за уголь,

за размах металлургии!..

А может быть —

к шестнадцати гербам

еще гербы

прибавятся

другие…

Наш новый год —

работа

и бои!

Пусть разнесут

стихи

и телеграммы —

что сталинские премии

свои

мы завоюем

новыми делами!

Семен Кирсанов «Сегодня» // Правда. 1941. 1 января. № 1 (8409)

Финал советско-германских переговоров, состоявшихся в Берлине 12—14 ноября 1940 года, остался открытым. Весомый вклад в их противоречивые результаты внесли почти побежденные англичане. «Мы переживаем начало конца Британской империи, — убеждал рейхсминистр иностранных дел Иоахим Риббентроп члена Политбюро ЦК ВКП(б), председателя Совнаркома и наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова во время их первой встречи 12 ноября. — Англия разбита, и когда она признает поражение — это только вопрос времени». Однако летчики Королевских ВВС, продолжавшие вести упорную борьбу с Германией и ее союзниками, ставили столь самоуверенные заявления под сомнения. В ходе дерзкой атаки британской палубной авиации на военно-морскую базу в Таранто, предпринятой 11—12 ноября, итальянский флот, несмотря на серьезное противовоздушное прикрытие, потерял линкор, а еще два получили тяжелые повреждения и на полгода вышли из строя. Итальянцам удалось сбить лишь два тихоходных биплана-торпедоносца, захватив один экипаж в плен.

После отъезда

Немецкая печать комментировала визит Молотова доброжелательно, подчеркивая важность и значение позиции СССР для участников Тройственного союза. Оценки журналистов варьировались в широком диапазоне: от возвращения двух государств к традиционной политике рейхсканцлера Отто фон Бисмарка в области сотрудничества и уважения взаимных интересов до достижения фактического согласия «по всем важным для обеих стран вопросам». Автор последнего суждения, опубликованного на страницах Deutsche Allgemeine Zeitung, явно выдавал желаемые результаты за действительные, но именно так их тогда и оценивал Риббентроп. Кроме того, в прессе отмечалось политическое влияние высокопоставленного московского гостя в высших эшелонах власти в СССР, его доверительная близость к секретарю ЦК ВКП(б) Иосифу Сталину и немалая личная роль в подписании договоров 1939 года. На их прочной базе обе державы собирались строить дальнейшую политику, как следовало из содержания ведомственных циркуляров имперского министерства иностранных дел.

В частных разговорах отдельные представители германских военно-политических кругов высказывали схожие точки зрения. «Наши дела с Англией плохи, — откровенно говорил первому секретарю советского полпредства Владимиру Павлову известный разведчик и эксперт по странам Востока полковник Оскар фон Нидермайер. — Нужен пакт четырех, и тогда бы все изменилось, а вы от этого многое выиграли». 16 ноября начальник Генерального штаба Главного командования сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер сделал в дневнике красноречивую запись по итогам берлинских переговоров: «Конструктивный тон. Россия не заинтересована в разрыве отношений с нами. Это произведет впечатление на остальной мир». Тут же Гальдер заметил, что любые действия против Финляндии послужат поводом к войне. Однако если бы СССР стал полноправным партнером Тройственного союза, то финский вопрос удалось бы решить путем компромисса. Ведь нацисты по-прежнему признавали Финляндию советской сферой влияния, но просили лишь воздержаться от боевых действий в балтийском регионе до завершения борьбы против Великобритании.

Рейхсканцлер Адольф Гитлер, как бы он ни бодрился в разговорах с Молотовым, отдавал себе отчет в сложности ситуации. Во время встречи 18 ноября с министром иностранных дел Италии графом Галеаццо Чиано фюрер не скрывал пессимизма, вызванного положением на Балканах после поражений итальянцев на греческом фронте. Из союзника Италия превращалась в обузу, и ее требовалось спасать от неизбежной катастрофы ценой расширения зоны операций.

