Потом были годы студенчества — для многих бунтарские, но не для меня. Малейшая общественная активность мне в эти годы была строго запрещена. Нет, не родителями, а их знакомыми, которые присматривали за мной в чужом городе. Что ж, оставалось только учиться, учиться и учиться…

И лишь в аспирантуре и в первые годы после нее интерес к правозащитному движению вспыхнул во мне с удвоенной силой. Это был способ борьбы, путь противостояния тому миру, который не давал мне защитить диссертацию и пойти в науку. А ведь именно это и было моей заветной целью.

В первые послеаспирантские годы я стала ходить в «Мемориал» волонтером. Почему? Возможно, этот интерес шел еще от Кишиневского музея жертв политических репрессий, в котором я бывала во время учебы в Молдове, а возможно — опять же от семьи. Моего деда исключали из партии несколько раз — из-за прадеда-кулака. И, как рассказывал мне отец, каждый раз после очередного исключения дед уезжал в Москву, где у него были знакомые. Его восстанавливали. Потом опять исключали. И вот так несколько раз. Расстрелять не успели: началась война…

Я не буду сейчас говорить о значении в моей судьбе «Мемориала» — это отдельная история. Это значение не просто очень велико — по ряду причин оно оказалось для меня жизненно важным. А когда у меня начались проблемы на работе, я по примеру деда решила попытать счастья и найти в Москве людей, которые могли бы заступиться. Такими людьми, разумеется, оказались правозащитники.

Еще раз повторюсь: это был не только интерес и не только осознанный выбор: это было не что иное, как способ выживания. Вполне возможно — единственный.

Один раз увидеть…

Хотя я не жила тогда в Москве, Сахаровский центр был все время на слуху. Какие-то выставки там происходили, почему-то был уволен с должности директора Ю. В. Самодуров — официальные источники, разумеется, распространяли лишь негатив.

Потом я смотрела фото, видео: прощание с Новодворской, прощание с Немцовым. Валерию Ильиничну я знала лично — в один из приездов в Москву мне удалось познакомиться с этим выдающимся человеком. Потом я писала ей, звонила, и помню, что искренне плакала, узнав о ее смерти…

В общем, когда я впервые пришла в Сахарницу (вероятно, это был день похорон Юрия Афанасьева), многое уже было мне как будто хорошо известно — по фото или видео. Вряд ли я сейчас смогла бы назвать всех, кто выступал в тот день — помню лишь Льва Пономарева, с которым я к тому времени была знакома уже несколько лет.

У меня было ощущение, что я пришла туда, где все понятно и близко, словно в свой дом. И вот именно это ощущение дома и родства со всеми, кто приходил в Сахаровский центр, пожалуй, и есть то главное чувство, которое живет во мне…

Наш дом

Потом было еще множество вечеров и мероприятий, на которых я бывала в Сахарнице. Вадим Жук и Татьяна Вольтская — презентация книги «Угол Невского и Крещатика». Встреча с Екатериной Шульман. Вечер, подготовленный Свободным университетом. Концерт Юлия Кима. Несколько мероприятий в поддержку политзаключенных. Я помню, что музыка звучала в Сахарнице всегда: песни Окуджавы, Кима, Нателлы Болтянской и, конечно, вечное — классика. И такой тишины, как в Сахарнице во время исполнения музыки, я не слышала никогда и нигде…

Сахаровский центр притягивал. Я осмотрела его экспозиции, посвященные истории сопротивления и репрессий. И сейчас у меня перед глазами встают фото и письма репрессированных, их вещи — музейные экспонаты: чайник, блюдечки…

Здесь можно было обогатиться правозащитной литературой, встретиться с друзьями, попить чаю, написать письма политзекам, обсудить новости…

Я подписалась на рассылку СЦ, пришла туда волонтером и даже помогала что-то там такое готовить. К сожалению, вследствие вечного цейтнота не имела возможности отдаться этой работе целиком. Помню лишь одну из традиционных сахаровских маевок, где присутствовала как волонтер.

ШОЗ

Но вот Школу общественного защитника (ШОЗ) я пропустить не могла. Организатор и вдохновитель Школы — ставший уже легендой Сергей Александрович Шаров-Делоне… Человек с какими-то неземными голубыми глазами, похожий немного на доброго гнома — с ним мы когда-то пересекались еще на пикетах. Как рассказывал Сергей Александрович, он спросил однажды у ФСБ-шника: «У вас там, наверное, на нас готова уже вот такая папочка?» — и показал двумя пальцами 2 см толщины. «Ошибаетесь — в-о-о-т такая», — и показал в ответ толщину 15 см...

