Нежность, с которой китайский поэт написал о фарфоре, не может не трогать и не восхищать. Наверное, с той же нежностью к нему относятся настоящие коллекционеры, для которых каждый предмет — любимый, каждый скол на нем — рана, каждая разбитая чашечка — горе. Или я преувеличиваю, и все зависит от характера коллекционера и ценности его сокровищ? Нетрудно представить, каким ударом окажется разлетевшаяся на множество осколков ваза эпохи Мин — поистине музейный экспонат, цена которого на антикварных аукционах может легко достичь нескольких миллионов евро. Правда, коллекционирование фарфора, возраст которого пять, семь, в то и все десять веков — удел, привилегия или каприз в основном людей состоятельных. Но и тем, у кого нет миллионных состояний, поверьте, всегда найдется, из чего выбрать.

Сразу оговорюсь — сделать это совсем непросто, так обширен и разнообразен мир фарфора и его ближайшего родственника фаянса, такие практически неограниченные возможности открывает он перед потенциальным собирателем! Можно сосредоточиться на стране производства или определенном отрезке времени, выбрать какой-то один цвет или рисунок, собирать только вазы, чайники или статуэтки… К радости не знающих, с чего начать, или просто колеблющихся с выбором между фарфоровыми тарелками из Лиможа или мейсенскими фигурками, сами производители часто дают подсказку, выпуская то многолетнюю серию рождественских тарелок, то статуэтки зверей, то тематические чайные пары с временами года и сезонными букетами. Тогда коллекционерам остается самая малость: либо не пропустить момент появления новинки в продаже, либо выискивать ее и предшественниц в антикварных лавках и на блошиных рынках. Вот тут-то начинается настоящая «охота»! Именно лавки и рынки дали старт и моей собственной коллекции, и они же дают возможность пополнять ее новыми находками.

Русский фарфор с британскими корнями…

Тему своей коллекции — фаянсовые тарелки британских фабрик производства XIX — начала XX веков — я выбрала давно. И стараюсь слишком далеко в сторону от нее не отступать. Ну, разве что ради случайно попавшейся на глаза эксклюзивной вазочки от Веджвуда по цене граненого стакана (pp-2, Wedgwood, «Etruria»). Или ради полученного в подарок от старой леди очаровательного чайника фабрики Давенпорт в стиле «имари» (pp-7, «Imari» Davenport, England), который по возрасту ей в отцы годится. И все же главное – тарелки, хотя начиналось все… с чашек!

Идея первой моей фарфоровой коллекции родилась совершенно случайно, когда лет двадцать назад в одной из московских антикварных лавок мне приглянулась пара совершенно одинаковых чашек с блюдцами завода Гарднера. Именно пара! Собирать чашки-одиночки, как это делают многие, мне было не слишком интересно, а вот по две — это уже не так обыденно и совсем непросто. Казалось бы, в чем сложность, если остатки прежней хлебосольной московской жизни — гарднеровские, поповские, кузнецовские сервизы, до поры до времени хранившиеся в старых буфетах и горках, должны были наводнить антикварный рынок? Так и было, но среди тарелочных пирамид, бесчисленных пузатых супниц и дорогущих «практически полных» сервизов именно две одинаковые чайные пары попадались крайне редко. Тем интереснее было их искать и тем радостнее находить! А потом читать об истории их появления. И пить утренний кофе или вечерний чай из чашечек, которым более сотни лет.

Фарфор заводов Гарднера был и остался моим личным фаворитом. Ни время, ни смена в конце XIX века владельцев не лишили его изделия какого-то чисто европейского изящества в сочетании с русским шиком. Да и история его появления в России оказалась не совсем обычной. Основатель производства и создатель прославленной марки Франц Яковлевич Гарднер был по происхождению англичанином из самого фарфорового региона Британии — графства Стаффордшир. Предприимчивый и легкий на подъем, в сороковых годах XVIII века он перебрался в Россию, много путешествовал, искал возможности применить свои знания и опыт производства фаянса и фарфора. И уже в 1766 г. в селе Вербильцы (ныне Вербилки),Дмитровского уезда Московской губернии он закладывает фарфоровую фабрику, продолжающую существовать и по сей день. Обращаясь за высочайшим позволением открыть производство в России, Гарднер обещал наводнить просторы Империи собственной фарфоровой посудой, «дабы не было нужды за немецкий Мейсен дорого платить». Заявление заявлением, но начал он предусмотрительно не с дешевых тарелок и супниц, а с посуды для императорского двора — четырех знаменитых орденских сервизов с тарелками в виде виноградных листьев, посвященных орденам Георгия Победоносца, Андрея Первозванного, Александра Невского и св. кн. Владимира. Первый же сервиз так пришелся по душе Екатерине II, что Гарднер был милостиво приглашен предстать пред императорски очи, а после аудиенции и московский генерал-губернатор благосклонно пожаловал ему право ставить на изделиях изображение московского герба. И богатая история почти двухвекового фарфорового производства Гарднера началась, а с его продукции — и моя коллекция.

