По правилам и без

Обычно принято говорить о популизме тех политиков, которые в борьбе за власть соблазняют народ красивыми лозунгами. Так, на волне популизма пришли к власти Дональд Трамп в США или Жаир Болсонару в Бразилии; в Италии и других европейских странах набирают голоса партии, выступающие против мигрантов.

Однако популизм настолько многолик и живуч, что некоторые лидеры успешно продолжают применять популистские стратегии, уже находясь во власти. Причем происходит это не только в США, когда Трамп через Твиттер шокирует граждан своими афоризмами, но и в различных постсоветских диктатурах, где местные «царьки» сами или через доверенных лиц транслируют пастве истину о том, что именно они отражают истинные интересы своего народа. Казалось бы, тиранам или просто авторитарным лидерам уже не нужно бороться за власть, а система выстроена таким образом, что нет насущной потребности очаровывать электорат, однако поддерживать в подданных необходимый градус восхищения, а также создавать в глазах всего мира имидж горячо любимого народом правителя необходимо.

Такие философы, социологи и политологи, как Ян-Вернер Мюллер, Бенджамин Моффит, Кас Мюдде, Роджер Брубейкер и многие другие, определяют популизм как политику, идеологию или риторику, называя основными его чертами противопоставление настоящего, хорошего, «чистого» народа и плохих, коррумпированных, «испорченных» элит, антилиберализм, поиск внешнего врага, против которого необходимо сплотиться, предельное риторическое упрощение существующих проблем и предложение максимально понятного способа их решения, а также неуважение к демократическим процедурам и институтам, стремление заявить «Народ — это я!» и действовать в обход установленных плохими элитами правил.

С этой точки зрения Владимир Путин — истинный популист, предложивший в 2014 году другим лидерам соблазнительную по простоте и популярности модель «игры не по правилам» и заявивший о моральной правоте своих действий, поддержанных большинством народа (речь об аннексии Крыма). Его многолетний (вплоть до недавнего времени) помощник Владислав Сурков тоже любил намекать на избранность власти в российской «суверенной демократии», он даже ввел понятие «глубинного народа», который живет своей жизнью, в соцопросах не участвует, но молча поддерживает мудрого правителя. Можно сказать, что путинское хамское, презрительное отношение к западным элитам и стремление заставить весь мир играть по его правилам, подкрепленное ядерным оружием, вольно или невольно задает тон, влияя на риторику лидеров других стран, в особенности — посткоммунистического блока.

Несмотря на то, что популизм в разных формах присутствует в некоторых странах Центральной, Восточной, Западной Европы, США и государствах Латинской Америки, посткоммунистический транзит в регионе Центральной и Восточной Европы накладывает особый отпечаток на риторическое поведение как правящих элит, так и оппозиции.

Россия и Чехия, похожие и разные

В начале 2018 года в России и Чехии прошли президентские выборы, на которых переизбрались Владимир Путин и Милош Земан. Нас будет интересовать прежде всего предвыборный популизм правящих лидеров двух посткоммунистических стран — России и Чехии. Таким образом, в центре оказывается специфический популизм представителей старой элиты, тех, кто борется не за получение власти, а за ее удержание, тех, кто, принадлежа к этой элите, сумел отмежеваться от нее и в какой-то момент показаться близким народу. Такой популизм выходцев из прошлого, опирающихся на мнение большинства, ностальгирующего по прежним временам, будет правым во внешней политике и левым — во внутренней. Лидер будет кричать о суверенном государстве, обвиняя чужих, будь то западные элиты, США, Евросоюз или исламисты, но в то же время обещать своим гражданам пособия и льготы. И если о популизме лидеров современной Польши и Венгрии написано немало, то популизм чешских лидеров обычно остается в тени, поскольку Чехия из посткоммунистических стран действительно продвинулась на пути к демократии и либерализму дальше других. А если кто из чешских лидеров и упоминается, так это действительно классический популист «а-ля Трамп», одиозный премьер-миллиардер Андрей Бабиш. Вместе с тем фигура президента, хоть и менее значимая в парламентской республике, обладает для граждан Чехии большим символическим значением. Кроме того, риторическое поведение Земана дает возможность проследить механизмы воздействия «ползучего путинизма» на властный дискурс посткоммунистических стран.