20 ноября к странам Оси присоединилась Венгрия, 23 ноября — Румыния. Царская Болгария пока выжидала. В Москве Молотов дружелюбно и настойчиво уговаривал болгарского посланника Ивана Стаменова, чтобы его страна приняла гарантии безопасности со стороны СССР. Взамен нарком щедро обещал Болгарии не только военно-политическое покровительство могущественного соседа, но и выгодные поставки хлеба, бензина и других товаров — «столько, сколько ей потребуется», а также предложил предоставить валютный заем и расширить советские закупки на болгарском рынке. Стаменов выслушал собеседника и согласился выяснить позицию своего правительства, искавшего оптимальный вариант поведения в сложных международных отношениях.

Конфиденциальный демарш Молотова имел глубокий смысл.

С высокой степенью вероятности Сталин хотел усилить позицию Советского Союза в черноморском бассейне, прежде чем письменно отвечать на предложения Гитлера об участии в Тройственном союзе в качестве равноправного партнера. Если бы большевикам удалось самостоятельно вовлечь Болгарию в сферу влияния СССР, открыв тем самым путь к проливам, то Берлину пришлось бы считаться с этим неприятным фактом. Однако царь Борис III не спешил бросаться в сталинские объятья. С точки зрения председателя Совета министров Богдана Филова, Болгарии никто не угрожал, соответственно, не было и необходимости принимать предложенные гарантии. Официальный отказ от них царского правительства последовал в конце ноября.

Реакция Сталина: требования максимум

21 ноября в Москве состоялась знаменательная премьера: на сцене Большого театра зрители увидели оперу «Валькирия» Рихарда Вагнера в постановке кинорежиссера Сергея Эйзенштейна. Смысл культурного реверанса, сделанного в сторону нацистов, не вызывал сомнений.

24 ноября заместитель Молотова в наркомате иностранных дел комиссар госбезопасности 3-го ранга Владимир Деканозов по инициативе Сталина получил назначение чрезвычайным и полномочным представителем СССР в Германии. Через несколько дней¹ ему предстояло сменить в Берлине Александра Шкварцева, бывшего парторга Московского текстильного института, занимавшегося более года совершенно чуждой для него деятельностью. Приход на должность полпреда кадрового чекиста свидетельствовал о высоком внимании Сталина к дальнейшему развитию советско-германских отношений. В то же время руководители ВКП(б) не собирались идти на уступки нацистам по наиболее принципиальному для них вопросу, о чем свидетельствовали особенности военного планирования.

25-м ноября датировалась директива² наркома обороны маршала Семена Тимошенко и начальника Генерального штаба Красной армии генерала армии Кирилла Мерецкова, адресованная командующему войсками Ленинградского военного округа генерал-лейтенанту Михаилу Кирпоносу. Указания инстанции содержали общий план развертывания боевых действий против Финляндии под кодовым названием «С.З.-20» с требованием к окружному штабу завершить разработку сопутствующих мероприятий к 15 февраля 1941 года. Конечная цель операции заключалась в том, чтобы силами войск Северного и Северо-Западного фронтов разгромить Вооруженные Силы соседней страны и полностью овладеть ее территорией на 45-е сутки со дня вторжения. По всей вероятности, Сталин и Молотов не сомневались в том, что Гитлер — ради присоединения СССР к странам Оси и продолжения англо-германской войны с сохранением безопасного тыла на Востоке — примет условия Москвы и будет вынужден согласиться с новыми действиями Красной армии против Финляндии. Поэтому директива Тимошенко и Мерецкова увидела свет раньше, чем Гитлер и Риббентроп познакомились с ответом Сталина. Если настоящее предположение справедливо, то самоуверенность руководителей ВКП(б) выглядит поразительной.

В свою очередь Гитлер, ожидавший положительных известий из Москвы, вернулся к идее вторжения на Британские острова. «Фюрер снова заинтересовался операцией „Морской лев“. Это самый верный способ поразить Англию», — записал в дневнике Гальдер 25 ноября.

