Так, в марте 2015 года президент Путин не без гордости рассказывал, что накануне вторжения российских войск в Крым он отдал «прямые указания, приказы по поводу возможного поведения России и наших вооруженных сил при любом развитии событий», в том числе — привести «в состояние боевой готовности ядерные силы»¹. В переводе на обычный язык это означает: если западные государства решили бы предотвратить аннексию Крыма (это именовалось «любым развитием событий»), то Кремль ответил бы ядерным ударом. Аналогия с острейшим международным кризисом полувековой давности, когда авантюризм Кремля и его кубинских сателлитов чуть не обернулся гибелью человечества, просто напрашивается.

Как это начиналось

Исходной датой цепи событий, приведших к Кубинскому ракетному кризису, является 1 января 1959 года, когда в Гавану вошли отряды повстанцев, а президент Фульхенсио Батиста бежал за границу. У власти на Кубе оказались левые радикалы. Они мечтали о социальной справедливости; собирались построить новое общество, где все будут равны; ненавидели Соединенные Штаты и были готовы расстрелять всех, кто стоит на пути к счастью простых людей. Братья Кастро и их друзья — Эрнесто (Че) Гевара, Камилло Сьенфуегос и другие — в течение полутора лет национализировали сахарные плантации, банки, промышленные предприятия, жилищный фонд, торговлю и так далее. Экономика, естественно, моментально рухнула. В стране начались массовые репрессии. В частности, расстрелами в тюрьме Ла Кабанья в Гаване распоряжался лично Че Гевара, признанный герой левых студентов и девиц пубертатного возраста во всем мире. «Для того, чтобы послать людей на расстрел, юридические доказательства не нужны, — говорил он. — Это архаичная буржуазная процедура. А у нас — революция! Революционер должен превратиться в хладнокровную машину убийства, приводимую в действие ненавистью. Мы должны создать педагогику расстрела»².

Населению, понятно, это не понравилось, и в 1960 году в горах Эскамбрай вспыхнуло крестьянское восстание, которое возглавили бывшие сторонники «коменданте Фиделя», пришедшие в ужас от его действий. Лидером восставших стал Элой Гутьерес Менойо, командовавший отрядом повстанцев, первым вошедшим в Гавану 1 января 1959 года. К ним присоединились солдаты и офицеры армии Батисты. Сопротивление антикастровских партизанских отрядов продолжалось до 1966 года.

Хрущев бросает вызов американцам

В первые полгода после прихода Кастро к власти в Кремле прохладно относились к новым кубинским руководителям. Одни считали их леваками троцкистского толка, а не коммунистами московского разлива. Другие видели в них авантюристов без определенной идеологической ориентации. Третьи просто не могли понять, что представляют собой Кастро и его друзья, а потому рекомендовали на всякий случай не вступать с ними в доверительные отношения. Поэтому в конце сентября 1959 года Президиум ЦК КПСС, высший орган власти в СССР, запретил польскому руководству поставлять Кубе оружие. С просьбой об этом Гавана обратилась к Варшаве в последние дни лета 1959 года.

Но через несколько дней это решение было пересмотрено. Из почти месячной поездки по США в Москву вернулся советский лидер Никита Хрущев, пребывавший в раздраженном состоянии. Он своими глазами увидел, насколько СССР отстал от Соединенных Штатов, и искал возможность уязвить «главного противника». Неудивительно, что ему представилась весьма привлекательной перспектива превратить Кубу в советского союзника и, если все пойдет так, как ему хотелось, в вассала. Этот стратегический замысел определил отношение СССР к Кубе на много лет вперед.

Польше, а затем Чехословакии дали команду отправить кубинцам кое-какое оружие. В Гаване появился высокопоставленный офицер КГБ Александр Алексеев. Сначала его официальный статус был совершенно непонятен, затем он стал советником посольства по культуре, а в 1962 году был назначен послом и одновременно резидентом КГБ. Через пару недель после прилета он был принят Кастро и до 1968 года являлся главным каналом связи между Москвой и Гаваной.