…и британская коллекция с русским началом.

Увы, просуществовала моя московская чашечная коллекция совсем недолго. Покидая Россию, я была вынуждена проститься со своими любимыми чайными парами и привычкой пить из них кофе по утрам. Особой материальной, да и искусствоведческой ценности полтора десятка парных чашек не представляли, но вывести все эти осколки прошлого, возрастом многим больше разрешенных пятидесяти лет, я без специального разрешения все равно не могла. «Dura lex, sed lex», — смиренно подумала я и, раздав «сокровища» друзьям на память, оправилась искать новые.

Самое первое «новое» нашло меня само, когда на первом же лондонском блошином рынке бросилась в глаза и практически попросилась в руки тарелка с экзотическим цветком в центре и синей торговой маркой на донышке (pp-2) Ironstone. Staffordshire. England (m-6). Этого было достаточно, чтобы вспомнить и о родных местах обрусевшего Граднера, и о любимых чашках и… начать собирать тарелки. Самое сложное было поставить себе строгие ограничители и не выходить за рамки в стремлении объять необъятное. Потому что хотелось почти все! Столько красоты и изящества, витиеватости и изысканной строгости, парадной декоративности и домашней функциональности было сотворено на многочисленных английских фаянсово-фарфоровых производствах за два с половиной века их существования.

Мировое признание пришло к английскому фарфору и фаянсу в XVIII веке, почти разу, как его производство там стало заметным и массовым. По числу керамических фабрик Англия в то время устойчиво занимала первое место в Европе. Ни один коллекционер-керамист не останется равнодушен, услышав гремевшие уже тогда имена Веджвуд, Вустер, Челси, Дерби, Боу, Споуд… — имена собственные, которые практически стали нарицательными. В отличие от фабрик на континенте, пользовавшихся финансовой поддержкой знатных особ, а то и августейших семейств и мало заботившихся об объемах продаж, английские частные предприятия действовали на свой страх и риск и вынуждены были считаться с запросами рынка. А рынок требовал того, что модно, красиво и относительно недорого.

«Настоящий Китай» из Стаффордшира

Китайские мотивы в фарфоровых и фаянсовых изделиях всегда были, да и сейчас остаются одним из самых популярных и востребованных рисунков, или по-английски — patterns. Эти росписи вошли в моду еще в те времена, когда керамические изделия с затейливыми орнаментами и необычными сюжетами, пейзажами, фигурками людей и животных попадали в Европу по Великому шелковому пути с караванами китайских купцов.

В самой же Англии предшественницей современного фаянса и фарфора была художественная керамика и керамическая посуда из красной неглазурованной глины, производством которой занялись братья Эйлерс — керамисты из голландского Дельфта. В конце XVII века они перебрались в будущий керамический центр Англии — Стаффордшир, где в избытке добывались разнообразные глины, леса давали дешевое топливо, а реки — возможность удобной перевозки готовых изделий. И, разумеется, по форме и декору изделия Эйлерсов были откровенным подражанием китайским образцам, вплоть до беззастенчивой имитации китайских клейм и марок. По преданию, желая как можно дольше сохранить секреты производства, они брали на работу только умалишенных. Что секретного может узнать сумасшедший и тем более рассказать об этом, полагали предприимчивые голландцы, но просчитались! Английские керамисты Джон Эстбери и Джозуа Туайфорд притворились безумными и, проникнув на предприятие Эйлерсов, сумели выведать их секреты. В 1725 году они уже открыли собственную фабрику и из местной светлой глины начали производство уже чисто английской «керамики Эстбери»... но снова с элементами китайского декора!

Когда основанная в 1745 году фабрика в Челси тоже начала выпускать английские версии изделий в восточном стиле, они сразу стали популярными и долго не уступали место посуде с другими сюжетам. Лишь много позднее на фабрике стали производить сервизы и отдельные предметы со знаменитым рисунком «Птички Челси» (pp-12, pp-16, «Chelsea Birds», Chelsea, England), не отказавшись, впрочем, и от их стилизации в восточном духе.

Открытая в 1744 году и известная также под названием «Новый Кантон» фабрика в Боу была одним из самых больших английских керамических предприятий того времени и тоже прославилась именно благодаря выпуску «китайщины» — шинуазри. Бело-голубой фарфор, экспортировавшийся из Кантона, был весьма востребован, но очень дорог, потому фарфор и фаянс Боу, имитирующий эти китайские изделия, был встречен на британском рынке благосклонно. К тому же именно на этой фабрике впервые была освоена техника оттиска с печатной формы на фарфоровую поверхность, заменившая ручную роспись. Естественно, это сделало их столовую посуду еще более доступной. А вот чайные и кофейные сервизы в стиле китайского и японского фарфора первой стала выпускать керамическая фабрика Вустер, основанная в 1791 году.

