Первые полтора месяца им командовал генерал от кавалерии Яков Жилинский, а после его увольнения до середины марта 1915 года — генерал от инфантерии Николай Рузский. Если в Галиции главным противником были австро-венгры, то здесь приходилось драться против немцев, известных умением быстро маневрировать, отличной организацией и качеством войск, которыми на Востоке руководили такие незаурядные военачальники, как генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург и генерал-лейтенант Эрих Людендорф. При подготовке к войне противник в целом переоценил слабость русских, но все же превосходил их по огневой мощи пехотных дивизий и общей подготовке генералитета, умело владевшего инициативой. «В наших руках была яркая, блестящая победа, при наличии тех обстоятельств, с которыми мы вышли на войну, а во что ее превратили?» — в расстроенных чувствах писал Генерального штаба капитан Дроздовский после одного из сражений с упущенным успехом.

Знаменитый Восточно-Прусский поход августа — сентября 1914 года закончился печально: важная победа при Гумбиннене сменилась разгромом центральных корпусов 2-й армии и гибелью ее командующего генерала от кавалерии Александра Самсонова. 1-я армия генерала от кавалерии Павла фон Ренненкапмфа понесла серьезные потери, ей пришлось отступить из Восточной Пруссии. Осенью 1914 года Рузскому удалось удержать Варшаву и Ивангород, отразив наступление врага, но затем главнокомандующий, допустив ошибки в расчетах, выпустил немцев из окружения под Лодзью. Зимой 1915 года во время очередного Мазурского сражения в Августовских лесах погиб весь ХХ армейский корпус Георгиевского кавалера генерала от артиллерии Павла Булгакова, попавшего в неприятельский плен.

«Управления нет — ряд несогласованных, иногда противоречивых, ежечасно меняющихся отдельных приказаний корпусам, полная неразбериха, сумбур, — возмущался Дроздовский. — Все управление — только проволока [аппаратов связи. — К. А.], не показывает войскам никакого личного воздействия. Войска командира корпуса не знают и после бегства не уважают». Опытному воину становились видны все язвы русской армии: недостаток боеприпасов и огневых средств, инертность старших начальников и посредственное управление на корпусном, армейском и фронтовом уровне. Казалось, японская война многому научила русский генералитет, но далеко не все уроки пошли впрок.

Дроздовского не удовлетворяла спокойная служба офицера-генштабиста, назначавшегося в 1914—1915 гг. в штабы XXVII и XXVI армейских корпусов, Варшавского и Зегржского отрядов: та же удаленность от передовой и противника, те же бесконечные бумаги и совещания, исполнение текущих заданий по чужому планированию. На распоряжения и события влиять не удавалось. «У штабных офицеров нет имен», — этот популярный афоризм принадлежал знаменитому немецкому генерал-полковнику Гансу фон Секту, отводившему генштабистам роль анонимных винтиков в большом и слаженном механизме. Дроздовский тяготился такой профессиональной незаметностью под крышами больших штабов, ему хотелось своих боев и сражений.

Правда, несколько раз в качестве наблюдателя отважный капитан совершал воздушные полеты, поднимался над позициями на аэроплане и воздушном шаре. Однажды во время разведки он хотел «набросать немцам на головы несколько бомбочек», но собственная пехота в восторге от заманчивой цели открыла частый ружейный огонь. К счастью, никого из членов экипажа стрелки не задели, и они благополучно вернулись домой. «Нет на войне опасности противней, как опасность от своих», — констатировал Дроздовский, переживший «кислые минуты» под дружественным огнем. К сожалению, обстрелы русской пехотой собственных авиаторов происходили нередко, особенно в первый год войны. Любой летающий предмет по причине новизны вызывал у пехоты буквально охотничий азарт, и командирам требовалось прикладывать немало усилий, чтобы научить подчиненных отличать русские воздушные средства от немецких и австрийских.

22 марта 1915 года Дроздовский, служивший штаб-офицером для поручений при штабе XXVI армейского корпуса 10-й армии Северо-Западного фронта, был произведен в подполковники. В те дни в командование армиями самого сложного фронта вступил генерал Алексеев, и смена Рузского быстро почувствовалась. Новый главнокомандующий путем маневрирования хотел сосредоточить кулак в районе Сандомира Радомской губернии, чтобы нанести удар во фланг немцам и не дать им прорвать фронт. Однако на боеспособности русских армий уже вовсю сказывались «снарядный голод» и кризис боеприпасов, а враг при поддержке тяжелой артиллерии хотел добиться решающей победы на Востоке, чтобы склонить Россию к заключению сепаратного мира.

