Так, в конце 1940-х гг. московское радио убеждало колхозников, выживших после чудовищного голода 1946—1947 гг.: «Мы в своей Стране Советов точно солнышком согреты». А в 1920-е гг. Владимир Маяковский провозглашал: «Главное в нас это — наша Страна Советов, советская воля, советское знамя, советское солнце». Правда, вскоре застрелился. Возможно, и потому, что его из Страны Советов перестали выпускать, а ему в ней все, в том числе знамя и солнце, до чертиков надоело.

Но термин «Страна Советов» интересен не только как пропагандистский штамп. Руководители СССР очень любили давать советы своим зарубежным клиентам, наставляя их на путь истинный, ведущий к сияющим или, как заметил злоязычный Александр Зиновьев, «зияющим» высотам социализма. И в этом смысле Советский Союз можно с полным основанием назвать страной советов или, что тоже правильно, страной советников.

Инструмент руководства и контроля

Первый серьезный опыт советники из СССР получили в Монголии. Сразу после того, как власть в стране была захвачена Красной армией и монгольскими «революционными» отрядами, все ключевые посты были заняты советскими эмиссарами. «Лично руковожу устройством и военного, и хозяйственного, и административного аппарата», — писал в Москву Борис Шумяцкий, известный россиянам по популярной мыльной опере из жизни Георгия Александрова и Любови Орловой, поскольку в 1930-х гг. он стал начальником советского кинематографа¹. А в начале своей карьеры Шумяцкий командовал целой Монголией. Его преемники руководили политической и экономической жизнью этой страны на протяжении практически всего коммунистического периода ее истории. Именно они ответственны, в частности, за террор 1936—1939 гг., когда были арестованы и в большинстве своем казнены, по официальным данным, около 40 тыс. человек из 700 тыс. населения, в том числе 17 тыс. лам. Реальных жертв было намного больше: многие князья и ламы, лишившись имущества, умерли от голода и болезней, бродя по степям и пустыням. Их число неизвестно даже приблизительно. Эта волна террора, как и политический террор в Советском Союзе, нанесла колоссальный урон генофонду и сильнейшим образом подорвала нравственные устои общества.

В Центрально-Восточной Европе, переданной по Ялтинско-Потсдамским договоренностям в сферу доминирования СССР, Москве в 1945—1955 гг. приходилось действовать более тонко, шире используя местные кадры, в основном прибывшие в свои страны вместе с вступившими туда советскими войсками. Но и внимание к государствам этого региона, впоследствии названным «странами народной демократии», было гораздо пристальнее, чем к затерянной в центре Азии Монголии, бывшей далекой периферией мировой политики.

Центрально-Восточная Европа в те годы являлась одним из важнейших средоточий противостояния СССР и западных демократий. Джордж Кеннан, крупный дипломат середины прошлого века, писал: «С точки зрения Москвы, новое положение России в мире зависит прежде всего от того, сможет ли советское государство успешно закрепить свою власть над недавно завоеванными народами, сделать их частью традиционной политической структуры русского народа, превратить завоевание в источник силы, а не слабости. Таков был реальный вопрос будущего России»².

Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария и советская оккупационная зона Германии, в которой в 1949 году была создана ГДР, рассматривались в Москве как стратегически важный плацдарм для дальнейшей экспансии в западном направлении и важное предполье для обороны, если вдруг страны Запада предпримут наступление на СССР. И в том, и в другом случае Центрально-Восточная Европа, западная часть Германии, Болгария и Румыния должны были, по мысли советского Генерального штаба, стать первыми театрами Третьей мировой войны.

Иными словами, территории Центрально-Восточной и Юго-Восточной Европы требовалось поставить под жесткий военно-политический контроль. Его схема, которую настойчиво продвигали в жизнь, виделась кремлевским руководителям следующей: у власти должны были оказаться фигуры, лояльные Москве, их должны были контролировать местные службы госбезопасности, а тех, в свою очередь, — присланные из СССР кадры, которых называли советниками. В окончательном виде система сложилась в 1949 году.

Вначале, сразу после того, как страны Центрально-Восточной Европы были заняты Красной армией, репрессии против политических противников коммунистов и антибольшевистской эмиграции из России проводили советская военная контрразведка СМЕРШ, оперативные группы госбезопасности и войска НКВД. Они действовали открыто, ничего не стесняясь. Пришедшие к власти в этих странах правительства, даже если они не были полностью коммунистическими, как в Чехословакии, сразу же брались под плотное наблюдение со стороны НКВД. Делалось это под видом их «охраны».