На долгие времена один их самых популярных и нежно любимых по сей день сюжетов в китайском стиле — «Ива» (Willow) (pp-14, pp-14a, pp-14b, чашка — «Willow», Minton, England; тарелка — «Willow», Spoud, Staffordshire, England) — стал визитной карточкой фабрики Минтон, развернувшей производство там же, в Стаффордшире, в 1793 году. Созданный Томасом Минтоном в 90-х годах XVIII века и используемый на одноименной фабрике уже более двухсот лет, этот дизайн был впоследствии неоднократно повторен другими производителями. Примечательно, что и сам рисунок, и поддерживающая его легенда — чисто английское творчество, но в искусности стилизации и того, и другого неизвестным авторам не откажешь. Ставшая «интеллектуальной собственностью» Минтон английская легенда на китайский лад рассказывает о прекрасной дочери мандарина, которую отец прочил в жены могущественному правителю, а та к его неудовольствию влюбилась в простого молодого учетчика. Юноша был изгнан, девица заперта, вокруг дворца отцом был построен высокий забор, чтобы помешать встречам влюбленных. Наконец прибыл знатный жених с дарами — шкатулкой, полной драгоценностей, и свадьба была назначена на день, когда опадут цветы с ивы. Но юноша переоделся слугой, проник во дворец и похитил девушку, шкатулку, а заодно и корабль правителя, на котором влюбленная пара отплыла на далекий остров. Там жили они многие годы, пока правитель не проведал об их убежище и не послал солдат убить обидчиков. Но боги оказались на стороне любви и спасли пару, превратив их в голубей. Вот такой историей предварили продажи нового вида продукции фабрики Минтон, уместив весь сюжет на донышке каждой тарелки…

Не только ивы

Больше подобных романтических легенд, объясняющих сюжеты росписи на английском фаянсе и фарфоре, мне не встречалось. Но появление многих рисунков, даже форм изделий все же имеют свои собственные истории. Знаменитый роскошный pattern «имари» (pp-10a, «Imari», Spoud, Staffordshire), был позаимствован, а попросту говоря — срисован изобретателем английской версии костяного фарфора Джозайей Споудом с японских образцов, привозимых из Арита. Неудивительно, что изделия его фабрик с пышными дальневосточными декоративными композициями в традиционных для «имари» цветах — синем для подглазурной росписи, ржаво-красновато-оранжевом и сияющем золотом — ассоциировались с дорогим японским фарфором. Считается, что прообразом этого дизайна послужили рисунки дорогих тканей, используемых для сезонных кимоно. Как и в случае с «ивой», этот изысканный рисунок имитировали многие английские производители. Веера, дамы в кимоно под зонтиками, журавли, причудливо изогнутые деревца и прочие, более простые японские элементы декора, наряду с китайскими (pp-1, pp-5, pp-11, различные производители, без названий) оставались самыми востребованными у покупателей. Поэтому производители не ограничивались стилями «ива» и «имари» и включали их в роспись своей продукции, даже не утруждая себя изобретением названий.

Колониальные завоевания Британской Империи тоже оставили свой след на посуде в виде узоров и орнаментов. Начиная cо второй половины XIXвека, одним из самых популярных декоров становится «индийское дерево» (pp-3, «Indian Tree», Coalport, Staffordshire, England, pp-6, «Indian Tree», Myott, Staffordshire) — кривая ветка и часть пейзажа с экзотическими цветами и листьями в зеленом, синем, розовом и оранжевом тонах. Существует версия, что прообразом его вновь послужили богато декорированные ткани, на сей раз индийские, которые завозились в метрополию в огромных количествах. Список фабрик, которые производили посуду с этим рисунком, огромен, но у всего есть начало, и первооткрывателем «индийского дерева» в 1802 году считается Коалпорт из Шропшира.

И, разумеется, даже краткий рассказ об английской керамике немыслим без упоминания Джозайи Веджвуда, с именем которого связан кульминационный период ее расцвета. Потомственный керамист родился в 1730 году и, не полагаясь только на свои семейные навыки, долго учился ремеслу у других производителей, становился их компаньоном. Лишь в 1769 году городе Сток-он-Трент он открывает завод «Этрурия» — штаб-квартиру марки на столетия. Именно здесь началось производство знаменитых «этрусских» ваз, и именно тут Веджвуд совершил самые революционные открытия в области керамического производства XVIII века, разработав уникальные керамические массы — кремовую, базальтовую и яшмовую. Изделия из кремовой массы с соляной глазурью стали известны как «фаянс цвета сливок». Из яшмовой массы, окрашенной целиком или только по верхнему слою окислами металлов в синий, голубой, сиреневый, оливковый, розовый или желтый цвет, изготовлялись вазы в античном стиле с белыми рельефными фигурами, тарелки, вставки для мебели и даже ювелирные украшения. А вазы из черной базальтовой массы стали своего рода символом производства Веджвуда, и по сей день их можно видеть в качестве элемента его торговой марки (m-7). 

Разумеется, моя коллекция скромна; она не охватывает и тысячной доли керамических и фарфоровых достижений английских мастеров. Но она дарит мне радость видеть прекрасное рядом и узнавать новое каждый день. Потому что любая коллекция подразумевает добывание не только предметов, но и знаний о них, согласитесь!