Георгиевский кавалер

Накануне германского наступления в карьере Дроздовского наступил перелом: подполковника, рвавшегося на фронт, допустили к исполнению должности начальника штаба 64-й пехотной дивизии, входившей в XXVI армейский корпус. Боевая линия теперь стала осязаемой. Вместе с начальником дивизии, Генерального штаба генерал-лейтенантом Александром Жданко, Дроздовскому пришлось вынести всю тяжесть «великого отступления» 1915 года, когда Алексеев выводил из германских клещей семь армий, спасая весь Восточный фронт ценой потери двенадцати губерний.

Несмотря на свою штабную должность, Михаил Гордеевич постоянно посещал части, попадал под огонь противника и сам участвовал в боях. 1 июля его заслуги были отмечены высокочтимым орденом св. Владимира IV ст. с мечами и бантом.

20 августа в бою у местечка Оханы под обстрелом Дроздовский провел осмотр местности с целью преодоления водной преграды, а затем руководил форсированием реки и наступлением подразделений 253-го пехотного Перекопского полка, овладевшего северной окраиной населенного пункта. В течение пяти дней перекопцы отбивали настойчивые немецкие атаки. 2 ноября генерал от кавалерии Афанасий Цуриков, командовавший 10-й армией, которая теперь входила в состав войск Западного фронта, издал приказ о награждении Генерального штаба подполковника Дроздовского Георгиевским оружием. Михаил Гордеевич смутился. «Это высокая награда, и я был бы вправе весьма порадоваться, если бы был убежден, что ее заслужил, а этого последнего сознания у меня и нету», — признавался он в одном из писем.

В конце осени 1915-го и зимой 1916 года Дроздовский непродолжительное время исполнял должность начальника штаба XXVI армейского корпуса, но затем непременно возвращался в родную дивизию. Порой целыми днями, порвав с текущим «бумагомаранием», Михаил Гордеевич проводил на позициях и небезуспешно сражался с генералом Жданко за четкость, планомерность и необходимую организацию во всем, чтобы предупредить любые случайности. Педантичность Дроздовского, его стремление к ведению боевых действий по всем правилам становились притчей во языцех.

Успехи армий Юго-Западного фронта генерала от кавалерии Алексея Брусилова в мае — июне 1916 года вселяли оптимизм. Ни кровавые потери, истончавшие и без того слабый гражданский слой старой России, ни народное утомление, ни ухудшение качества войск не внушали опасений фронтовикам. «Сейчас блеснул луч надежды, — сообщал Дроздовский старшей сестре Юлии Гордеевне, вдохновленный результатами летних операций. — Опять в поход; посмотрим, что день грядущий нам готовит. <…> Самое важное, конечно, то, что у немцев окончательно вырвана из рук инициатива согласованными действиями всех союзников».

Стиснутые в Европе между двух фронтов, с запада и с востока, Германия, Австро-Венгрия и Болгария могли лишь отбиваться, подобно защитникам осажденной крепости. Исход вооруженной борьбы зависел от состояния ресурсов противостоявших друг другу враждебных блоков, а превосходство Антанты казалось очевидным.

Однако в России социальная усталость от тягот Великой войны — по причине низкого культурно-образовательного уровня основной массы населения — наступала гораздо быстрее, чем у других ее главных участников. Кроме того, самодержавная система государственного управления, неприкосновенность которой упрямо отстаивали Николай II и императрица Александра Федоровна, становилась все менее эффективной. И прогрессировавший кризис власти вкупе с усилением антивоенных настроений постепенно приближал революционный взрыв, родившийся из рабочих забастовок и солдатского бунта запасных батальонов, нелепо сосредоточенных в столице.

В то же время внимание окопного офицерства занимала война, потерявшая летом 1916 года позиционный характер. Дроздовский переживал кульминацию своей карьеры в Русской Императорской армии. «Кругом наблюдается подъем духа, — писал Михаил Гордеевич. — Нельзя не признать, что наши Луцкий и Буковинский прорывы были удивительно чистой работой, во внешней их форме — видно, что, наконец, кое-чему научились и у нас». 15 августа последовал Высочайший приказ о производстве Дроздовского в полковники. Всего 34 года, а он уже заслужил боевых Анну и Владимира, Георгиевское оружие и высший штаб-офицерский чин: законный повод для гордости и уважения сослуживцев.