Вечером того же дня в Москве Молотов принял имперского посла в СССР графа Фридриха-Вернера фон дер Шуленбурга и его коллег. Серьезный разговор с участием переводчиков Густава Хильгера и Валентина Бережкова предварила беседа по хозяйственным и финансовым вопросам с дипломатом Карлом Шнурре, сначала попросившим увеличить советские поставки зерна в Германию с полутора до двух с половиной миллионов тонн. Воевавший рейх нуждался в дополнительном продовольствии. Кроме того, Шнурре считал необходимым компенсировать немецкие имущественные потери на территориях, включенных в состав СССР в 1940 году, в первую очередь в Прибалтике. Молотов обещал посоветоваться с членом Политбюро ЦК ВКП(б) и наркомом внешней торговли Анастасом Микояном, а также обратил внимание на необходимость расширить базу технических поставок из рейха. В рамках дальнейших консультаций разногласия по взаимным компенсациям остались, но поставки зерна в запрошенных объемах правительством СССР были одобрены, учитывая их большое значение для Германии.

После ухода Шнурре Молотов сообщил Шуленбургу принципиальные условия, на которых советская сторона соглашалась принять пакт о политическом и экономическом сотрудничестве четырех держав. При этом предлагалось заключить не два, а пять секретных протоколов, фиксировавших стратегические пожелания Москвы. Сталин требовал от фюрера серьезных уступок: немедленного вывода войск Вермахта из Финляндии, заключения советско-болгарского пакта о взаимопомощи с предоставлением СССР военно-морской базы в проливах, признания «центром тяжести аспираций СССР» района к югу от Батуми и Баку в общем направлении к Персидскому заливу, отказа Японии от концессий по углю и нефти на Северном Сахалине при выплате ей справедливой компенсации. Специальным соглашением предполагалось выработать общие меры, направленные против Турции, если бы она отказалась присоединиться к пакту. Руководители ВКП(б), как заявлял Молотов, считали Турцию союзницей Великобритании и, следовательно, потенциальным противником четырех держав, служившим объектом для совместного воздействия.

Срочная телеграмма № 2362 Шуленбурга на имя рейхсминистра с изложением сталинских условий поступила в Берлин утром 26 ноября.

Красноречивым ответом на депешу стало гробовое молчание.

Реакция Гитлера: шантаж

Деканозов приехал в Берлин 28 ноября.

Однако ни на следующий день, ни через неделю, ни через две новый советский полпред так и не смог вручить верительные грамоты рейхсканцлеру. Он нашел время для частной встречи с известным шведским путешественником-германофилом Свеном Гедином, но упрямо игнорировал недоумевающего Деканозова. Странная ситуация, постепенно приобретавшая скандальный оттенок, вызвала интерес у иностранных корреспондентов и явно противоречила предыдущим заявлениям о дружбе и взаимопонимании между Германией и Советским Союзом. Молотов тоже считал задержку необычной и непонятной. «Фюрер в разъездах», — примерно так объяснял досадное промедление Шуленбург в соответствии с инструкциями Риббентропа. В действительности Гитлер не назначал аудиенцию полпреду до тех пор, пока под влиянием амбициозного сталинского ответа окончательно не определил собственной стратегии в отношении СССР. Поиск и принятие окончательного решения происходили на протяжении примерно трех недель, между 26 ноября и 17 декабря.

Первый тревожный звонок прозвучал в последних числах ноября, когда начальник штаба Верховного командования Вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в одном из выступлений подчеркнул традиционное значение нейтралитета СССР в войне, благодаря чему «Германии с Востока не угрожает опасность», но затем в резких выражениях отметил серьезные трудности в переговорах с советской стороной по вопросам большой политики. Очевидно на упрямство несговорчивых партнеров Кейтелю мог посетовать только фюрер. «Русским нельзя доверять», — заявил он в первых числах декабря премьер-министру Венгрии Палу Телеки.

На совещании у фюрера 5 декабря Гальдер сделал большой доклад о планах возможных боевых действий на Востоке с нанесением ударов по трем расходящимся направлениям на Москву, Ленинград и Киев. Предполагалось использовать 105 пехотных, 32 танковых и моторизованных дивизий, для сосредоточения которых требовались восемь недель. Конечной целью ставился выход на Волгу и в район Архангельска. Гитлер одобрил оперативные замыслы, указав на необходимость предупредить организованное отступление противника, чтобы не позволить войскам Красной армии сохранить целостность фронта и устойчивость сопротивления. По свидетельству Хильгера, Гитлер негативно расценил сталинский меморандум от 25 ноября: «Советский Союз вознамеривался проталкивать свои собственные интересы и препятствовать германским устремлениям». Чрезмерные требования Москвы, с точки зрения нацистского диктатора, вполне напоминали шантаж, поэтому кампания на Востоке становилась неизбежной.

