В Париже

Приехав из Лондона в Чехословацкий национальный совет (ул. Бонапарта, 18), З. Рейман и В. Ванек доложили обо всех делах доктору Э. Бенешу, секретарю Совета, так же как незадолго до этого — Масарику. Бенеш внимательно их выслушал. Он отметил, что гости ориентированы только на Россию и упускают из виду важность западных союзников, а западный мир и его печать мало информированы о чехословацком движении в России. Э. Бенеш указал на трудности, которые предстоит преодолеть. Он также говорил о большом значении того, что М. Р. Штефаник ввел Т. Г. Масарика в круг французских министров и других крупных политиков.

У Бенеша киевляне познакомились с чешскими представителями из Швейцарии. Во время дискуссий с Э. Бенешем, М. Р. Штефаником, Л. Сыхравой, М. Плесингером, Ш. Осуским и Г. Кошиком гости поняли, что западноевропейские правительства имеют большее значение во время войны, чем до сих пор по этому поводу считали в России, и будут также иметь вес и после войны¹.

Затем З. Рейман и В. Ванек посетили чешских бойцов иностранного легиона на позициях в Теронне. Воины были недовольны своим положением, они завидовали организованности чешско-словацкого войска в России. Идея З. Реймана наградить их георгиевскими крестами и медалями, предложенная генералу М. Алексееву, оказалась удачной. Церемонию провел генерал З. Зелинский, представитель при французском командовании.

С доктором Э. Бенешем З. Рейман и В. Ванек встречались часто. Он не высказывал свою позицию относительно чешских дел в России, все время соглашался с собеседниками, но при этом упоминал о личных связях с Б. Павлу, противником киевлян. Той же позиции, как заметили гости, придерживался и М. Р. Штефаник, стремившийся уладить споры в пользу Б. Павлу.

Снова у Т. Г. Масарика

После двухнедельного пребывания в Париже З. Рейман вернулся в Лондон к Т. Г. Масарику, а В. Ванек отправился в Италию. М. Р. Штефаник и Г. Кошик выехали из Парижа в Россию. В Лондоне Рейман предложил Масарику окончательный вариант протокола и спросил: «Можно ли сказать нашим людям, что это и ваше мнение?» «А как же иначе?» — удивился он и хотел подписать протокол. З. Рейман предложил ему еще раз прочитать текст и повторил вопрос: «Господин профессор, это и ваше мнение? Петербуржцы мне не поверят...» Т. Г. Масарик подписал подготовленный Рейманом текст.

Через два дня к ним приехал Э. Бенеш. Он и З. Рейман совместно с Т. Г. Масариком провели детальную ревизию деклараций протокола и написали дополнение к нему о создании корпуса. Э. Бенеш взял протокол, чтобы, как он сказал, «сделать несущественные стилистические исправления». На следующий день он вернул документ совсем другим. Содержание его соответствовало интересам «петроградских». З. Рейман отметил, что Э. Бенеш поставил его тезисы с ног на голову. Т. Г. Масарик подписал этот новый вариант 6 августа, сделав пометку: «Рейман + Я». Документ был отправлен Союзу ЧС обществ через З. Реймана с подписями Т. Г. Масарика и Э. Бенеша; М. Р. Штефаник свою подпись поставил в Киеве². Вскоре З. Рейман вернулся на Юго-Западный фронт, где продолжалось формирование бригады.

Позже Й. Кудела писал, что З. Рейман опубликовал статью о своих впечатлениях от поездки в Лондон в «Известиях Союза», приложении к «Чехословану» № 23 от 3 сентября 1916 года³, подписав ее псевдонимом Berounský.

Весной 1916 года, после 2-го съезда Союза ЧС обществ, появилась группа политически грамотных российских чехов, опекавших военнопленных в лагерях и тех, кто работал на предприятиях и у колонистов. В нее вступали также освобожденные военнопленные. Группа получила нейтральное название «Клуб сотрудников Союза ЧС обществ», чтобы не привлекать внимания полиции и разведок. Эта структура вела организационную, социальную и политическую работу среди военнопленных.

К середине года личный состав бригады, свободные военнопленные, работавшие на предприятиях и остававшиеся в лагерях, благодаря агитаторам «Клуба сотрудников» оказались под пророссийским политическим влиянием Союза ЧС обществ, руководимого В. Вондраком, А. Тучеком, З. Реймном и др. Но оно заканчивалось перед воротами казармы, а за ними, в казарме, воины попадали под влияние российского военного командования. Такое положение обеспокоило парижское руководство Национального совета: Т. Г. Масарика, Э. Бенеша, М. Р. Штефаника и др. Они решили поддержать идею Масарика, высказанную в обращении к делегатам второго съезда Союза: «Наш политический план, естественно, задан программой чешского народа на родине. Колонии являются больше органом исполнительным, организационным». Правда, с родины («из дома») программа «на Русь» не поступала.