Положительные оценки Дроздовским решительных действий войск 9-й армии генерала от инфантерии Платона Лечицкого, чисто разбившего противника в Буковине, прозвучали весьма кстати. В конце лета 1916 года 64-я пехотная дивизия генерала Жданко была направлена на Юго-Западный фронт и вошла в состав XVIII армейского корпуса 9-й армии, сражавшейся в Южных Карпатах, чтобы пробиться к Кирлибабскому проходу. Поспешность и важность переброски подтверждал тот факт, что для ее организации использовался автотранспорт.

31 августа при штурме горы Капуль, служившей ключом ко всему горному массиву, Генерального штаба полковник Дроздовский лично повел в атаку резерв, хотя нижним чинам казалось необычным и чудным присутствие в их рядах начальника штаба всей дивизии. Под сильным встречным огнем атакующие залегли, но Михаил Гордеевич поднял цепи и с криком «Вперед, братцы!» первым бросился на проволоку. В тот же момент он получил ранение ружейной пулей в правое предплечье и не смог завершить атаку. Его солдаты и офицеры ворвались в неприятельские окопы, но, не получив поддержки соседей, смогли продержаться на вражеской позиции лишь до вечера. Дроздовского пришлось эвакуировать в тыл, так как полученная им рана не подлежала излечению в полевых условиях. «Мнение всех строевых офицеров и солдат было одно — не потеряй мы Дроздовского в этом бою, к вечеру мы бы уже спускались в Кирлибабский проход», — вспоминал один из офицеров-участников штурма.

Бои на южном крыле Восточного фронта имели не только оперативное, но и политическое значение, так как в конце лета 1916 года Королевская Румыния вступила в войну на стороне Антанты. Это пафосное, но непродуманное решение Бухарест принял под влиянием брусиловских операций и неумных настояний председателя Совета министров Российской империи Бориса Штюрмера, одновременно занимавшего должность министра иностранных дел. Штюрмер не снискал популярности в общественных кругах, зато пользовался абсолютным доверием Августейшей четы и поддержкой лжестарца Григория Распутина.

«Воевание» румын добром не кончилось. Довольно быстро они растеряли оптимизм, показали свою слабую боеспособность, начали терпеть поражения и запросили помощи у русского командования. В итоге в конце года по Высочайшему повелению для спасения незадачливого союзника был создан пятый по счету — Румынский — фронт, растянувшийся от Буковины до Черного моря на 600 километров и поглотивший до полумиллиона человек в составе тридцати шести пехотных и тринадцати конных дивизий, включая почти все резервы, накопленные с таким трудом.

К сожалению, оправдались печальные прогнозы начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генерала Алексеева, ранее предрекавшего, что вступление нейтральной Румынии в войну принесет не пользу, а очевидный вред военным интересам России.

«Армия наша постепенно умирает»

Второе ранение в жизни, полученное Дроздовским в 1916 году в бою при горе Капуль, оказалось серьезным и тяжелым: австрийская пуля разорвала мышцы ниже локтя, повредила локтевой нерв, вызвав нагноение — пострадавшая рука полностью так и не восстановилась. Лечение и реабилитация потребовали четырех долгих месяцев, проведенных в тылу. Дроздовский, лежавший в одесском госпитале, возмущался своим пассивным положением и, приучаясь «царапать» строчки левой рукой, жаловался в письмах Юлии Гордеевне: «До сих пор не заживает место, откуда была взята кожа для пересадки, и из-за этого, будучи по существу здоровым человеком, я принужден почти все время лежать. Нечего сказать — развлечение. Зол, как цепной пес. От злости готов кусаться».

Утешался храбрый офицер сознанием честно исполненного долга и безупречной репутацией. Никто бы не посмел поставить его в один ряд с ловчилами, расчетливыми карьеристами и шкурниками, готовыми на любые ухищрения, лишь бы оградить себя от малейшей опасности. Кроме того, начальство обещало в награду после возвращения из госпиталя дать ему в командование хороший полк, о чем мечтал любой строевой штаб-офицер, поэтому оставалось выполнять предписания врачей, терпеть и ждать разрешения вернуться на фронт. Война оставалась его рыцарской стихией.