18 декабря фюрер подписал знаменитую директиву № 21 (операция «Барбаросса») Верховного командования: СССР предполагалось разбить в ходе скоротечной кампании еще до завершения войны против Великобритании, а все необходимые приготовления следовало закончить к 15 мая 1941 года. Вопреки настояниям гросс-адмирала Эриха Редера, командовавшего военно-морским флотом, Гитлер сознательно пошел на риск открытия второго фронта, должного поглотить огромные силы, средства и ресурсы рейха. Кроме того, с началом боевых действий против СССР Германия лишалась важнейших дальневосточных поставок каучука, вольфрама, меди, платины, олова и другого сырья. «Любые надежды на то, что Гитлера удастся отговорить от этого решения, выглядели чрезвычайно сомнительными», — с сожалением вспоминал Редер.

19 декабря состоялся долгожданный прием Деканозова, наконец-то вручившего рейхсканцлеру верительные грамоты. Хозяева вели себя учтиво, и во дворе имперской канцелярии полномочного представителя дружественной страны под барабанный бой встречал подтянутый почетный караул. Беседа на общие темы с участием Риббентропа и других чиновников продолжалась 35 минут и носила приязненный характер. Фюрер объяснил задержку с приемом обстоятельствами военного времени, заинтересованно расспрашивал Деканозова о семье и мерах защищенности советского посольства от воздушных налетов, и в целом немцы умело создавали впечатление сохранения деловой обстановки.

В драматической истории событий начала и середины декабря 1940 года есть один малоизвестный эпизод. В те дни Гитлер обратился к Сталину с личным письмом, полученным им не позднее 20 декабря. Скорее всего, содержание послания сводилось к поздравлению секретаря ЦК ВКП(б) с наступающим днем рождения. Если текст носил излишне комплементарный характер за подписью одиозного лидера Третьего рейха, то публикация письма, конечно, могла Сталина компрометировать, особенно в послевоенные десятилетия. Уместно предположить, что Гитлер, воспользовавшись случаем, как-то объяснял затянувшееся молчание по вопросу об условиях присоединения СССР к странам Оси или обещал сделать это в скором времени. Однако, с учетом подписания директивы «Барбаросса», неясно, давал ли тем самым Гитлер Сталину последний шанс пересмотреть свои неприемлемые требования или коварный фюрер сознательно усыплял бдительность противника, поддерживая иллюзию доброжелательного диалога. Таковым, например, могло быть гитлеровское уверение советского лидера в намерении покончить с Великобританией в 1941 году.

За два с половиной месяца количество германских дивизий на Востоке к 21 декабря возросло с 30 до 34, включая 6 танковых. Настоящая группировка еще не выдерживала сравнения с силами Красной армии в приграничных округах, но главные переброски на Восток планировалось начать с последней декады февраля 1941 года. «Я буду сражаться!» — возбужденно воскликнул Гитлер 2 февраля в разговоре с командующим группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалом Федором фон Боком. При этом немецкие генштабисты, оценивая численность войск Красной армии на Западе СССР, невольно занижали ее более чем в полтора раза, особенно по количеству танковых и моторизованных соединений.

В ожидании бури

В декабре 1940 года Гитлер в первый раз опередил руководителей ВКП(б), приняв концептуальное решение о войне, должной начаться в течение первых шести месяцев следующего года. Сталин в тот момент, вероятно, считал реалистичным оба варианта развития советско-германских отношений: и выгодное выступление СССР против Германии в тот момент, когда рейх предпримет вторжение на Британские острова или устремится к ближневосточной нефти, и преобразование Тройственного союза в пакт четырех держав на кремлевских условиях. Внешнеполитическая позиция СССР казалась выигрышной, а безопасность гарантировалась самим ходом мировых событий. С точки зрения здравого смысла, Германия не могла вести изнурительную войну на Западе и на Востоке, тем более при наличии дополнительных театров военных действий в Средиземноморье и в Северной Африке, где итальянцам без скорой немецкой помощи грозил неизбежный разгром, кроме того, еще одним очагом конфликта оставались Балканы. Гитлеру хватало забот, и первые донесения зарубежной агентуры о намерениях фюрера совершить нападение на СССР вполне естественно производили на Сталина впечатление британской дезинформации. При этом ожидание гитлеровского ответа на меморандум от 25 ноября никак не препятствовало мероприятиям командования Красной армии и уточнению оперативных планов, в соответствии с которыми главный противник — в лице Германии — находился на Западе. Генштабисты совершенствовали «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940—1941 гг.», а в приграничных округах продолжалось сосредоточение войск.

