Исторические параллели

Христианско-демократическая народная партия скоро будет отмечать 100-летие. Ее истоки связаны с движением младочехов, но на многих этапах она действовала не самостоятельно, а объединяясь с другими политическими партиями. Люди все те же, меняется только фон, нет ничего нового под луной. Каждое поколение должно вновь отвоевывать демократию, она никому не достается даром.

Через 25 лет после Бархатной революции у нас опять наступила переломная ситуация, которая покажет, куда мы будем двигаться. Некоторые страны уже прошли через эти изменения, интересное сравнение можно провести со Словакией, Венгрией, Польшей. Есть тренды, которые отрабатываются в европейском да и во всем цивилизованном мире.

Иногда можно наблюдать, как история повторяется. Сейчас риторика представителей некоторых политических партий напоминает то, что мы слышали в 1920—1930-х гг., в эпоху Первой республики. Если сравнить, что происходило в парламенте в то время и что происходит теперь, то думаю, что мы не в самом худшем положении. Вспомните, какая политическая нестабильность была тогда, сколько правительств не выдержало до конца избирательного срока, точнее — вообще ни одно выдержало.

Параллель можно увидеть и в том, как реагирует часть граждан на крупные политические перемены. Наступление нацизма, а потом и послевоенные потрясения часть электората приписала ошибкам Первой республики и была готова верить партиям, которые говорили, что идеалы и ценности Первой республики привели к войне. Вот и сейчас демократию обвиняют и в миграционном кризисе, и в других проблемах, утверждают, что мало делается для их преодоления, что парламент — это только говорильня… список можно продолжать.

Проблемы, несомненно, есть, и в этой сложной обстановке нам приходится работать. Но в отличие от Первой республики, мы имеем новые феномены — это прежде всего феномен интернета. Любому человеку теперь ничего не стоит за пару минут найти сайт, который будет выдавать за правду что угодно, включая всевозможные параноидные идеи или теории заговора. И это очень быстро распространяется. Сам я получаю электронные письма от самых разных людей, иногда после прочтения первых двух предложений становится ясно, что это писал либо шутник, либо сумасшедший — такова грустная правда сегодняшнего дня.

Не то чтобы раньше не было доносов, подозрений, угроз, письменных или устных, просто сегодня психоз распространяется молниеносно, и потому все гораздо сложнее. Люди склонны забывать хорошее, не довольствоваться тем, что есть, замечать в первую очередь то, чего они сами боятся, — вот и появляется желание найти врага, внешнего или внутреннего. И эти страхи используют те, кто не считает демократию эффективной и правильной системой. Людей, которые неадекватно реагируют на все, что им несет угрозу, пусть даже мнимую, можно понять — нужна работа со страхом и неуверенностью. А способность классифицировать информацию, адекватно ее оценивать у общества крайне низкая. Недостаток критического мышления тесно связан с вопросом авторитета — кому вы на самом деле можете доверять.

Хотя государственную систему постоянно ругают, но у нее есть вес, противовес, тормоза, страховки и многое другое — все это удерживает систему в равновесии. Но если раньше могла возникнуть угроза разрушения стабильности путем реальной войны, то теперь идет менее заметная гибридная война. Период спокойствия и беззаботности, который мы переживали после революции, закончился.

То, что отличает современную Чехию от ее прошлого и что имеет несоизмеримую ценность, — это наше членство в Европейском союзе. Это дает нам абсолютно другую позицию, чем та, в которой мы были во времена Первой республики.

Из ветеринаров в христианские демократы

Мой папа католик, мама евангелистка, но религиозное воспитание у нас ограничивалось тем, что на Рождество перед трапезой я читал «Отче наш». Никто из семьи в партиях не состоял, в этом я первый. В политике часто оказываются люди из семей практикующих католиков, так что я не типичный пример.

Моя политическая карьера началась под лозунгом Pánbůh má smysl pro humor (У Бога есть чувство юмора). Это просто нонсенс, чтобы человек моей профессии стал председателем KDU-ČSL (Křesťanská a demokratická unie — Československá strana lidová, Христианский и демократический союз — Чехословацкая народная партия), да еще занял место в правительстве. Так сложилась моя жизнь, что в конце шестого курса я серьезно заболел, и стало ясно, что я не смогу работать быть практикующим врачом, поэтому я доучился и пошел на административную службу. Тогда же я вступил в Христианско-демократическую народную партию, потому что мне было не все равно, как идут дела в моем городе Находе.

Мы потомки бедных земледельцев из восточной Чехии, и за 400 лет передвинулись только на 16 км ближе к Праге. Когда я узнал, что мой предок был протестантским священником, я подумал, что в период Тридцатилетней войны это не было мирной службой в костеле, за свои убеждения ему нужно было бороться. С такими мыслями я начал свою карьеру и свою жизнь.