Из госпиталя Дроздовский выписался на Святках и в январе 1917 года получил назначение исполняющим должность начальника штаба 15-й пехотной дивизии VIII армейского корпуса 4-й армии Румынского фронта. Командовал дивизией Георгиевский кавалер, Генерального штаба генерал-лейтенант Петр Ломновский, отличившийся во время первой Галицийской битвы 1914 года. По воспоминаниям сослуживцев, Дроздовский снискал почтение и любовь офицеров и нижних чинов, может быть, благодаря бесстрашию, а может быть — благодаря любви к порядку и организованности. Более сорока лет спустя, в эмиграции, участник Белого движения на Юге России полковник Владимир Шлехта, служивший зимой 1917 года адъютантом дивизионного штаба, так вспоминал о Дроздовском:

«На всех, с кем ему приходилось общаться, он неизменно производил особенное, отличное впечатление. С большим чувством такта и сердечной отзывчивостью он охотно оказывал содействие и помощь всем обращавшимся к нему по делам и за советами офицерам, а они относились к нему, как к авторитетному старшему товарищу, и называли его по имени-отчеству.

М. Г. Дроздовский имел дар настоящего начальника: очень умело руководил действиями подчиненных ему и внушал им свою волю, даже не проявляя при этом „надлежащей“ строгости.

Подобранная, стройная фигура, привычка быть, как следует, почти щеголевато одетым, уверенная осанка, манера вести себя всегда спокойно, заостренное, ласковое и привлекательное лицо — все вместе составляли его индивидуальность и выражали большую энергию, как главную особенность его личности. Нисколько не преувеличивая, можно сказать, что он был любим и уважаем всей дивизией.

Начальник дивизии очень ценил и берег своего начальника штаба, и как он ни порывался на наблюдательный пункт — всегда противился этому. Обычно сам ген. Ломновский ходил на наблюдательный пункт, давал мысль М. Г. Дроздовскому, который разрабатывал операционный приказ <…>. Его высокая трудоспособность украшалась таковой же жертвенностью для пользы дела и Родины».

Вместе с другими войсками Румынского фронта дивизия Ломновского готовилась к наступательным операциям, назначенным по согласованию с союзниками на середину апреля 1917 года. Дроздовский работал сутками напролет, бывал в частях и на передовой, осматривал боевые порядки, добивался совершенства связи и управления.

В разгар этой боевой подготовки Россию потрясла Февральская революция, выросшая из глубокого раскола политической элиты царской России, неустроенного тыла и петроградского бунта ста тысяч крестьян в солдатских шинелях. Кризис власти 2—3 марта закончился не только отречением Николая II, но и крушением престола вместе с конституционно-монархическим строем. Разруха в тылу, недееспособность последнего царского правительства и ответственных лиц на ключевых должностях производили тяжелое впечатление на Дроздовского. Он зло назвал «шляпой» Генерального штаба генерал-лейтенанта Сергея Хабалова, показавшего свою абсолютную несостоятельность в должности главного начальника и командующего войсками Петроградского военного округа.

Будучи убежденным монархистом, Дроздовский не считал себя поклонником рухнувшего режима, а на переворот «смотрел как на опасную и тяжелую, но неизбежную операцию». Однако, по словам полковника, «хирургический нож оказался грязным» — и новая власть Временного правительства во главе с князем Георгием Львовым выглядела беспомощной в море разнузданных народных страстей.

6 апреля в своей дивизии Дроздовский был назначен командиром 60-го пехотного Замосцкого полка, но некогда славная часть, сменившая за годы войны несколько составов, теперь стремительно деградировала, и командование полком стало тяжелым крестоношением. «Армия наша постепенно умирает», — с тяжелым сердцем записал 16 апреля в дневнике Дроздовский, потрясенный масштабами и формами разложения личного состава. Солдат, подогреваемых большевистскими лозунгами, следовало называть свободными гражданами — свободными, по едкому замечанию командира полка, «от чувства долга и доблести». У многих сослуживцев опускались руки, и смерть начинала казаться наилучшим выходом из медленного погружения в бесконечный липкий позор.

Тем не менее, стиснув зубы и собрав воедино всю командную волю, Генерального штаба полковник Дроздовский пытался не только поддерживать дисциплину во вверенном ему полку, но и воевать с противником. К концу лета 1917 года измученная Российская армия удивительным образом продолжала приковывать к себе 134 из 276 дивизий — почти половину наличных сил врага. 11 июля в кровопролитном сражении у Марешт русские и румыны успешно атаковали австро-германские позиции. Замосцкий полк захватил 10 неприятельских орудий. За этот бой Дроздовский 20 ноября, уже после Октябрьского переворота, приказом по войскам 4-й армии Румынского фронта был награжден орденом св. Георгия IV ст.