История советско-кубинского сближения в 1959—62 гг. сложна. Отметим лишь самые важные моменты. В феврале 1960 года в Гавану прибыл Анастас Микоян, входивший в узкий круг высшего советского руководства. Кубе был предоставлен кредит на 100 миллионов долларов (в то время доллар стоил раз в двадцать больше, чем сегодня). 9 июля 1960 года Хрущев решил постучать кулаком по столу. «В случае необходимости советские артиллеристы могут поддерживать кубинский народ, — заявил он. — Пусть в Пентагоне не забывают, что <…> у нас имеются ракеты, способные попадать точно в заданный квадрат на расстоянии 13 тысяч километров»³.

Советский лидер, как это часто с ним случалось, выдал желаемое за действительное. Единственная советская ракета, способная долететь на 13 тысяч километров (на подобной был запущен в космос Юрий Гагарин), существовала в нескольких экземплярах, а для того, чтобы подготовить ее к запуску и заправить топливом, требовались почти сутки. К тому же попасть в «точно заданный квадрат» она никак не могла.

Но в Гаване это заявление вызвало бурю восторга. Ободренный поддержкой Хрущева, Кастро решил избавить Латинскую Америку от господства США. 2 сентября 1960 года он заявил о своей вере «в то, что Латинская Америка освободится от ига империализма янки» и революционная Куба слышит голоса угнетенных латиноамериканцев⁴. Слова Кастро, как правило, не расходились с делом. Услышав голоса угнетенных, на Кубе стали готовить и засылать в страны континента банды левых террористов, которые должны были повторить опыт кубинской революции. Че Гевара в 1960 году издал брошюру «Партизанская война», до сих пор являющуюся настольной книгой террористов всех сортов и оттенков.

Далее отношения развивались по нарастающей. В ноябре 1960 года Кастро назвал себя коммунистом и заявил, что «Москва — это в конечном итоге наш мозг и главный Руководитель, и к ее голосу надо прислушаться»⁵.

К этому времени на Кубе национализировали все, что только можно, и объявили о строительстве социализма. В Кремле с симпатией наблюдали, как кубинские руководители превращаются в правоверных марксистов, увеличивали военную и экономическую помощь, повторяли, что СССР не позволит силой подавить кубинскую революцию и для этого у него имеется ядерное оружие.

В общем, все шло так, как хотелось Хрущеву. Куба шаг за шагом превращалась в советский плацдарм, а в перспективе — в непотопляемый авианосец на расстоянии всего 90 километров от берегов Флориды. Кастро и его приближенные не уставали уверять советских товарищей, что только угроза «ядерного возмездия» со стороны СССР удерживает американских империалистов от попытки силой подавить кубинскую революцию. Иными словами, Советский Союз должен поставить на карту собственное существование, чтобы спасти кубинских вождей.

Интересы Кастро понятны. Важно другое: Хрущев затеял очень опасную игру. В 1945 году в Ялте, а затем в Потсдаме Сталин договорился с Рузвельтом и Черчиллем о разделе сфер влияния. В частности, Латинская Америка была признана зоной преимущественных интересов США, и на протяжении 15 лет Москва не вмешивалась в происходившие там события. Кремль ограничивался посылкой денег и пропагандистской литературы тамошним компартиям, которые, правда, никакой реальной силы не представляли. И в Вашингтоне честно придерживались ялтинско-потсдамских договоренностей. США практически не отреагировали на подавление антикоммунистического восстания в Венгрии в 1956 году и на оккупацию Чехословакии в 1968 году.

Но Хрущев самым вызывающим, чтобы не сказать наглым, образом нарушал стратегические договоренности, влезая в дела Западного полушария. Видный партийный деятель Дмитрий Полянский отметил: «Товарищ Хрущев был рад, что ему удалось то, чего не смог сделать Сталин — проникнуть в Латинскую Америку. Во-первых, проникновение в латиноамериканский регион не было целью нашей политики, а во-вторых, это означало, что наша страна должна была взять на себя обязательства осуществлять военные поставки за океан на расстояние 15 000 км»⁶. Полянский прав, но он сказал это в 1964 году, когда Хрущева с позором отправили в отставку. А в 1961—62 гг. он, как и другие советские руководители, полностью одобрял и поддерживал авантюристические инициативы лидера партии.