В период 23—31 декабря Главный военный совет Красной армии под руководством Тимошенко провел в Москве важное совещание с участием более 270 человек, включая руководящий состав наркомата и Генерального штаба, начальников центральных управлений, командующих и начальников штабов округов и армий, командиров ряда корпусов и дивизий и других представителей высшего начсостава. С одним из важнейших докладов выступил командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Георгий Жуков, акцентировавший внимание слушателей на необходимых условиях достижения успеха при проведении наступательной операции в масштабах фронта: искусном управлении, преимуществе в силах и внезапности. 2—6 и 8—11 января 1941 года Тимошенко провел масштабные оперативно-стратегические игры с отработкой действий «восточных» против «западных» на северо-западном и юго-западном направлениях. По вводным данным нападение совершали «западные», продвигавшиеся на 50—120 км, но «восточные» сильным контрударом быстро отбрасывали их к линии границы. И только с этого момента начинались игры по отработке наступательной операции в глубь территории противника, а оборонительные действия в первой сценарной фазе вообще не разыгрывались. По сравнительным итогам наибольшие результаты для войск Красной армии достигались на юго-западном направлении, приобретавшем в сталинских планах преимущественное значение.

Продолжала меняться тональность военной пропаганды. Армейский комиссар II ранга Александр Запорожец, возглавлявший последние месяцы Главное управление политической пропаганды Красной армии, в специальной докладной записке в ЦК ВКП(б), подготовленной в январе 1941 года, критиковал миролюбивые и пацифистские настроения, распространенные среди части военнослужащих, особенно призванных из запаса. «Наша партия и Советское правительство борются не за мир ради мира, а связывают лозунг мира с интересами социализма, с задачей обеспечения государственных интересов СССР», — утверждал главный политработник. Запорожец призывал обратить особое внимание на воспитание и военно-патриотическую подготовку молодежи, предлагал писателям заглянуть в будущую войну, отказавшись от культа устаревшего опыта войны гражданской.

Вместе с тем праздничные зимние дни ничуть не предвещали трагического конца советско-германских отношений. Советские люди, встречавшие новый год с чувством полного и глубокого удовлетворения, как и положено, гордились очередными трудовыми достижениями и укреплением оборонной мощи СССР. В январских номерах газета «Правда» — орган ЦК ВКП(б) — публиковала бодрые сообщения о новогодних приказах Гитлера и других командующих по Вооруженным Силам рейха, торжественную речь фюрера по случаю 8-й годовщины установления национал-социалистического режима, в которой нацистский лидер возложил ответственность за создание концлагерей на англичан. Вновь осуждались происки поджигателей войны, «пытающихся навязать нам политику вражды и войны с Германией». Внимание редакторов привлекли и заокеанские новости о намерении президента США Франклина Рузвельта добиваться от конгресса неограниченного права «снабжать Англию оружием в порядке займа или аренды», хотя подлинного значения и колоссальных последствий этой инициативы о «ленд-лизе» не смогли оценить ни в Москве, ни в Берлине. «Для США далеко не безразлично, какая сторона одержит победу в нынешнем [англо-германском] конфликте», — цитировала «Правда» республиканца Льюиса Уилки.

