык. Многие авторы задают себе вопрос: а может ли писатель вообще оставаться сейчас писателем в России? У вас есть на него ответ?

— Писатели, за которыми я слежу, ни на йоту не изменили себе. Думаю, им тяжело, возможно, страшно. А в цензурные времена всегда расцветал эзопов язык — и хорошо, правда дорогу себе найдет. Посмотрите на самые востребованные книги сейчас в РФ — там, например, «1984» Оруэлла. Читатель умен, издатель находчив. Это тоже род сопротивления. Да, не публичного, скорее, для спасения собственной души. Не мое дело им указывать, что делать, или решать, чье сопротивление достаточно, а чье нет. История как минимум ХХ века учит: власть в России или СССР всегда губила себя сама.

— Тем временем под крышу государственной идеологии сбежалось бессчетное множество тех, кого снедала зависть к успеху ненавистных либералов. Тех, кому глупость не позволяла и не позволяет понять: если запретить книги писателя А, это не означает, что его читатели побегут покупать книги писателя Б. Тех, кто называет патриотизмом свою, мягко говоря, моральную недостаточность, смешанную все с той же глупостью.

— Сбежались карьеристы. Я искренних людей там не вижу. Повторю, новых талантов там не появилось, а старые (их было всего несколько человек) замарали себя кровью. Без гуманистического начала талант не развивается, видимо. Z бессмысленно обсуждать из-за отсутствия там содержания. А патриотизм — это не только «последнее прибежище негодяев», но и абсолютно неверный термин для z. Именно они, поддерживая власть, дают ей право убивать, лишая РФ будущего, превращая ее совсем уж в сырьевой придаток одной крупной азиатской державы. Это что угодно, но не патриотизм.

— К счастью, среди пишущих по-русски авторов появились действительно талантливые люди. Вы уже знаете, кого из них представите читателям?

— Обратите внимание на 22-летнего Ваню Чекалова. Его книга «Любовь», полная одновременно нежности и черного юмора, открыла нам новый талант — думаю, впереди у него большое будущее.

Ну а вообще за издателя говорят публикуемые им книги. Скоро представим уважаемым читателям много новинок, отвечающих на ваш вопрос.