Нарушения достигнутых в 1945 году договоренностей руководство США терпеть не хотело, тем более что люди Кастро начали расшатывать обстановку в Латинской Америке. С 1960-го по 1967 год на континенте появилось 12 партизанских очагов, участники которых пытались свергнуть правительства в Аргентине, Бразилии, Венесуэле, Колумбии, Перу, Уругвае, Чили и некоторых других странах. Из этого ничего не вышло. Прокубинские террористы не получили поддержки населения, крестьяне отшатывались от них, как от огня, и нередко выдавали правительственным войскам.

Но в начале 1960-х гг. в США воспринимали эти события всерьез и не в шутку беспокоились, хотя не до конца понимали, как можно остановить Кастро. ЦРУ организовало немало покушений на него, но безуспешно. Попытки высадить на Кубе антикастровские десанты успеха не имели. Президент Кеннеди пытался найти какую-то среднюю линию, устраивающую как сторонников военной операции, так и умеренных политиков, считавших, что рано или поздно режим Кастро переродится или умрет своей смертью. Так продолжалось до 16 октября 1962 года, когда на стол президента США легли фотографии, сделанные самолетом-разведчиком У-2 — спутников-шпионов тогда еще не было. На снимках были ясно видны находившиеся на Кубе советские пусковые установки и ракеты дальностью до четырех тысяч километров.

Операция «Анадырь»

Вернемся на несколько месяцев назад от того момента, когда Кеннеди получил ошеломившие его доказательства развертывания на Кубе советских ракет. Историки, имевшие доступ в кремлевские архивы, восстановили ход событий, завершившихся осенью 1962 года острейшим военно-политическим кризисом.

В мае 1962 года Хрущев, вернувшись из поездки в Болгарию, вызвал к себе Микояна, министра иностранных дел Андрея Громыко и министра обороны Родиона Малиновского и поделился с ними своей идеей: воспользовавшись постоянными просьбами Кастро о военной защите Кубы, разместить там ядерное оружие. На следующий день Совет обороны принял соответствующее решение, а через неделю в Гавану отправились командующий ракетными войсками маршал Бирюзов, один из руководителей Генштаба генерал Иванов и партийный вождь Узбекистана Шараф Рашидов. Его роль, видимо, заключалась в том, чтобы военные не наговорили, как это с ними часто бывало, слишком уж откровенных глупостей. Кастро и его приближенные приняли предложение Москвы.

В Кремле времени не теряли. 10 июня Президиум ЦК КПСС решил отправить на Кубу баллистические ракеты Р-12 и Р-14 дальностью соответственно две и четыре тысячи километров, снаряженные ядерными боеголовками мощностью в одну мегатонну; вертолетный полк, четыре мотострелковых полка, эскадрилью истребителей МиГ-21, 42 бомбардировщика Ил-28, крылатые ракеты, установки ПВО и многое другое. Военные моряки должны были послать на Кубу два крейсера, четыре эсминца, 12 ракетных катеров и 11 подводных лодок, в том числе семь с ядерными торпедами на борту. В порту Мариэль близ Гаваны планировалось создать военно-морскую базу. Правда, в реальности эта эскадра до Кубы доплыть не успела.

Командующим группировкой был назначен генерал Иса Плиев, незадолго до этого расстрелявший выступление рабочих Новочеркасска. В Кремле понимали, что этот человек без колебаний выполнит любой, даже самый людоедский приказ.

Доставка всей этой груды оружия и сорока тысяч солдат и офицеров для ее обслуживания и применения получила название «Операция Анадырь». Всем ее участникам, за исключением нескольких высших командиров, было сказано, что они отправляются на Чукотку. Около кораблей, на которые они грузились, демонстративно свалили кучи валенок и тулупов. Узнать пункт назначения капитаны должны были только в открытом море, вскрыв тщательно запечатанные пакеты с секретными приказами. Все это было предназначено для того, чтобы американцы не узнали об отправке ракет раньше времени. Но советские военные не учли, что над Кубой регулярно летали американские У-2, скрупулезно фотографирующие все заслуживающее внимание.