31 января советские трудящиеся узнали о присвоении указом Президиума Верховного Совета СССР спецзвания «генеральный комиссар государственной безопасности» наркому внутренних дел Лаврентию Берии: «Правда» вышла с большим портретом заслуженного чекиста на первой полосе. Ему было чем гордиться. В 1939—1940 гг. органы НКВД осудили за «контрреволюционные преступления» всего лишь 135 695 человек — заметные, но скромные результаты по сравнению с фантастическим количеством репрессированных в 1,5 млн во время «ежовщины». Зимой 1941 года общее количество заключенных в системе ГУЛАГа, включая раскулаченных в трудпоселках, превысило 3 млн человек: чекисты трудились не покладая рук и тоже готовились к большой и победоносной войне. 13 января приказом № 133 НКВД объявлялось о подготовке на спецотделении Высшей школы наркомата оперативных работников органов госбезопасности общей численностью в 110 человек из числа проверенных польских, румынских и чешских товарищей, очевидно, подбиравшихся по линии Коминтерна.

Сотрудничество двух стран казалось прочным и взаимовыгодным.

10 января в Москве состоялось заключение советско-германского договора о границе на бывшем литовском участке. Секретным протоколом подтверждался отказ правительства рейха от притязаний на часть территории Литовской республики, а Советский Союз обязался выплатить Германии 7,5 млн золотых долларов (31,5 млн рейхсмарок) поставками цветных металлов и при помощи частичного зачета германских платежей по двустороннему хозяйственному соглашению.

17 января во время встречи с Шуленбургом Молотов спросил собеседника о том, почему правительство рейха не откликнулось на меморандум от 25 ноября 1940 года. «С германской стороны нет ни ответа, ни привета», — удивился нарком, чей запрос показывал заинтересованность Сталина. В ответ Шуленбург сослался на необходимость консультаций с итальянскими и японскими союзниками. Второй вопрос касался Болгарии и проливов: Молотов предупредил имперского посла, что размещение любых иностранных войск в данной зоне советское правительство «будет считать нарушением интересов безопасности СССР». О результатах беседы Шуленбург немедленно сообщил в Берлин. Поскольку Гитлер стремился привлечь Болгарию к Тройственному союзу, то претензии Молотова лишь укрепили фюрера в обоснованности его намерений на Востоке. В телеграмме от 21 января Риббентроп постарался успокоить московских коллег по поводу ситуации в черноморском бассейне и заявил о возобновлении переговоров в связи с пактом четырех держав в тот момент, как только главные участники Оси закончат консультации друг с другом и прояснится общая ситуация. Берлин, выигрывая драгоценное время, предлагал Москве ждать.

Таким образом, в отношениях между двумя социалистическими государствами наступало неизбежное и серьезное похолодание. При этом Сталин и Молотов были убеждены в превосходстве над самоуверенными нацистами, увязшими в безнадежной войне с Великобританией, в то время как Гитлер, вопреки всем расчетам и смыслам, собирался нанести им смертельный удар. В 1939—1940 гг. руководители ВКП(б) собственными руками создали необходимые условия не только для серьезного усиления нацистского рейха на европейском континенте, о чем Молотов открыто говорил Гитлеру в Берлине, но и для последующего внезапного нападения Германии на СССР. И в скором времени десяткам миллионов советских людей предстояло расплачиваться за «мудрую» и «миролюбивую» сталинскую политику.

Источники и литература:

Безыменский Л. А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2000.

Гальдер Ф. Оккупация Европы. Военный дневник начальника Генерального штаба. 1939—1941. М., 2007.

Городинский В. А. Правда истории или мифология? М., 2016.

Документ № 223. Справки Спецотдела МВД… // История сталинского ГУЛАГА. Конец 1920-х — пер. пол. 1950-х годов. Т. I. М., 2004.

Лопуховский Л. Н., Кавалерчик Б. К. Июнь 1941. Запрограммированное поражение. М., 2020.

Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23—31 декабря 1940 // Русский архив. Великая Отечественная. Т. I. М., 1993.

Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. М., 2002.

Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933—1945. М., 2003.

«Правда». 1941: № 1 (8409). 1 января; № 5 (8413). 5 января; № 11 (8419). 11 января; № 15 (8423). 15 января.

Редер Э. Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935—1943. М., 2004.

Риббентроп фон, И. Между Лондоном и Москвой. М., 1996.

СССР — Германия 1939—1941. В 2 кн. Нью-Йорк, 1989.

Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991.

1941 год. В 2-х кн. Кн. 1. М., 1998.

Хильгер Г., Мейер А. Россия и Германия. Союзники или враги? М., 2008.