Большинство российских исследователей не признают геноцид казаков, в лучшем случае говорят, что имелись «элементы геноцида». Это подкрепляется манипуляциями с самим термином «казачество» — он трактуется как чисто сословное понятие, и, соответственно, полностью отвергается понимание казачества как этнической общности, как народа. Отсюда делается вывод, что казачество прекратило свое существование после упразднения сословий в России в конце 1917 года.

До 1917 года ни одна из революционных партий не имела программы в отношении казачества. Даже в ходе революции 1905—1907 гг. такая программа не появилась; все ограничивалось, с одной стороны, очернением казаков, которые противостояли революционному террору, а с другой — малоуспешными попытками найти в их среде «бедноту» и развернуть агитацию. В результате стал культивироваться образ казака как защитника монархического строя и представителя эксплуататорского класса. Все структуры казачьей власти и сам уклад казачьей жизни подлежали уничтожению.

Процесс расказачивания был запущен сразу после Февральской революции 1917 года. Первоначально он носил добровольный характер и охватил в основном казачьи войска востока России, в которые в XIX — начале ХХ века были причислены русские и украинские крестьяне-переселенцы. Именно на них делали ставку революционные партии.

После октябрьского переворота добровольное расказачивание приобрело еще больший размах. Большевики достигли успеха на Амуре, где в конце марта 1918 года на Войсковом круге было упразднено Амурское войско, а затем провозглашена Амурская трудовая социалистическая республика. В других войсках был взят курс на раскол казачества: параллельно с войсковыми структурами создавались казачьи советы или проводились совместные съезды «трудовых крестьян и казаков». В войсках европейской части России (на Дону, Кубани, Тереке, в Оренбуржье) основная масса казаков оказалась не подвержена большевистской агитации.

Несмотря на то, что спекуляцией на теме мира и демагогией о равенстве и братстве в конце 1917 года большевикам удалось воздействовать на значительную часть казаков, в начале 1918 года произошла смена настроений. Этому способствовали декрет о социализации земли от 19 февраля 1918 года, предусматривавший коренной земельный передел, и само правление советов, сопровождавшееся массовыми злоупотреблениями и насилием. Общедонское восстание весной 1918 года привело не только к свержению советской власти на Дону, но и к тому, что в Кремле начали осознавать необходимость выработки четкой политики по отношению к казакам.

На местах курс на этнические чистки и уничтожение казаков был взят практически сразу. Не имея весной 1918 года достаточно надежных сил, большевики стали использовать в своих интересах межнациональные противоречия. В мае 1918 года по решению властей Терской советской республики были полностью выселены три станицы: Тарская, Сунженская, Воронцово-Дашковская. Операция проводилась силами красных ингушских отрядов и сопровождалась грабежами и убийствами. В частности, при выселении станицы Тарской было убито 57 мужчин и 11 женщин. Еще две терские станицы, Фельдмаршальская и Кохановская, были сожжены ингушами без постановлений советских властей.

Этот же метод был применен в донских калмыцких станицах, где опорой красных стали иногородние (русские и украинские) крестьяне–переселенцы, стремившиеся захватить и переделить калмыцкие земли, предварительно зачистив их от казачьего населения. Противоборство быстро приобрело характер межэтнической резни. В станице Платовской (откуда был родом Буденный) события имели особо кровавый характер, и в результате к концу Гражданской войны в ней казаков-калмыков не осталось вовсе: часть погибла, а часть вынуждена была бежать.

Идея о необходимости избавления от казаков распространилась и в большевистских верхах. В конце 1918 года Троцкий публикует воззвание «Слово о казаках и к казакам», где говорится: «…все чаще раздаются голоса рабочих и крестьян: „Нужно истребить всех казаков, тогда наступит мир и спокойствие в Южной России!“» И хотя далее Троцкий заявляет, что с таким подходом не согласен, но, призывая казаков к переходу на сторону красных, он прямо угрожает: «чем дольше будут казаки оставаться слепым орудием в руках Краснова, тем суровее будут расправляться с ними солдаты Красной армии».

Наступление красных на Дон в январе 1919 года было успешным в том числе потому, что часть полков разошлась, а некоторые казаки перешли на сторону красных. Но вопреки обещаниям Троцкого, что «казаки, которые сложат оружие и подчинятся советской власти, не понесут никакого наказания» и что «казак, который добровольно сдастся в плен, будет принят как друг», большевики немедленно приступили к реализации директивы по расказачиванию. Причем теперь это слово имело совершенно другой, чем в 1917 — начале 1918 гг. смысл. План был изложен в циркулярном письме Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 года.

Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем ПОГОЛОВНОГО ИХ ИСТРЕБЛЕНИЯ. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:

1. Провести МАССОВЫЙ ТЕРРОР против богатых казаков, истребив их ПОГОЛОВНО; провести беспощадный МАССОВЫЙ ТЕРРОР по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо принять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.

3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселения, где это возможно.

4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.

ЦК постановляет провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли.

Авторство этого документа до сих пор не установлено; скорее всего, он был составлен председателем Донбюро РКП(б) С. И. Сырцовым и одобрен председателем ВЦИК Я. М. Свердловым.

В феврале последовала более подробная инструкция Реввоенсовета Южфронта к проведению указанной директивы на Дону. Она предписывала немедленно расстреливать всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению; окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и проч.; всех без исключения офицеров красновской армии и всех без исключения богатых казаков. С точки зрения Донревкома, «о казачьей бедноте говорить не приходится, так как казачество почти сплошь зажиточно и состоит из кулаков и середняков» — значит, уничтожен мог быть каждый. Эта же инструкция предписывала немедленно организовать переселение малоимущих иногородних на казачьи земли и в захваченные жилища казаков.

В том же феврале 1919 года в газете «Известия» из номера в номер публикуется статья «Борьба с Доном», подписанная Иоакимом Вацетисом, на тот момент главнокомандующим Вооруженными Силами РСФСР. Для идеологического обоснования политики расказачивания, а точнее — истребления казаков, в ней говорится об их вредности на всех этапах истории России (по мнению Вацетиса, казаки играли «историческую роль разбойника, душителя всяких свободных начинаний в России»), об их неполноценности и неспособности ни к труду, ни к войне: «казаки по природе ленивы и неряшливы, предрасположены к разгулу, к лени и к ничегонеделанью <...> казачьи полки не отличались ни боеспособностью, ни особенной лихостью, ни развитием. Казачество показало себя в массе трусливым, непригодным для нынешнего боя и обладающим стремлением окапываться в тыл <...> казак, как мало интеллигентный человек, лгун и доверять ему нельзя…» Казаки изображались дикарями: «В ухе у казака обыкновенно серьга, а то иногда их даже две. Иногда приходится видеть казака, у которого даже в носу проделана дырка для вставления особого сорта кольцеобразного приспособления. Общий закон культурного развития не мог иметь на казачество абсолютно никакого воздействия. Казачья масса еще настолько некультурна, что при исследовании психологических сторон этой массы приходится заметить большое сходство между психологией казачества и психологией некоторых представителей зоологического мира».

Заканчивает Вацетис так:

«В таком виде Дон в настоящее время не может быть оставлен.

Стомиллионный русский пролетариат не имеет никакого нравственного права применить к Дону великодушие.

Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции. „Всепотрясающие“ и всевеликие конные казачьи полчища должны быть ликвидированы.

Реакционное брюхо Дона должно быть вскрыто, и все содержимое должно быть сожжено на пламени революции».

Вакханалия массовых убийств охватила все станицы Области Войска Донского, оказавшиеся под властью большевиков. Большевик Краснушкин пишет в Казачий отдел ВЦИК о ситуации в Хоперском округе: «Смертные приговоры сыпались пачками, причем часто расстреливались совершенно неповинные: старики, старухи и дети. <...> Расстреливали по подозрению <...>. Достаточно было ненормальному в психическом отношении [сотруднику ревтрибунала] Демкину во время заседания трибунала заявить, что ему подсудимый известен как контрреволюционер, чтобы трибунал, не имея никаких других данных, приговаривал человека к расстрелу. <...> Расстрелы проводились часто днем на глазах у всей станицы по 30-40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем, криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола, и все это на глазах у жителей. <...> Всех расстрелянных слегка закапывали близ мельницы, невдалеке от станицы. <...> В результате около мельницы развелась стая собак <...> растаскивавшая руки и ноги казненных по станице…»

Подобное происходило повсеместно. Как пишет другой большевик из того же Хоперского округа, Нестеров: «Руководящим принципом служило — чем больше вырежем казачья, тем скорее утвердится Советская власть на Дону».

В конце февраля 1919 года появляется инструкция Уральского ревкома и командующего 4-й армией М. В. Фрунзе, в которой все семьи находящихся в рядах казачьих формирований считаются «арестованными и заложниками» с запретом покидать место жительства. При попытке бежать одного из членов семьи расстреливалась вся семья. При бегстве семьи расстреливались казачьи семьи всего населенного пункта. Казаки Уральской казачьей армии объявлялись вне закона и подлежали «беспощадному истреблению».