В начале августа на Кубу пришли первые корабли, а к 14 октября 1962 года туда были доставлены все 40 ракет. Однако привести их в боеспособное состояние к началу острой фазы кризиса не успели.

Чего хотели в Кремле?

Мотивы развертывания ядерного оружия на Кубе до сих пор вызывают споры. По советской версии, главной целью Хрущева было заставить американцев вывести из Турции ракеты «Юпитер», которые были там только что развернуты. Эти ракеты, до сих пор утверждают российские военные, вызывали в Москве большое беспокойство. Хрущев действительно в конечном итоге «обменял» вывод своих ядерных сил из Кубы на вывод «Юпитеров» из Турции. Но дело в том, что изменить соотношение ядерных сил между СССР и США «Юпитеры» никак не могли. В Турции их находились всего 15, тогда как у США в то время имелось более полутора тысяч ракетных и авиационных носителей с почти тремя с половиной тысячами боезарядов, способных достичь целей на советской территории. Судя по всему, дело было в другом.

По версии Хрущева, он стремился защитить режим Кастро от угрозы американского вооруженного вмешательства. Этот мотив мог иметь место. Скорее всего, речь шла не столько о спасении Кастро и его клики, сколько о сохранении советского форпоста в Латинской Америке. Судьба отдельных личностей, даже столь эффектных, как Кастро, советских руководителей заботила мало.

Но все же главное было в том, что в Кремле хотели усилить свою военную позицию vis-a-vis США ради достижения каких-то намного более важных, чем интриги в Латинской Америке, военно-политических целей. Появление советской ракетной группировки на Кубе резко меняло соотношение ядерных сил между СССР и Соединенными Штатами.

В начале 1960-х гг. в Советском Союзе имелось 36 межконтинентальных баллистических ракет (МБР) первого поколения, способных достичь территории США. Но они имели крайне низкую боеготовность и живучесть, были ненадежны, требовали длительного времени (более суток) для подготовки к запуску и находились на незащищенных от авиаудара противника открытых стартовых площадках. Ракеты морского базирования (БРПЛ), которыми в то время были вооружены советские подводные лодки, имели дальность не более 600 километров. Для того чтобы достичь целей на территории США, они должны были близко подойти к американским берегам, что делало их весьма уязвимыми для противолодочной обороны. А бомбардировщики, оснащенные бомбами свободного падения, должны были преодолевать многослойную противовоздушную оборону, что минимизировало вероятность поражения цели.

Соотношение ядерных сил СССР и США в период кубинского кризиса ⁷

С такими силами тягаться с Америкой было крайне опасно. Но если бы советским военным удалось привести ядерную группировку на Кубе в боеготовое состояние, под ударом оказалась бы большая часть американской территории, в том числе Вашингтон. Это, полагали в Москве, позволило бы выйти из очередного тупика, в котором советская внешняя политика оказалась в начале 1960-х.

Несмотря на строительство берлинской стены, вызвавшее летом 1961 года острый военно-политический кризис в Европе, СССР не смог навязать свою позицию по ключевой тогда проблеме европейской политики — вопросу о Берлине. При этом в Москве понимали, что сам факт появления стены означал банкротство советской модели социализма, не способной конкурировать с Западом. Восточные немцы тысячами уходили через Берлин в ФРГ, отнюдь не желая строить социализм. Назревало противостояние с Китаем. Соединенные Штаты все активнее действовали в Индокитае, чтобы остановить экспансию Северного Вьетнама. Разрыв между ядерными потенциалами СССР и США оставался весьма значительным. В этих условиях в Москве лихорадочно искали дополнительные рычаги давления на США и НАТО и, судя по всему, сочли, что ядерное оружие на Кубе может оказаться для этой цели весьма полезным.