Я до сих пор слежу за судьбой людей, с которыми мы обучались в ШОЗ: кто-то за границей, кто-то здесь, в России. Некоторые из тех, кто нам преподавал, стали хорошими знакомыми и друзьями — например, Петр Курьянов. Некоторых известных людей я именно тогда и увидела впервые — в частности, адвоката Машу Эйсмонт.

Майский день

Чудесный майский день — перед дверями Сахаровского центра Константин Натанович Боровой в красивом костюме и белой рубашке встречает гостей. Это день памяти Валерии Новодворской, 17 мая 2019 года. Здесь он с Александром Марковым проводит вечер, на котором выступали многие известные люди. В тот день впервые я увидела Сергея Мохнаткина. Помню, что он сильно опоздал, и когда пришел, сел не в зал, а на одно из боковых кресел у стены. Это не было желанием обратить на себя внимание, как кто-то мог бы подумать: потом уже я узнала, как тяжело было ему добираться из Тверской области, а стул он просто выбирал ближайший, ведь каждый лишний шаг причинял ему боль… Ему дали слово.

Я тоже выступала: мы с Константином Натановичем Боровым подготовили сборник памяти Валерии Ильиничны, и я рассказала о нем. Сборник ждет своего издателя до сих пор. Хотел было издать Сергей Логинов, но все как-то повисло в воздухе. А в связи с тем, что не так давно посадили Александра Бывшева, произведения которого Логинов публиковал, вообще не очень ясно, что будет дальше…

После вечера многие фотографировались с Сергеем Мохнаткиным: он только недавно вышел и его мало где можно было видеть. Я не решилась к нему подойти, и мы в тот день остались незнакомы…

…И помню еще другой день — пандемия, народу не так много, дистанция, мы прощаемся с Сережей. Траурная музыка, горе, которое еще трудно осознать. Ильдар Дадин, Григорий Михнов-Вайтенко, Виктор Шендерович, Оля Мазурова, Маша Рябикова, Игорь Чубайс, Лев Пономарев — и многие-многие люди, родные и близкие…

«Муза непокорных»

А еще Сахарница оказалась навсегда одним целым с «Музой непокорных» — фестиваль традиционно проходил в СЦ 1 мая или близко к этой дате. Помню, как поначалу я лишь робко надеялась, что смогу принять в нем участие. Как сейчас ощущаю свое волнение, вижу всю подготовку — и в самый день «Музы» Сахаровский центр вдруг оцеплен казаками, полицией…

Светлана Островская, Саша Щербаков, Олег Богданов, Леша Михеев… Как говорится, «иных уж нет, а те далече»…

Сколько юмора, шуток, смеха было при подготовке спектаклей!.. А костюмы! Вот Леша Михеев смеется и бегает в костюме скелета — и надо же, как трагично и нелепо оборвалась его жизнь!..

А вечером, когда фестиваль уже закончился, мы стоим около Сахарницы и поем «Стены рухнут»… Каринэ Ковхаева, Алла Фролова, чудесный Миша Кригер!..

И если ты надавишь плечом,

И если мы надавим вдвоем,

То стены рухнут, рухнут, рухнут

И свободно мы вздохнем…

Сейчас Миша ждет приговора, который, надо думать, будет немаленьким…

Здесь, после «Музы», я впервые увидела многих замечательных людей: Виктора Есипова, Татьяну Вольтскую, Геннадия Каневского, Евгению Смагину, Татьяну Щербину, Ольгу Варшавер, Алешу Прокопьева… Все они активно участвовали в «Музе непокорных» и любезно дали свои произведения для публикации в нашем сборнике.

А вот я уже и сама веду одну из «Муз». И так страшно было: а вдруг не получится…

И сейчас снова вот-вот наступит 1 мая. Да, конечно, мы соберемся на маевку где-то в Крылатском, почитаем стихи и споем что-то. Где-то — но уже не в Сахарнице. Такое чувство, что мы осиротели, что нас лишили почвы под ногами, отобрали у нас точку опоры…

Но я верю — это не навсегда. Я верю, что когда-то двери Сахаровского центра вновь распахнутся, зазвучит музыка, люди будут читать стихи и вновь увидят перед собой вечные слова: «Мир, прогресс, права человека — эти три цели неразрывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из них, пренебрегая другими».