Директива Реввоенсовета Южного фронта от 16 марта, подписанная Колегаевым, гласит: «Предлагаю к исполнению следующее: а) сожжение восставших хуторов; б) беспощадные расстрелы всех без исключения лиц, принимавших прямое или косвенное участие в восстании; в) расстрелы через 5 или 10 человек взрослого мужского населения восставших хуторов; г) массовое взятие заложников из соседних к восставшим хуторов; д) <…> все станицы и хутора, замеченные в оказании помощи восставшим, будут подвергаться беспощадному истреблению всего взрослого мужского населения и предаваться сожжению при первом случае обнаружения [такой] помощи…»

Реввоенсовет Южного фронта телеграфирует в Москву: «Необходимы концентрационные лагеря с полным изъятием казачьего элемента из пределов Донской области и полосы фронта».

21 апреля 1919 года Донбюро РКП(б) принимает очередное решение об отношении к казачеству, в котором большее внимание уделено разрушению казачьей экономики. Предписывается провести:

1. Обезземление многоземельного черкасского казачества, обезземление наиболее контрреволюционных групп других округов.

2. Упразднение войсковой собственности на землю (уничтожение войсковых, юртовых земель), наделение этой землей малоземельных местных крестьян и переселенцев с соблюдением, по возможности, форм коллективного землепользования.

3. Конфискация рыболовного имущества у казаков на Дону и передача его рыболовным артелям и крестьянам-рыбакам.

4. Наложение контрибуций на отдельные станицы.

5. Проведение чрезвычайного налога с таким расчетом, чтобы он главной своей тяжестью, наряду с крупной буржуазией, лег на казачество. Необходимо широко провести вывод казаков за пределы области <…> призванные казаки направляются в строительные батальоны и на принудительные работы всякого рода.

Должно быть широко произведено переселение крестьянских элементов из Центральной России.

Все эти меры должны были подорвать казачье хозяйство, разорить казаков. Одновременное заселение Дона надежным для советской власти элементом было призвано в корне изменить этническую картину, уничтожить даже внешние признаки того, что это земля была когда-то казачьей. Были запрещены к официальному употреблению слова «станица», «хутор», «казак», возбранялось ношение лампасов.

Лишь контрнаступление Донской армии и Вооруженных сил Юга России, вытеснивших красных с Дона, привели к окончанию расказачивания летом 1919 года. Но это совершенно не означало отказа большевиков от их планов, по отношению к казакам была избрана другая, более гибкая, тактика.

Наиболее четко цели большевиков были изложены в письме члена Донревкома Исаака Рейнгольда в ЦК РКП(б) в июле 1919 года: «Бесспорно, принципиальный наш взгляд на казаков как на элемент, чуждый коммунизму и Советской идее, правилен.
Казаков, по крайней мере огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически, но тут нужен огромный такт, величайшая осторожность и всяческое заигрывание с казачеством; ни на минуту нельзя упускать из виду того обстоятельства, что мы имеем дело с воинственным народом, у которого каждая станица — вооруженный лагерь, каждый хутор — крепость».

14 августа 1919 года появилось совместное воззвание ВЦИК и СНК к трудовому казачеству, а 30 сентября 1919 года — тезисы ЦК РКП(б) о работе на Дону. В них говорилось, что советская власть «ничего не забывает, но за прошлое не мстит. Дальнейшие взаимоотношения определяются в зависимости от поведения различных групп самого казачества». Большевики грозили беспощадно истреблять только те элементы, которые будут прямо или косвенно оказывать поддержку врагу, но обещали наведение порядка, строгое соблюдение законов и защиту казаков от «лжекоммунистических элементов».

Одновременно в 1919 году была предпринята попытка создания крупных красных «казачьих» формирований типа Донского корпуса Ф. К. Миронова, однако на август 1919 года надежными считались лишь 10 % мироновцев (это был бежавший с Дона советский актив), остальные 90 % составляли мобилизованные казаки, не внушавшие советскому командованию доверия. После мятежа Миронова такие опыты больше не повторялись и слово «казак» стало употребляться лишь в пропагандистских целях применительно к формированиям, в которых казаков вообще не было или было незначительное количество («Червонное казачестве» или 1-я Конная армия Буденного).