При этом в Кремле сознавали, что размещение ядерного оружия на Кубе является опасной авантюрой. В своих воспоминаниях Хрущев писал: «Авантюризм заключается в том, что мы, желая спасти Кубу, сами можем ввязаться в тяжелейшую, невиданнейшую ракетно-ядерную войну». Однако «если жить только под давлением боязни <…>, что всякая наша акция в защиту себя или в защиту наших друзей вызовет ракетно-ядерную войну, — это, следовательно, означает парализовать себя страхом»⁸. Иными словами, речь шла о балансировании на грани ядерной войны в надежде, что нервы у противника окажутся слабее. Но нервы в Вашингтоне оказались крепче, чем в Кремле.

Скольжение к пропасти

После получения снимков советских ракет на Кубе в Белом доме начались отчаянные споры. Одни предлагали немедленно начать военную операцию, уничтожить ракеты, а вместе с ними Кастро с его приближенными. Другие надеялись решить проблему политическим путем. Но все были едины в том, что допустить превращения Кубы в «непотопляемый ракетоносец» невозможно. Помимо всего прочего, никто не мог исключить, что ракеты рано или поздно окажутся в руках Кастро, испытывавшего патологическую ненависть к Соединенным Штатам.

Ситуация усугублялась наглым враньем советских дипломатов. Так, 18 октября Громыко в беседе с Кеннеди уверял, что советская «помощь преследует исключительно цели содействия обороноспособности Кубы и развитию ее мирной экономики», а военное сотрудничество ограничивается «обучением кубинского персонала обращению с некоторыми оборонительными видами оружия»⁹. Иными словами, никаких ракет там нет и не было. Кеннеди точно знал, что Громыко врет ему в глаза, и сделал вывод: разговаривать с Москвой можно только опираясь на силу.

22 октября президент США выступил с заявлением. «30-е годы, — сказал он, — преподали нам ясный урок: агрессивные устремления, не получившие резкого отпора, в конечном итоге, приводят к войне. <…> Мы не намерены рисковать без крайней необходимости и ввергать мир в пучину ядерной войны, в которой плодами победы будет пепел, но у нас хватит духа пойти на такой риск в любое время, когда это станет неизбежно»¹⁰. Эти слова неплохо было бы помнить нынешним западным политикам, которые надеются обеспечить безопасность в Европе призывами уважать «законные интересы России».

Кеннеди назвал дальнейшие шаги США. Будет установлен карантин вокруг Кубы. Военно-морской флот США не пропустит на Кубу наступательное оружие. Будет «осуществляться постоянное и тщательное наблюдение» за ситуацией на острове. Если разведка США обнаружит, что продолжается подготовка пусковых площадок, то «будут оправданы дальнейшие шаги». Он приказал «вооруженным силам США быть готовыми к любым неожиданностям». И наконец, США «будут рассматривать запуск советских ракет с Кубы, направленный на любую страну Западного полушария, как нападение Советского Союза на США, что повлечет адекватный ответ».

Реакция Хрущева изобиловала свойственными советской риторике терминами. В официальном заявлении действия США были названы «провокационными» и «агрессивными». Сообщалось о приведении вооруженных сил СССР в боевую готовность и отмене отпусков личного состава. В закрытом письме Хрущева Кеннеди говорилось, что его выступление является «неприкрытым вмешательством во внутренние дела» Кубы, СССР и других (непонятно каких. — Ю. Ф.) государств.

В свою очередь, 23 октября Кеннеди выдвинул Хрущеву ультиматум, потребовав, чтобы тот дал немедленное указание советским судам соблюдать условия карантина, который вступит в силу в 14 часов по гринвичскому времени 24 октября. К берегам Кубы приближался советский сухогруз «Александровск», на котором находились 68 ядерных боеголовок, четыре корабля с ракетами малой дальности и четыре подводные лодки с ядерными торпедами.

Хрущев решил накалить обстановку до предела. 24 октября в Вашингтоне получили его письмо, в котором действия США назывались «прямым разбоем» и «безумием вырождающегося империализма». В нем также говорилось: «Мы не будем просто наблюдателями пиратских действий американских кораблей в открытом море. Мы будем вынуждены предпринять меры, которые сочтем нужными и достаточными»¹¹. Иными словами, Кремль прямо грозил войной.