Говоря о президентах Чехии и России, мы имеем дело с совершенно разными системами и традициями (парламентская республика, сменяемость власти, свободные выборы, СМИ, оппозиция и суды в Чехии — и суперпрезидентская федерация, автократия с элементами имитационной демократии, многолетний несменяемый президент и узурпация власти без конкурентных выборов, сильной оппозиции, свободных СМИ и судов в России), однако существуют общие тенденции в риторике обоих лидеров, определяемые не только их личными хорошими отношениями, но и системными особенностями перехода к демократическим ценностям в посткоммунистическом государстве.

Как известно, после окончания холодной войны в странах социалистического лагеря начался демократический транзит. Примерно в одно время сформировались Российская Федерация и Чешская Республика, которые, при всех историко-географических и политических различиях, переживали, как и другие страны Центральной и Восточной Европы, общий опыт перехода к либерально-демократическим ценностям, переосмысления коммунистического опыта, обновления элит, формирования демократических институтов. Однако коммунистическое наследие не уходит быстро и просто, и не только коммунистическая партия, но и способ мышления, а также ностальгия многих людей по более стабильным временам сохранялись в обществе, как сохранялись и старые элиты, не утратившие власть. В соответствии с общей тенденцией 2000-х гг., подкрепленной экономическим кризисом, ошибками либеральных политиков и разочарованием скромно живущих слоев общества, произошел откат от либерализма 1990-х, и во многих государствах к власти пришли политики, отвечавшие ностальгическим запросам общества. В посткоммунистических странах популисты сыграли на патерналистской тяге людей к стабильному социалистическому прошлому и сильному правителю.

Путин и Земан: истоки

Путин, начинавший как продолжатель курса Ельцина и в экономике до сих пор опирающийся на либеральное крыло, постепенно урезал демократические права и свободы и создал автократию с имперскими амбициями, предельно расширив собственную власть. Пренебрежительное отношение к духу и букве Конституции, демократическим процедурам и институтам при внешнем соблюдении демократических правил, носящем имитационный характер, привело к узурпации власти. Парадоксально, что, будучи представителем, порождением и наследником элиты 1990-х гг., он сумел противопоставить себя ей, обвинив во всех бедах «лихие 90-е», олигархов, либеральную оппозицию, западные страны.

Первый всенародно избранный президент Чехии Милош Земан был тоже выходцем из элит, но порвал с ними и теперь отзывается о них, будь то родная партия ČSSD или либералы, крайне презрительно. По мнению СМИ, с момента избрания Земана в 2013 году в чешскую политику вернулась черная риторика: во время предвыборной кампании главного соперника Земана Карела Шварценберга представили чуть ли не сторонником нацистов, вменяя ему в вину «непатриотичную» позицию по судетским немцам и иностранное происхождение. По мнению юристов и политологов, Земан также с самого начала правления стремится обойти Конституцию и расширить свои полномочия, отказываясь назначать предложенных министров или отозвать министра финансов (за что ему хотели объявить импичмент в 2017 году). По мнению наблюдателей, Земан предлагает избирателям социальный контракт, похожий на ранний путинский: экономическая стабильность в обмен на невмешательство в политическую жизнь страны. Кроме того, и Земан, и Путин всегда уделяли большое внимание социологическим опросам и реагировали на них, что подкрепляло их популистскую риторику.

Таким образом, оба лидера — выходцы из старых элит, популярные у значительной части избирателей и, что интересно, сумевшие на определенном этапе позиционировать себя как антиэлитные политики; как показывают опросы, среди голосовавших на последних выборах преобладает сельский электорат; оба лидера опираются и реагируют на соцопросы, демонстрируя тем самым приверженность интересам большинства, а не меньшинства, и, несмотря на большие различия в законодательстве, стремятся расширить свои президентские полномочия, пренебрежительно относясь к законам, процедурам и институтам. Иными словами, оба политика стали выразителями идей «нормализации», антилиберального поворота, поиска альтернативы Западу — в альянсе с экс-советскими государствами, повороте на восток и идее суверенности (в России), в повороте на Восток и к России и той же идее суверенности (в Чехии). На фоне просачивающейся информации о финансовой поддержке Земана Путиным наблюдатели отмечают, что Земан ездил в Россию даже во время избрания нового парламента Чехии, стремился оправдать аннексию Крыма и поддерживал Путина, из-за чего ему также хотели объявить импичмент.