Советские войска, в том числе дивизии НКВД, официально были выведены из стран Центрально-Восточной Европы, кроме советской зоны оккупации Германии, к концу 1946 года. Однако там остались и активно действовали многочисленные резидентуры Министерства государственной безопасности и военной разведки, в основном осевшие в аппаратах советских посольств, торговых и иных представительств. Они, чувствуя себя хозяевами положения и пользуясь содействием официальных властей, вербовали агентуру в партийном руководстве, правительственных учреждениях и правоохранительных органах «стран народной демократии», как тогда называли Албанию, Болгарию, Румынию, Венгрию, Чехословакию, Польшу и КНДР. Позже к этому списку добавили Китай, когда власть там окончательно перешла в руки коммунистов.

Летом 1949 года Кремль совершил любопытный поворот. 2 августа Политбюро ЦК КПСС приняло решение «прекратить агентурно-разведывательную деятельность в странах народной демократии», распустить там сеть действующей агентуры и впредь не допускать вербовок, а на очередных встречах объявить каждому агенту, что он освобождается от обязательств вести работу в пользу СССР, так как «отношения дружбы и доверия между СССР и его страной делают это ненужным». Советским послам предписывалось немедленно сообщить о принятом решении руководителям этих стран и получить от них просьбу направить официальных представителей советских разведывательных органов в соответствующие разведывательные службы «в целях помощи в разведывательной и контрразведывательной работе»³.

Суть этого решения заключалась в том, что на словах разведывательная деятельность МГБ, затем КГБ и военной разведки в союзных Советскому Союзу странах была запрещена и прекращена, а на деле продолжалась. Появился институт советников, которые должны были, действуя внутри аппарата местной госбезопасности и разведки, помогать им, по сути — держать их под плотным контролем Москвы. Сталиным и его преемниками неуклонно проводился курс на увеличение числа таких деятелей в странах Центрально-Восточной Европы, а также в Северной Корее и Китае.

При этом делалось все, чтобы запросы о направлении советников исходили от лидеров государств-сателлитов. Внешне это должно было выглядеть так, будто Москва лишь уступала их просьбам. Спорить с соответствующими рекомендациями руководители государств Центрально-Восточной Европы не решались. Им говорилось, что их страны наводнены иностранными шпионами, а во властных структурах сидят сплошь «заговорщики». Отказ и даже промедление в обращении к кремлевским кураторам с просьбой прислать опытных наставников в деле борьбы с врагами народа немедленно вызвали в Москве подозрения, обычно приводящие к печальным результатам.

К советникам, контролирующим органы госбезопасности, добавились их коллеги, занимающиеся вопросами внешней разведки. В 1950 году был учрежден институт представителей Комитета информации в странах Центрально-Восточной Европы⁴. Советские послы сообщили лидерам этих государств, что, «исходя из единства политических целей и задач, а также взаимного доверия», Правительство СССР запретило органам советской разведки ведение всякой разведывательной работы в странах народной демократии. Но по тем же соображениям «взаимного доверия» целесообразно установить контакт советской внешнеполитической разведки с «соответствующими органами стран народной демократии в целях взаимной помощи в разведывательной работе против капиталистических государств и клики Тито в Югославии». В этих целях предлагалось создать аппараты представителей советской разведки в этих странах для обмена сведениями, оказания взаимной помощи и проведения в «необходимых случаях» совместных разведывательных операций.

Согласие союзников, естественно, было получено, и вплоть до распада Советского Союза и краха коммунистических режимов в Центрально-Восточной Европе там действовали официальные Представительства КГБ. Так, в Чехословакии в аппарате этого Представительства вплоть до 1990 года помимо руководителя работали два его заместителя и с августа 1953 года 112 человек оперативного и технического состава⁵. В 1968 году, после оккупации Чехословакии, некоторое время существовали оперативные группы КГБ в Праге и Братиславе.

Чехословацкая госбезопасность под контролем

Вернемся в 1940-е гг. По мере того как советские войска брали под контроль территорию Чехословакии, там начинали действовать органы НКВД и других карательных ведомств Советского Союза. 10 апреля 1945 года в Кошице был развернут 235-й отдельный стрелковый батальон внутренних войск НКВД, сформированный для «охраны правительства Чехословакии». Одновременно в Словакии были арестованы и вывезены в СССР десятки тысяч человек, обвиненных в принадлежности к прогерманским организациям. На территории Подкарпатской Руси до ее передачи Советскому Союзу в июне 1945 года преследованиям подверглись тысячи человек, главным образом — представители демократических гражданских и политических кругов. На территории Чехии советские органы безопасности действовали до начала 1948 года. Они охотились в первую очередь за чехословацкими гражданами русского происхождения, в том числе теми, кто в межвоенный период занимал видное положение в интеллектуальных, военных и деловых кругах Чехословакии. Всех арестованных вывозили в СССР, где они попадали в лагеря ГУЛАГа⁶.