На первой же работе (на мясокомбинате) я столкнулся с неуважением к дипломированным специалистам, надо мной откровенно издевались. Это было нелегко, я вставал в четыре утра, чтобы в 5:00—5:30 быть на линии, а оплата совершенно не соответствовала должности — 20 тысяч без вычета налогов. Работа мне нравилась, но ощущение несправедливости росло. Я искал себе применение и наконец стал региональным секретарем KDU-ČSL. То, что раньше я делал в свободное время — клеил плакаты, готовил предвыборную кампанию для других — я начал делать за зарплату.

KDU-ČSL тогда впервые не попала в парламент, партия искала нового лидера. Оказалось, что им могу стать я. Сначала я был в шоке, ведь я даже не входил в верхушку партии. Но за три недели до съезда я стал заместителем председателя KDU-ČSL города Наход, а потом был избран председателем KDU-ČSL.

Партия «с кем угодно»

Утверждение, что KDU-ČSL вступает в альянсы со всеми политическими партиями, — это несправедливый ярлык. Когда ČSSD (Ceska strana sociálně demokratická, Социал-демократическая партия Чехии) упрекает нас за участие в Национальном фронте (Národní fronta Čechů a Slováků, Национальный фронт чехов и словаков — объединение политических партий, основанное в 1945 году, чтобы взять контроль над страной после Второй мировой войны), нам есть что возразить. Народная партия была в Национальном фронте добровольно и самостоятельно, в то время как социал-демократы в 1948 году просто слились с Коммунистической партией. Они лучше нас, потому что как отдельная партия не были в Национальном фронте? Это смешно. Да и Милада Горакова тоже была в Национальном фронте.

Нацфронт — это не вопрос 1948 года, это вопрос апреля 1945 года, когда провозгласили «Кошицкую правительственную программу». Ян Шрамек, председатель правительства ЧСР в изгнании, председатель Народной партии, совершил фундаментальную ошибку, когда, будучи единственным демократическим министром, подал в отставку. В этом для нас тоже есть и историческая параллель, и наука.

Можно сказать, что я тоже был в Национальном фронте, потому что был пионером. И в KSM (Komunistický svaz mládeže, Коммунистический союз молодежи), потому что в школьные годы играл в футбол за молодежные организации. Кто не был в Национальном фронте? Я знаю нескольких людей. Но они не были ни в союзе филателистов, ни в организациях садоводов или охотников — нигде.

Жертвами коммунистического переворота в 1948 году стали и члены Народной партии: Шрамек был пожизненно интернирован, четыре депутата поплатились жизнью, другие получили 10 лет лагерей, тысячи были выгнаны с работы. И упрекать нас в сотрудничестве с коммунистами несправедливо. Особенно тем, кто сам был в Национальном фронте.

Что касается 1990-х гг., так у центристской партии, которая набирает 5,5—9 % голосов, есть только две возможности: быть в оппозиции или вступить в коалицию. А Народная партия имеет коалиционный потенциал.

Как появилась нынешняя коалиция? Очень просто. Когда мы шли на выборы, я знал, что социальные демократы всегда вступали в альянсы даже на региональном уровне, даже с коммунистами и даже там, где необходимости в этом не было. Четыре года назад, в марте-апреле 2013 года, они имели 28—40 %, а Hnutí ANO (Akce nespokojených občanů, Движение «Акция недовольных граждан») не имело еще ни одного процента. Получилось иначе, чем ожидали. ČSSD не захотела идти в коалицию с ODS (Občanska demokratická strana, Гражданская демократическая партия) и с TOP-09 (Tradice, Odpovědnost, Prosperita, Традиция, Ответственность, Процветание). С другой стороны, с ANO объединение тоже не сложилось, АNO избегала ОDS и ТОП-09. Возник двойной блок. Социальным демократам и ANO нужны были еще три голоса. На выбор они имели три варианта: коммунисты, Томио Окамура или Народная партия. Мы могли сказать, что останемся чистыми и порядочными, дескать, «делайте, парни, это сами» — и было бы правительство с поддержкой коммунистов или Окамуры (чего сейчас избежать нельзя: посмотрите, с ним уже есть коалиции на региональном уровне). Мы, конечно, не думали, что этим спасем мир, но других логичных вариантов не видели.

Разумеется, мы осторожны, потому что у нас с ČSSD есть серьезные политические разногласия. Но упрекать нас в том, что мы вступили в коалицию, несправедливо. Все имеет свой смысл. Хотя мы малая часть, это не значит, что о нас могут вытирать ноги («радуйтесь, что мы вас взяли»), мы там находимся не для проформы. Конечно, лучше быть доминантным партнером, но и мы себя не чувствуем в роли статиста.