Удержать власть

Есть сходство и в действиях обоих политиков во время последних президентских кампаний. Оба лидера переизбирались и использовали преимущества нахождения у власти; оба игнорировали дебаты (Земан участвовал лишь во втором туре), пренебрегли демократическими процедурами, выказав неуважение к соперникам, журналистам и избирателям, и декларировали, что уже подтвердили свою эффективность не словом, а делом. Кстати, негативное отношение к нелояльным журналистам тоже характерно для обоих лидеров: можно вспомнить, как Земан, любитель театральных эффектов, держал на пресс-конференции автомат Калашникова с надписью «На журналистов» или как он говорил не кому иному, как Путину, что журналистов развелось слишком много, надо бы «ликвидировать».

При отсутствии реального диалога, дебатов и дискуссий нехватка подлинно демократических электоральных форм компенсируется иными риторическими технологиями, предполагающими монолог или диалог с лояльной аудиторией. Поэтому еще одна общая черта последних кампаний — опора на «доверенных лиц» и «друзей президента», делегирование риторики пресс-секретарям и приближенным журналистам.

Можно сказать, что оба президента, безусловно, вели предвыборную кампанию, просто иными методами. Они предстали перед избирателями как мудрые и всезнающие «отцы нации», а советская эстетика комфортных интервью и встреч с группами лояльных сторонников говорит о патерналистском характере обеих электоральных стратегий.

Итак, кампании велись, и их символический старт был положен за два-три года до их начала, когда лидеры смогли поднять себе рейтинг, предложив электорату актуальную повестку и подходящий национальный нарратив. Так, будучи представителями элиты и «нормализаторами», оба политика стремятся через соцопросы уловить и подхватить настроение масс.

Идея о возврате Крыма России часто звучала и среди обывателей, и среди консервативно настроенных политиков, использовавших ресентимент и ностальгию по СССР, однако никогда это не было федеральной повесткой. Воспользовавшись тяжелым для Украины моментом и аннексировав полуостров, Путин и его окружение представили все это как «долгожданное возвращение Колхиды в родную гавань», а президент усилиями госпропаганды превратился во «Владимира — собирателя земель русских». Таким образом, Путин не только присвоил некогда маргинальную повестку, но и высказал претензии на перекраивание мирового порядка, нарушив международные соглашения. Несмотря на то, что многие положения в духе «возвращения холодной войны» высказывались еще в 2007 году (знаменитая «Мюнхенская речь» Путина), именно Крымская речь 18 марта 2014 года стала символическим началом его третьей предвыборной кампании с основной повесткой в области внешней политики (противостояние Америке и Европе, война в Украине и Сирии). Здесь Путин, вспоминая базовые для концепта русской национальной идентичности эпизоды Второй мировой войны, объявляет врагами не только фашистов и бандеровцев, но и оппозиционную либеральную интеллигенцию — «национал-предателей», которые дискредитируют Россию на деньги коварного Запада. Внешняя политика Путина подняла ему рейтинг, и хотя к выборам 2018 года «посткрымский консенсус» стал слабее, но он все еще сохранял значение, а сами выборы символическим образом прошли 18 марта 2018 года — в день аннексии Крыма.

Милош Земан прибегал к антимигрантской и ксенофобской риторике еще в 2013 году, во время первой предвыборной кампании, однако именно после миграционного кризиса и большой волны беженцев в Европе он перехватил повестку у маргинальных националистов, внезапно выступив вместе с ними 17 ноября 2015 года на митинге в Альбертове. Эти же положения будут повторены во время второй избирательной кампании. Использует Земан и «магию цифр»: говоря о роли 17 ноября 1939 года и 17 ноября 1989 года, Земан через концепт маленького и гордого государства, пережившего оккупацию нацистов и коммунистов, привязывает к этой теме исламскую миграцию и говорит об опасности «нового нацизма» и «нового Холокоста», способного истребить европейскую идентичность. При этом главными врагами оказываются западные элиты и либеральные журналисты, призывающие проявить сочувствие к мигрантам и принять их. Земан понимает суверенность как защиту от любого влияния, в том числе и от влияния западных стран. Обвинение журналистов и либералов как противников ценностей страны становится важной общей чертой риторики Путина и Земана.

Итак, оба лидера вполне в популистском духе эмоционально раскачали свой электорат задолго до выборов, при этом сильно напугав его «слегка преувеличенной» внешней угрозой: в одном случае «если бы мы не взяли Крым, туда пришли бы солдаты НАТО», в другом — «принятие небольшого числа иммигрантов по квотам грозит разрушить европейскую идентичность», а «контролируемое нашествие» иммигрантов для Европы равносильно Холокосту.

Таковы «стартовые условия» обеих кампаний. О том, что происходило во время предвыборных гонок, речь пойдет дальше.

Продолжение в следующем номере