Принимаются меры, чтобы «навести порядок среди людей из колоний», «чехов Руси», уменьшить их политическое влияние на войско, пополнить ряды агитаторов «людьми из дома» — военнопленными. Для этого из Парижа в Россию послали Й. Дюриха, находящегося в эмиграции заместителя Т. Г. Масарика, депутата венского бундесрата. Заметим, что Дюрих входил в бундесрат от Аграрной партии в числе 34 депутатов, а Масарик был в бундесрате единственным представителем небольшой партии реалистов⁴.

Приезд Йосефа Дюриха

В июне Дюрих прибыл в Петроград с целью создать представительство Парижского национального центра в России, урегулировать противостояние между группами в Союзе ЧС обществ — Петроградской («столичной», относительно малочисленной) и Киевской («провинциальной», многочисленной, состоявшей из чехов Киева и Юго-Западного края — Волыни, Подолии и других губерний).

Разногласия между правлениями групп, начавшиеся еще в 1915 году после 1-го съезда Союза ЧС обществ, обострились после 2-го съезда. Й. Дюрих связался с представителями властей России. Он стремился взять на себя решение вопроса о чешско-словацком войске и отстранить от него Союз ЧС обществ. Для этого он поручил российскому чеху на службе КВО генералу Я. Червинке заниматься приемом добровольцев из военнопленных. Еще будучи младшим офицером, Червинка участвовал в войне с Турцией в 1877—78 гг., вышел в отставку, неудачно попробовал себя в роли помещика, вернулся на службу и много лет являлся офицером пограничной жандармерии в российской части Польши. Он не имел опыта войскового командира высокого ранга, был произведен в генералы перед выходом на пенсию.

После начала войны Я. Червинка вернулся на службу. В 1916 году он подал рапорт Ставке с негативной оценкой положения дел в ЧС бригаде, формируемой В. П. Трояновым. Ее полки он назвал «сокольскими командами, а не войском», потребовал ограничить демократизм добровольцев, отстранить политических помощников командиров и прекратить связь бригады с Союзом ЧС обществ⁵.

Второй задачей Й. Дюриха было создание чешско-словацких формирований для Западного фронта во Франции. Однако вскоре он начал проводить независимую от Масарика политику и создавать совместно с властями России свой пророссийский, монархический «Национальный Совет чехов и словаков России» вместо «Представительства парижского Национального совета чехов и словаков для России» и возглавил его. Попытка назначить генерала Я. Червинку по рекомендации Й. Дюриха руководителем формирования ЧС воинских частей вызвала протест правления Союза ЧС обществ и особенно А. Тучека. Он также не соглашался с Й. Дюрихом в вопросе признания австрийских офицерских званий у пленных чехов без проверки их компетенции на поле боя. В лагере г. Белгорода претендентов на офицерские должности было больше, чем вакансий в полках. Авторитет Й. Дюриха в российских кругах укреплялся.

19 августа в Ставке в Могилеве встретились генерал М. Алексеев, генерал М. Жанен, Й. Дюрих и В. Вондрак. Генерал М. Алексеев представил Дюриха государю, который внимательно выслушал Й. Дюриха и проявил к нему доброжелательность. После аудиенции был обед участников встречи с царем⁶.

Из Могилева Й. Дюрих и сопровождавшие его лица выехали через Москву в Киев. Здесь 22 августа его торжественно встретили члены Киевского комитета во главе с Й. Йиндржишеком, Марией Червеной, представителями Волыни, Одессы и Харькова. Они выслушали его выступление в зале вокзала и были разочарованы высказанными намерениями гостя. После нескольких выступлений в городе и особенно после бурного собрания в Педагогическом музее 27 августа стало очевидным стремление Й. Дюриха оторвать чехословацкое движение от парижского центра и подчинить его власти России. Ярым противником этого был Й. Йиндржишек⁷.

28 августа в Киев приехал из Петрограда М. Р. Штефаник, присланный Т. Г. Масариком для борьбы с самоуправством Й. Дюриха. Он включился в переговоры Й. Дюриха с правлением Союза чехословацких обществ в лице председателя В. Вондрака, секретаря Я. Вольфа и представителя Словацкой лиги Америки Г. Кошика.