Этика меньшего зла

Электронные отчеты о продажах (elektronická evidence tržeb) мы предлагали ввести только в отдельных секторах экономики. Но министерство финансов решило, что это будет распространяться на всех. Мы выступили с критикой, объясняли, что это бессмысленно в отношении ремесленников и других малых предпринимателей, но социал-демократы поддержали ANO, опираясь на общественное одобрение: три четверти населения согласны с введением электронных отчетов. При этом большинство из них — это персонал бюджетных организаций, люди, которых абсолютно не касаются расходы по ведению дел в фирме. В результате мы перенесли решение вопроса по малым предпринимателям на период после выборов. Это стало одним из пунктов нашей программы. Ничего лучше, чем отложить окончательное решение, мы не могли сделать.

Что касается работы с тем, кто тебе не нравится, с кем ты не согласен, так я бы вспомнил философа Яна Сокола; он говорит, что не любит слово «ценности», потому что это вещи, которые невозможно измерить: «европейские ценности», «христианские ценности». Если вы идете на компромисс, это не значит, что вы отменяете эти ценности. Компромисс напрямую связан с демократией. Консенсуальная политика, компромиссная политика — жизненно важный ресурс там, где нет большинства, где нет тоталитарного режима. Партии должны иметь разные программы и при этом уметь договариваться и находить консенсус. Вопрос в том, где эта граница, где заканчивается компромисс и начинается беспринципность.

О политике часто говорят, что это грязь, что черт в ней договаривается с дьяволом. Нередко упоминают и «этику меньшего зла». Это значит, что у вас две возможности: одна плохая, другая еще хуже. Так что вы выберете? А такой выбор в политике приходится делать очень часто. Да, вы можете сказать: я буду святой, буду чистый, не буду ничего делать и не испачкаюсь. Так делают коммунисты: они ни за что не несут ответственности, все критикуют и забирают протестные голоса. Мы примерно 80 процентов своих предложений сумели провести в программу правительства, 50 процентов из этого исполнено, остальное обсуждается.

Если вам предлагают компромисс, на который вы не можете пойти — да, уходите из политики. Но пока есть многопартийная система, практически не бывает вещей на грани безнравственности. Многие в социальных сетях мне пишут: уйдите в подполье, поведите себя принципиально. Были же люди, которые не отступали и не лгали никогда, даже на допросе в гестапо… Хорошо, я поведу себя принципиально, уйду и затаюсь, а что остальные? Мы не можем уступать большему злу.

Популизм

Это кризис мейнстримовой и традиционной политики. В обществе есть определенная усталость. Люди хотят развлечений, хотят о чем-то рассуждать и спорить, хотят чего-то нового, ищут новые импульсы — на этом держится реклама и шоу-бизнес.

Бывший председатель совета министров Италии Марио Монти говорил: «Наше время — это время клипов, кратких проявлений». Вас на ТВ спрашивают о миграционном кризисе, вы имеете 10 секунд, и, если вы, как честный человек, начинаете объяснять, что надо различать экономических и политических, легальных и нелегальных иммигрантов, беженцев… — вы уже выключены. Придет Томио Окамура и скажет: Cikáni do plynu! («Цыган — в газовые камеры!»). Часть людей с этим не согласится, часть согласится, но понятно это будет всем. Продолжительная серьезная дискуссия становится невозможна, люди нетерпеливы. Некоторые заводят собаку, потому что с ней не нужно дискутировать: собака и так всегда благодарна за кров и еду.

Жизнь очень упрощена. Я вижу это и на примере коллег по партии: им важна акция, клип — живо, быстро, коротко. Люди обо мне судят по заголовкам в интернете: они читают только эти заголовки, а в тексте может и не быть того, что туда вынесено. Но надо быстро поставить лайк, а продумать и обсудить — на это нет времени. Притом дьявол скрывается в деталях, в мелочах.

Быстрота — феномен всего общества. Поэтому возникают анти-Бабиш, анти-Земан, анти-Трамп — движения тотально несогласных. С этим связана и позиция тех, кто не ходит на выборы и говорит «мне никто не нравится». Но всегда можно найти что-то привлекательное в программах кандидатов и голосовать, даже если никто не подходит на сто процентов.

ВРЕЗКА

Павел Белобрадек (1976, Наход), чешский политик, с 2010 года председатель политической партии KDU-ČSL, заместитель премьер-министра Богуслава Соботки, председатель совета ЧР по исследованиям, разработкам и инновациям. Имеет два высших образования (по ветеринарной гигиене и экологии и по экономике, политологии и международному праву) и докторскую степень. Работал ветеринарным инспектором в Градце Кралове, политикой начал заниматься в Пардубицком областном отделении KDU-ČSL.