По достижении перелома в Гражданской войне призывы к осторожности были снова отброшены. В марте 1920 года красные совершили массовое убийство казаков-калмыков и калмыцких беженцев, которых Белое командование не смогло эвакуировать из Новороссийска. А после оставления армией Врангеля Крыма в течение года (с ноября 1920 по ноябрь 1921 года) продолжалась «зачистка» полуострова, в ходе которой выявленные казаки немедленно расстреливались. Тогда же, в ноябре, на Тереке по личному приказанию Г. К. Орджоникидзе были выселены станицы Михайловская, Самашкинская, Закан-Юртовская (Романовская), Ермоловская и Калиновская — всего почти 22 тысячи человек. 14 апреля 1921 года Президиум ВЦИК запретил дальнейшие выселения терских станиц по причине больших потерь трудовых ресурсов. К тому времени восемь станиц были переселены, а три разграблены и оставлены жителями.

Итоги Гражданской войны для казаков были катастрофическими. По переписи 1926 года их количество на Дону составляло лишь 50,4 % по сравнению с началом 1917 года (759 402 против 1 507 178). В ряде станиц Дона казачье население уменьшилось на 80-90 %. В Уральской области в 1916 году проживало 166 365 казаков, а к 1925-му осталось лишь 73 300 человек, т. е. 44 %. На территории Оренбургского войска от 672 тысячи человек дореволюционного населения после 1920 года осталось 420 тысяч, т. е. 62,5 %.

В начале 1920-х гг. в казачьих землях развернулось повстанческое движение. Против него применялись все те же методы террора. В Ейском отделе Кубанского войска в мае — июне 1922 года в боях было убито 82 повстанца и расстреляно 575 заложников. В Сибири казаки приняли активное участие в Западно-Сибирском восстании 1921 года, подавление которого сопровождалось массовыми убийствами. Когда красные части подходили к городу Кокчетав, они расстреливали всех обнаруженных казаков. Девять станиц в этом районе были просто стерты с лица земли. На Дальнем Востоке самым крупным было восстание казаков и крестьян в Амурской области в 1924 году. Оно также было жестоко подавлено, впрочем, примерно половине повстанцев удалось спастись, перейдя китайскую границу.

После завершения активной фазы Гражданской войны продолжились советские аграрные реформы, направленные на размывание казачества, «сравнивание» казаков с крестьянами и лишение их экономической базы.

Все земли Войска Донского стали государственными, декрет «О землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях» от 18 ноября 1920 года полностью подорвал материальную базу казачьих сообществ. В больших масштабах началось наделение землей переселенцев на Дон.

Однако казаки постепенно восстанавливали свои личные хозяйства и, имея устойчивые традиции самоуправления, стремились активно участвовать в выборах в советы. В результате выборные кампании 1924—25 гг. оказались для властей очень неудачными. Чтобы не допустить неблагонадежных казаков в советы, начало широко применяться лишение избирательных прав для всех подозреваемых в антисоветских настроениях.

Не теряла из виду советская власть и казачью эмиграцию, шла активная работа ВЧК — ОГПУ по ее разложению и возвращению в Советскую Россию. Эта операция приобрела значительный размах. В Северо-Кавказском крае в конце 1920-х гг. насчитывалось примерно 10 тысяч бывших белогвардейцев-реэмигрантов, практически все они были уничтожены в ходе двух волн репрессий: в начале 1930-х гг. и в 1937—38 гг. Там, где разложить эмиграцию не удавалось, применялись военные и террористические методы. В 1921 году Красной армией была проведена зачистка Синьцзяна (Западный Китай), был убит оренбургский атаман А. И. Дутов и вывезен в СССР атаман Б. В. Анненков. Известен своими зверствами рейд Красной армии в эмигрантский казачий район Трехречье в Маньчжурии в сентябре 1929 года, когда советские спецгруппы угоняли казаков и их семьи в СССР или просто убивали их на месте.

С 1930 года развернулась кампания по «ликвидации кулачества как класса». К концу зимы 1930 года на Дону и Кубани были экспроприированы все наиболее мощные казачьи хозяйства, а их владельцы высланы за пределы края.