Переговоры завершились 29 августа так называемым Киевским протоколом. В нем утверждалось, что чешский народ полностью доверяет России, совершающей свою историческую миссию защиты и освобождения славянства; представители Союза согласны с тем, что военные вопросы и проблемы военнопленных принадлежат политико-дипломатической сфере, за которую отвечает ЧСНС в Париже. Его представителем в России стал депутат Дюрих, имевший доверие царского правительства. Протесты Штефаника были безуспешными. Подписали протокол: за Чехословацкий национальный совет — Й. Дюрих и М. Штефаник, за Союз чешско-словацких обществ России — председатель В. Вондрак и секретарь О. Вольф, за Словацкую лигу в Америке — Г. Кошик⁸. В дополнение к протоколу замминистра иностранных дел А. А. Нератов требовал ограничить руководящую роль В. Вондрака в Союзе и обеспечить в нем главную роль Й. Дюриху, мотивируя тем, что влияние группы Масарика, Вондрака и Штефаника стало вызывать у Дюриха опасения.

Спустя месяц, 29 сентября, вышел секретный меморандум российского МИДа с требованием поставить руководителем чехословацкого движения в России австрийского депутата-эмигранта Дюриха, который должен располагать правом контроля деятельности Союза ЧС обществ. Стало очевидным: Киевским протоколом В. Вондрака лишали политических и представительских полномочий перед правительством и военным командованием России, а его план по мобилизации чешского элемента в России сворачивался. Главный принцип проекта В. Вондрака — созыв сейма всех чехов и словаков в России — отвергнут признанием Дюриха в качестве официального представителя чехов и словаков. Дюрих своим появлением нарушил целостность ЧС национального освободительного движения в России⁹. Реализация Киевского протокола шла медленно, нападки на Союз ЧС обществ становились явными.

Явный конфликт

К интригам против Союза ЧС обществ Б. Павлу привлек бывшего пленного из лагеря в Тюмени, историка Я. Папоушека, ставшего добровольцем и переведенного в Петроград, и военнопленного из лагеря в Муроме, юриста Й. Коунтяка, которого он сумел ввести в правление Союза ЧС обществ в Киеве¹⁰. Пока они находились в лагерях, Б. Павлу поручал им составлять списки военнопленных с учетом их отношения к освободительному движению: его сторонников, тех, кто не определился, и настроенных проавстрийски. А также давал им характеристики от членов правления Союза.

Й. Коутняк, приехав в Киев, опубликовал в сентябре 1916 года в питерском «Чехословаке» статью, в которой утверждал, что в августе на собрании в Педагогическом музее пленные и добровольцы критиковали правление Союза ЧС обществ. Они якобы обвинили одного из неназванных функционеров предателем¹¹. А. Тучек принял эту клевету на свой счет, а З. Рейман отметил в своем дневнике: «Б. Павлу не постыдился опубликовать в „Чехословаке“ это ложное обвинение».

Й. Коутняк выдавал себя за личного секретаря Й. Дюриха, хотя официальным секретарем был В. Цркал. Позже Й. Коутняк при встрече с А. Тучеком в канцелярии Союза на Владимирской улице подтвердил, что назвал его изменником родины за нежелание служить у Й. Дюриха. Присутствовавший при этом прапорщик О. Гусак, будущий министр обороны Чехословакии, возмутился настолько, что ударил Коутняка. Тот написал Дюриху: «Здесь ничего нового, кроме того, что меня избили <...>, когда я зашел в Правление оформить Ваши приказы. Там на меня напали Тучек, Гусак, Рейман и др. <...> Я мог убить Гусака или хотя бы тяжело ранить, будучи очень хорошим боксером, но совладал с собой, во-первых, потому что пришел от Вашего имени, а во-вторых, потому что я чех»¹².

Клевета вызвала у А. Тучека нервный срыв. Его жена через приехавшего с фронта З. Реймана просила друзей защитить мужа¹³. Это событие стало свидетельством жесткого противостояния групп в чехословацком движении.

В. Вондрак вновь просит о создании армии

После провозглашения в апреле 1916 года Высочайшего разрешения освободить военнопленных славян и принимать их в войско прошло более полугода, а приказа об исполнении его местными властями и командованием армии не было. В. Вондрак оставался на своем посту, невзирая на Киевский протокол. 13 декабря он подал в МИД «Обращение по поводу представленного ранее проекта создания чешско-словацкого войска». В нем он ходатайствовал о пересмотре ранее представленного проекта в связи с возникшей новой политической конъюнктурой¹⁴. МИД направил этот документ командующему Юго-Западного фронта генералу А. А. Брусилову, который изложил свои предложения в «Записке Главкома Юго-Западного фронта» и направил ее 24 декабря в Ставку генералу М. В. Алексееву, приобщив к ней также обращение В. Вондрака¹⁵. Только после этого началось наведение порядка в наборе добровольцев.