Удачно начавшееся Марештское наступление пришлось остановить по приказу нового главы Временного правительства Александра Керенского, сменившего князя Львова в должности министра-председателя. «Рука, уже заносившая меч над головой врага, вдруг дрогнула, опустилась и выронила оружие», — сожалел военный историк Антон Керсновский. Румынам пришлось завершать операцию без русских, потерявших волю к продолжению борьбы.

Июльские поражения на соседнем Юго-Западном фронте и всеобщее уныние отразились на состоянии войск 4-й армии Георгиевского кавалера, генерала от инфантерии Александра Рагозы. Дрогнула и 15-я пехотная дивизия, совсем недавно отличившаяся в июльском сражении у Марешт. 1 августа, в разгар тяжелых четырехдневных боев, Замосцкий полк побежал. Из окопов, по свидетельству Дроздовского, текла «деморализованная, развращенная, трусливая масса». Разъяренный командир полка приказал своему резерву «бить и стрелять беглецов», не считаясь с потерями, и сумел остановить беспорядочное бегство. Позицию удалось удержать.

За бои 30 июля — 4 августа 1917 года Дроздовский был представлен штабом фронта к ордену св. Георгия III ст., но это обращение осталось без ответа. Скорее всего, Дроздовский и не принял бы столь высокой награды, учитывая сопутствовавшие обстоятельства. Даже заслуженное награждение орденом св. Георгия IV ст. Михаил Гордеевич принял безрадостно и вместо него стал носить Георгиевскую ленточку в петлице.

Последние надежды на спасение родины рухнули после сентябрьского ареста Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Лавра Корнилова и его соратников в результате конфликта с Керенским.

В конце октября — начале ноября 1917 года ленинцы, опиравшиеся на свои вооруженные отряды и солдат тыловых гарнизонов, свергли Временное правительство Российской Республики, захватили власть в Петрограде, Москве, затем повели борьбу за губернские города и начали систематическое разрушение старой армии. «Нет ничего нового у нас, — описывал свои мрачные впечатления командир Замосцкого полка, находившийся на отдаленном Румынском фронте. — Сидим и ждем, когда, наконец, вся эта машина, Россией именуемая, развалится и разложится окончательно».

В ноябре помимо своей воли Дроздовский получил назначение начальником 14-й пехотной дивизии, существовавшей в основном лишь на бумаге. Большевики, которых Михаил Гордеевич считал «кучкой немецких шпионов», объявили перемирие и вступили в переговоры с врагом, наконец-то добившимся ликвидации Восточного фронта.

Ленинский Совнарком в Петрограде издавал декрет за декретом: отменялась свобода слова и печати, право собственности и наследования, ликвидировался гласный, состязательный и независимый суд, упразднялся весь корпус российского права… Начались убийства священников, офицеров, общественных деятелей. Конституционно-демократическую партию объявили «вне закона». Страна погружалась в хаос, а большевистские вожди провозглашали торжество социальной революции. Дроздовский сравнивал происходящее с разрушением цивилизации и культурным самоубийством. По мнению храброго офицера, «Россия погибла, наступило время ига, неизвестно на сколько времени, это иго горше татарского».

Принимать новую Орду Дроздовский не собирался и сотрудничество с большевиками считал для себя невозможным. Он взял отпуск, ссылаясь на перемирие, и 11 декабря приехал из дивизии в Яссы (в 100 км западнее Кишинева), где располагался штаб армий Румынского фронта, находившихся под управлением Георгиевского кавалера, генерала от инфантерии Дмитрия Щербачева. Здесь Михаил Гордеевич надеялся найти единомышленников и соратников, готовых бороться с большевиками. С далекого Дона генерал Алексеев, повторяя подвиг князя Дмитрия Пожарского, призывал в Новочеркасск офицеров и всех русских граждан спасать родину от новых воров и разбойников. Но расстояние от Ясс до Новочеркасска составляло почти тысячу километров.

Окончание в следующем номере.

Источники и литература:

Герлиц В. Германский Генеральный штаб. История и структура 1657—1945. М., 2005.

Дневник генерала М. Г. Дроздовского. Берлин, 1923.

Дроздовский и дроздовцы / Ред. и сост. Р. Г. Гагкуев. М., 2006.

Зайцов А. А. 1918 год. Очерки по истории русской гражданской войны. Париж, 1934.

Керсновский А. А. История Русской Армии. М., 1999.

Шлехта В. А. Ген. Шт. полковник М. Г. Дроздовский // Кадетское письмо (Буэнос-Айрес). 1959. Июнь. № 16.