Началось создание колхозов, что фактически означало полное разрушение старых экономических структур и рыночных отношений. Для руководства этим процессом с 1929 года отправлялись партийцы из Центральной России в казачьи регионы (т. н. 25-тысячники). Продолжился массовый террор: ОГПУ поставило на поток фабрикацию дел о подполье, подводя под расстрел всех неблагонадежных. На фоне коллективизации и массового изъятия хлеба в 1932—1933 гг. начался голод, переросший в голодомор, который охватил Дон и Кубань. Даже Шолохов писал: «вокруг… сотнями мрут от голода люди, а тысячи и десятки тысяч ползают опухшие и потерявшие облик человеческий. <…> Плохое: один из хуторов, в нем 65 хозяйств. С 1 февраля умерло около 150 человек. По сути — хутор вымер. Мертвых не заховывают, а сваливают в погреба».

Для ускорения процесса очищения казачьей земли от казаков практиковалось занесение станиц на «черные доски» за плохую или несвоевременную сдачу хлеба, за сопротивление коллективизации. После этого станица фактически бралась в блокаду: прекращалась поставка товаров, досрочно взыскивались кредиты и т. п. Пытавшиеся этому препятствовать расстреливались. Станица Полтавская на Кубани в декабре 1932 года была выселена полностью (16 636 человек), как и станица Урупская. За два с половиной месяца (до середины января 1933 года) на «черные доски» было занесено еще 11 кубанских станиц и две донские. В них проводилось частичное выселение: на местах оставался советский актив, а также бывшие красные партизаны и другие «социально близкие» элементы.

Выселяемых отправляли в Сибирь, на Урал или в малообжитые районы Ставрополья и Сальских степей. В опустевшие казачьи дома вселялись отставные красноармейцы или другие лица, имевшие заслуги перед советской властью.

Голодомор катком прошел по Кубани и Дону. 11 октября 1933 года ЦК ВКП(б) издал постановление о заселении Северо-Кавказского края семьями демобилизованных красноармейцев, их прибыло до полумиллиона человек.

Вооруженное сопротивление казаков, подкошенное голодом и лишившееся своей опоры в ходе высылок и вымирания населения, затихло в 1933 году. Последний отряд на Кубани был зафиксирован чекистами летом 1933-го в районе станицы Белореченской.

Во второй половине 1930-х гг., после принятия сталинской конституции 1936 года, началось конструирование «советского казачества». С начала войны «казачьими» в советской пропаганде назывались обыкновенные кавалерийские части, они стали комплектоваться призывниками из тыловых советских районов. К концу войны настоящих казаков в этих частях практически не было.

В ходе Второй мировой войны произошел последний акт казачьей трагедии. В начале 1943 года начался исход не желавших снова попасть под советскую власть казаков с занятых немцами территорий. По имеющейся очень неполной статистике, за январь — февраль 1943 года через Ростов и Тамань прошло на запад 312,5 тысяч человек (из них 136 тысяч — донцы, 94 тысячи — кубанцы, больше 35 тысяч — терцы и около 16 тысяч — калмыки). Много казаков погибло в боях или при бомбежках советской авиации, часть была захвачена красными и отправлена в лагеря. Большинство из тех, кому к весне 1945 года повезло добраться до Австрии, было выдано англичанами обратно в СССР. Город Лиенц, где происходила массовая выдача беженцев, стал символом конца последнего организованного казачьего сопротивления большевизму и гибели казачьей элиты. Это был последний акт геноцида казачества, после чего оно как активная сила сошло с исторической арены.

В начале 1990-х гг. в России было декларировано возрождение казачества, но выяснилось, что возвращать землю, права и казачью власть никто не собирается. Попытки создания казачьих национально-культурных автономий были пресечены с ссылками на закон «О казачестве», отрицающий его этническую природу и определяющий казака как любого гражданина РФ, вступившего в казачье общество. Из таких обществ и был создан государственный казачий реестр, который, по сути, является такой же имитацией, как «сталинские казаки». Первоначально это были помощники власти на местах, потом они начали использоваться российскими спецслужбами как наемники в конфликтах в Украине и Сирии, а также для других грязных дел, в том числе для борьбы с политической оппозицией.

Это «казачество» при поддержке власти стремится создать соответствующую версию истории казаков, которая заключает в себе отрицание этнической сущности казачества и трактовку его как «служилого сословия», оправдание коллективизации и репрессий как залога будущей победы в войне, апологетику Сталина, якобы возродившего казачество, восхваление «сталинских казаков», прямую фальсификацию истории казачьей эмиграции.

Историческая правда ни власти, ни псевдоказакам не нужна, отсюда их яростное неприятие любой деятельности, которая направлена на сохранение памяти казачьего народа. С исчезновением исторической памяти геноцид будет завершен, народ исчезнет и не воскреснет больше никогда. Мы стоим в одном шаге от этого.