Тогда же, в декабре, МИД рассматривал вопрос об учреждении Чешско-Словацкого Национального Совета России (Й. Дюриха — Авт.) вместо действующего Союза ЧС обществ. Новый Совет формально должен был подчиняться проживавшему в Лондоне председателю зарубежного ЧС Народного совета проф. Т. Г. Масарику. Но он был членом Чешской партии реалистов, противников самодержавия России и персоной нон грата из-за книги «Россия и Европа». Поэтому МИД в целях устранения влияния на военнопленных чехов и словаков политической фигуры, проживающей за границей, не состоящей ни в каких отношениях с правительством России и им не контролируемой, решил изменить находящуюся в России чешско-словацкую организацию и направить ее деятельность в соответствии с политикой России. Продолжалось создание своей, российской организации — Чешско-Словацкого Национального Совета России во главе с лояльным депутатом-эмигрантом, пребывающим в России, — Йозефом Дюрихом.

В МИДе узнали, что Т. Г. Масарик высказывает намерение приехать в Россию. Это вызвало беспокойство: его приезд мог расстроить русофильское движение чехов и словаков и план Й. Дюриха. 8 декабря МИД направил послам в Лондоне и Париже сообщение о том, что военные власти считают приезд Т. Г. Масарика в Россию в настоящее время нежелательным¹⁶.

1917 год. М. Р. Штефаник протестует

20 января МВД утвердил устав Чешско-Словацкого Национального Совета России, руководимого Й. Дюрихом¹⁷. Но через одиннадцать дней Р. М. Штефаник вручил в МИДе министру Н. Н. Покровскому «Записку о недопустимом поведении Й. Дюриха, потере им морального права занимать положение вождя и необходимости его ухода»¹⁸. Эта «Записка» объемом 11 страниц книжного текста содержала пять разделов и напоминала обвинительное заключение следователя.

В феврале в обсуждение проблемы включился руководитель французской миссии в России генерал М. Жанен. Копию его телеграммы из Петрограда в Ставку, содержащую обоснование необходимости отзыва Дюриха, направили Э. Бенешу в Париж с просьбой сообщить о ней Масарику^{19 20}. Отношение МИДа к руководителям чешского сопротивления изменилось. Возник скандал по поводу лишения Й. Дюриха полномочий.

Так назревала необходимость приезда Т. Г. Масарика. 21 февраля М. Р. Штефаник писал из Петрограда ему в Лондон о событиях в России: «Наши дела здесь стали плохи». Далее следовало перечисление проблем и заключение: «Будьте готовы к отъезду. Сейчас уже Ваше пребывание здесь подготовлено в политическом отношении, но не выезжайте, пока я с Вами не переговорю или прямо не приглашу»²¹.

Политики занимались интригами, а вопрос пополнения полков освобождаемыми военнопленными славянами тем временем требовал решения. 11 февраля В. Вондрак представил в МИД разработанный им, А. Тучеком, З. Рейманом и др. проект «Положения о подготовительной Комиссии по организации переписи и набора военнопленных чехов и словаков»²². Его приняли и утвердили к исполнению. К проведению переписи привлекались благонадежные, интеллигентные офицеры, добровольцы Чехословацкой бригады из военнопленных. Интриги политиков не помешали военным сотрудничать с Союзом ЧС обществ. Комиссия начала работу.

В эти февральские дни А. Тучек, независимо от Й. Дюриха, оставался председателем военного отделения Союза ЧС обществ, представителем его при командире бригады и одновременно помощником командира. Кроме того, они с З. Рейманом исполняли функции начальника штаба, хотя по документам эта должность оставалась вакантной. Должность начальника штаба бригады не была замещена. А. Тучек не только не соглашался с петроградской группой по военному вопросу, но и отклонял полное подчинение земляческих организаций поселенцев в России и гражданских лиц ЧС Национальному совету, находящемуся за двумя фронтами в Париже.

С января 1917 года шла подготовка к 3-му съезду союза ЧС обществ. В Киеве Клуб сотрудников Союза во главе с В. Халупой и Й. Патейдлом начал подрывную деятельность. Они без ведома руководителей Союза проводили собрания военнопленных на заводах «Гретера и Криванека», «Ауто», обувном на ул. Кудрявской, в «Возовке» Йиндржишека, в Народной аудитории, в пожарном депо на Демиевке и в мастерских на Трухановом острове. На этих собраниях они вели агитацию против Союза ЧС обществ как организации и против В. Вондрака персонально.