25 октября «Александровск» все же успел проскочить к Кубе. А до того момента, когда остальные корабли с ракетами пересекут линию блокады, оставалось несколько часов. Понятно, что они будут остановлены американскими военными кораблями и либо будут отведены в американский порт, либо советская подводная лодка атакует американский флот ядерными торпедами. Последствия легко себе представить. К счастью, после ожесточенной дискуссии у кремлевских обитателей хватило ума дать приказ остальным судам вернуться в СССР.

В тот же день состоялось экстренное заседание Совета Безопасности ООН, на котором разразился беспрецедентный скандал. После того как советский представитель Валериан Зорин твердо заверил мировое сообщество, что никаких ракет на Кубе нет, американский посол Эдлай Стивенсон эффектно продемонстрировал сделанные с воздуха фотоснимки.

Черная суббота

Москва и Вашингтон по официальной и неофициальной линиям обсуждали различные варианты компромиссного выхода из кризиса. В частности, Кеннеди был готов вывести «Юпитеры» из Турции, помогая таким образом Хрущеву спасти лицо. Но в Кремле надеялись, что в конце концов молодой президент США, которого поначалу Хрущев не воспринимал всерьез, не рискнет долго балансировать на грани войны, дрогнет и пойдет на крупные уступки. Однако первым дрогнул Хрущев.

В субботу 27 октября советские зенитчики по просьбе Кастро сбили ракетой американский самолет-разведчик У-2. Его пилот погиб. Обстоятельства этого происшествия до сих пор непонятны. Накануне из Вашингтона пришло сообщение, что Белый дом готов в ответ на вывод всех советских наступательных вооружений с Кубы снять блокаду и дать гарантии ненападения. Для Кастро и для советских военных это было крайне неприятной новостью. Вывод ракет они рассматривали как самое позорное поражение.

Официально считается, что командир советской зенитной батареи, некий капитан Антонец, по своей инициативе решил «поддержать огнем» кубинских товарищей. Но это весьма сомнительно. За такую самостоятельность в СССР без колебаний ставили к стенке, чего с капитаном Антонцом не произошло. Но советские, а сейчас российские военные архивы бдительно хранят свои тайны.

Узнав о гибели самолета и его пилота, Кеннеди пришел в ярость. Был отдан приказ через два дня начать вторжение на Кубу и массированными бомбардировками ликвидировать советские ракетные базы. В первый же день предусматривалось произвести более тысячи самолето-вылетов. Силы вторжения, дислоцированные в портах на юго-востоке США, насчитывали 180 тысяч человек. Советские ракеты, способные долететь до США, не успели поставить на пусковые установки, их боеголовки хранились в трюмах «Александровска». Если бы генерал Плиев рискнул применить имевшиеся у него тактические ядерные боеприпасы, ядерный ответ США был бы сокрушительным.

В этот момент в Кремле не просто дрогнули. Там впали в панику. Послание Хрущева Кеннеди, в котором уже не было слов о «разбое», «безумии вырождающегося империализма» и иных любимых выражений советских властителей, но говорилось о согласии с предложениями Белого дома, было оглашено по радио. В американском посольстве текст был бы переведен на английский язык, зашифрован, передан по радио, расшифрован и только потом доставлен Кеннеди. Советские руководители боялись опоздать. Но не опоздали. Мир вздохнул с облегчением.

***

По свидетельству близких к Брежневу сотрудников ЦК КПСС, в 1975 году он вспомнил Карибский кризис. «Я не забуду, — говорил Брежнев, — как Никита в панике то пошлет телеграмму Кеннеди, то требует задержать ее, отозвать. А все почему? Никита хотел надуть американцев. Кричал на президиуме ЦК: „Мы попадем ракетой в муху в Вашингтоне!“ И этот дурак Фрол Козлов (второй секретарь ЦК КПСС. — Ю. Ф.) ему вторил: „Мы держим пистолет у виска американцев!“ А что получилось? Позор! И чуть в мировой войне не оказались»¹². Об этом неплохо бы помнить нынешним обитателям Кремля.