Шеф советской службы тайных убийств Павел Судоплатов вспоминал, как в январе 1948 года Молотов приказал ему обеспечить согласие тогдашнего чехословацкого президента Эдварда Бенеша с коммунистическим переворотом. С этой целью Судоплатов в сопровождении бывшего довоенного резидента разведки НКВД в Праге Зубова и бригады чекистов, действовавшей под видом советской торговой миссии, прибыли в Чехословакию. Еще раньше туда отправились 400 переодетых в штатское чекистов для поддержки Готвальда и коммунистического руководства. Зубов сумел встретиться с Бенешем и напомнил ему, что в 1935 году тот одобрил тайный протокол о сотрудничестве советской и чехословацкой разведок; в 1938 году получил от СССР 10 тысяч долларов на переезд в Лондон, а позднее — секретную договоренность о передаче СССР Закарпатья. По словам Судоплатова, шантаж сработал: Бенеш не протестовал против захвата власти коммунистами⁷. Врет Судоплатов или нет, сказать трудно. Но оснований для шантажа, по сути дела, не было: решения о сотрудничестве разведок СССР и Чехословакии и передаче Подкарпатской Руси были приняты правительством, оплата советскими деньгами части расходов по переезду в Лондон никак не могла компрометировать Бенеша. Но эти воспоминания Судоплатова позволяют понять некоторые методы работы советских спецслужб в братских странах.

Были, разумеется, и иные, куда как более грубые методы. В 1949 году в Прагу из Будапешта были направлены два сотрудника советского МГБ, Лихачев и Морозов, чтобы найти «чехословацкого Райка», крупного государственного деятеля, которого планировали обвинить в предательстве и шпионаже. Готвальд и его окружение от этого были не в восторге. В ноябре 1949 года в Москву было доложено, что в производстве органов госбезопасности Чехословакии нет серьезных разработок, а начальник Управления госбезопасности Веселы и его помощник Заводски проявляют беспомощность. С Готвальдом была проведена соответствующая работа, и в апреле 1950 года министр государственной безопасности СССР Абакумов сообщил Сталину, что чехословацкий лидер просит прислать советников.

Подходящую кандидатуру удалось найти только к июлю, и в Прагу во главе группы советников был отправлен Боярский. Он жаловался в Москву на пассивность Готвальда в поисках врагов и нежелании создавать в стране «сильные и организованные органы безопасности», хотя там активно работают не только англичане и американцы, но также Ватикан и «клика Тито»⁸. Готвальд сопротивлялся недолго.

В ноябре 1950 года был арестован Отто Шлинг⁹. Через две недели Рудольф Сланский, второй человек в партии и государстве, сообщил в Москву о подозрительных связях Шлинга с секретарем ЦК КПЧ Марией Швермовой, о необходимости тщательной проверки ее брата, заместителя министра национальной безопасности Карела Шваба, о недостатке усердия со стороны Заводского и так далее. Сланский явно добивался того, чтобы сделать главным героем предстоящего процесса, «чехословацким Райком», Отто Шлинга. Но в этой роли оказался он сам.

Его дело вел уже не Боярский, а присланный ему на смену полковник МГБ Алексей Бесчастнов. К нему в помощь были присланы еще два опытных костолома из Следственной части по особо важным делам МГБ СССР — полковники Морозов и Сорокин. Команде «советников», имевших полученный в 1930-х гг. большой опыт выбивания из подследственных нужных показаний, удалось добиться успеха. Дело Сланского получило серьезный размах. Аресты следовали за арестами, в ноябре 1952 года был проведен показательный процесс. За ним последовали другие. Был арестован, правда, на короткое время, даже вполне преданный Сталину Людвик Свобода. Ему повезло — его друзья и коллеги не без помощи советских советников отправлялись кто на виселицу, кто в тюрьму.

И в заключение несколько слов о полковнике Алексее Бесчастнове. Полученный в Праге опыт позволил ему сделать очень успешную карьеру в КГБ СССР. После возвращения оттуда он был назначен начальником 11-го отдела внешней разведки, который отвечал за связи с органами госбезопасности социалистических стран, в 1957—1962 гг. был старшим советником КГБ в Венгрии, где развернулись широкомасштабные репрессии после подавления восстания 1956 года. Затем руководил службой наружного наблюдения, представлял КГБ на Кубе, а в 1969—1974 гг. возглавлял КГБ Узбекистана. У каждой страны свои герои... Правда, Героем Советского Союза генерал-лейтенант Бесчастнов не стал. Зато у него была медаль «100 лет освобождения Болгарии от Османского ига».