В МИДе все еще решался вопрос о передаче руководства чехословацким движением от Союза ЧС обществ ЧС Народному Совету России во главе с Дюрихом. Поэтому в Петрограде находились В. Вондрак, Й. Йиндржишек и другие члены правления Союза. З. Рейман был в Москве. Он записал в дневнике: «1.03.1917 приехал из Петрограда Йиндржишек и рассказал, что Вондрак, он, Кошик, В. Клецанда и другие были приняты министром Н. Н. Покровским, который сообщил, что дело о создании ЧС Национального Совета решено окончательно. Совет министров его менять не будет. Йиндржишек на это заявил министру, что Дюрих — лицо скомпрометированное, и будет неправильно, если он станет вождем нашей акции. Министр ответил, что приближающийся съезд будет в силах все изменить»²³.

19 февраля пришло письмо из Киева от Я. Вольфа. Он призывал А. Тучека приехать, так как Дюриха официально известили о разрешении избрать шесть новых членов в его Народный совет. А. Тучек срочно уехал в Киев, а З. Рейман 27 февраля (ст. ст.) — в Петроград, не зная, что едет навстречу Февральской революции²⁴. В последний день февраля царь подписал отречение от престола. По григорианскому календарю уже шел март, поэтому чехи и словаки называли революцию Мартовской.

На это событие В. Вондрак отреагировал тем, что послал от имени Союза приветствие новой власти в лице председателя Совета министров Временного правительства Г. Е. Львова и просьбу удовлетворить прежние ходатайства союза²⁵.

Февральская революция глазами З. Реймана

Рейман записал в дневнике: «28.02. (13.03.) 1917. Поезд пришел в Петроград благополучно, но какие перемены! Николаевский (ныне Московский) вокзал в пламени. На перроне у всех офицеров отбирают сабли, на улицах стрельба. Вчера распустили Государственную думу. Беспорядок с продовольствием, люди озлоблены. Нельзя ничего купить: ни хлеба, ни яиц. За всем огромные очереди. Роспуск Государственной думы стал внешним импульсом к революции, о которой давно говорили. Стражники сидят под крышами высоких домов и стреляют в людей, полицейские комиссариаты сожжены, документы разбросаны. Горит суд и тюрьма. Выпущены политические заключенные и уголовные преступники с убийцами <...>. Не понимаю, почему Дума не назначит министров из своей среды, чтобы навести порядок²⁶.

1.03. (14.03.) 1917. Почти все бывшие министры арестованы. У власти комитет членов Государственной думы и Совет рабочих депутатов. В их листовках несогласованность. Был на собрании почти тысячи петроградских офицеров в Зале армии и флота. Решили признать новую власть. Теперь, когда власть свергнута, чего П. Милюков не ожидал, у нашей оппозиции триумф, это Дюриху хорошо, можно смеяться.

4.03. (17.03.) 1917. Новая власть сформирована. Милюков — министр иностранных дел. Возможно, наши старые контакты помогут нам двигаться вперед. Еду в Кронштадт. (Цель поездки в дневнике не названа. Можно лишь предполагать, что его беспокоила судьба Надежды Вирен, дочери адмирала. — Авт.).

5.03. (18.03.) 1917. В Государственной думе Н. Н. Львов сказал мне, что туда ехать нельзя, не дал пропуск. Я достал его через иного члена Думы. По пути в Ораниенбаум мне рассказали страшное: в Кронштадте 3 марта моряки сняли со всех офицеров погоны и отобрали сабли, открыли места заключения, выпустили, как и в Петрограде, заключенных²⁷.

Беспорядки охватили город-крепость. Пьяные указывали на случайных лиц, якобы переодетых полицейских, их расстреливали. Много офицеров было убито на улице. Почти 300 офицеров арестовали. У памятника адмиралу Макарову расстреляна группа из 40 адмиралов и офицеров. Адмирала Вирена, начальника гарнизона и военного губернатора Кронштадта, вызвали из дома и потребовали снять погоны. Он отказался, их сорвали. Отвели его к памятнику адмиралу Макарову. Он хотел говорить перед толпой. Ему не дали и убили выстрелом в спину»²⁸.

О встрече с дочерью и вдовой адмирала З. Рейман не пишет. Вернувшись в Петроград, он послал от имени бригады поздравительные телеграммы П. Н. Милюкову, М. В. Родзянко и А. И. Гучкову²⁹.

Продолжение следует