о котором был материал в журнале «Русское слово» (№ 7/2019). В эмиграции с 1921 года в Берлине, с 1924-го в Праге. Учился в русской гимназии, затем в Левенском католическом университете в Бельгии (не закончил обучения). Стихи начал писать поздно, в 1934 году. Тогда же вступил в литературное объединение «Скит»³ и представлял последнее, самое младшее поколение «скитовцев». Во время учебы в Праге на электротехническом отделении Высшего технического училища подрабатывал продавцом в книжном магазине, торговавшем русскими книгами, и репетиторствовал, давая уроки русского языка.

С 1936 года публиковался в журнале «Современные записки» (Париж)⁴, газете «Меч» (Варшава)⁵, «Журнале содружества» (Выборг, Финляндия)⁶.

Евгений Гессен до последнего верил, что «Германия ― культурная страна великих поэтов и философов», «страна гуманных традиций»⁷. В сентябре 1942 года Евгений Гессен был арестован и отправлен в концлагерь Терезин, тяжело болел сыпным тифом, в 1944-м перевезен в Освенцим. Точная дата его смерти неизвестна.

Чужие слова

Когда судьба шершавой ставней

Придавит иссушенный ум⁸

И все слова тревоги давней

Размоет душной крови шум,

Тогда беру слова чужие

И обнажаю голос мой,

Стихи застывшие, немые,

Стараюсь напоить собой.

Сначала голос глух, неловок,

Как грубый шов, звучит расчет:

Но вот, прорвавши затхлый полог,

Он — полный и густой — течет.

……………………………………

И вот уж голос мой не голос:

Он только стон, он — всхлип немой, —

И горький ветр грудную полость

Сосет и тянет за собой.

Как будто вихрь от стаи крылий, —

Он хлещет, раздувая жар

В золе потухшей, где в бессильи

Лишь сладкий теплится угар.

Он полыхнет — и легче стану,

И полечу — соединюсь,

И опаленными устами

В дыханьи стаи захлебнусь.

4.XII.34. «Меч». 10.11.1935

* * *

Какая тень связала их

Меж стен, где воздух весь изучен?

Здесь тишина рождала стих,

И стих был тишиной измучен.

Скитался он по голосам,

Как ангел, потерявший крылья,

Еще тянулся к небесам

Из забродившего бессилья.

Растаявшим с небес крылом

Стекала темень с края крыши.

Был голос собственный в былом

Чудесней ангельского слышен.

А свет стал тусклым и пустым,

Как сон забывшего о рае.

Струились голоса сквозь дым,

В глазах лишь пепел оставляя.

Быть может, вздох один живой —

И облетел бы сонный пепел,

И сразу свет иной — большой

Друг в друге каждый бы заметил.

Но вздоха не родил никто.

Грудные клетки заржавели.

Злорадствуя, в ответ на то

Часы о вечности скрипели.

«Скит». III. 1935

Стужа

Тамаре Тукалевской⁹

В узорах голого окна

Молчит непрошенная стужа.

Я погружаю взор до дна,

В замерзших сновиденьях ужас.

Бессонницею раскален,

Он кропотливо звезды плавит.

Но снова мертвой формой сон

Потеки горькие оправит.

Не перелить жестокий след

В мечты причудливую форму.

Мой комнатный померкнет свет

В осколках сумрачного шторма.

У жесткой грани изнемог:

Там — сумерек навес трепещет,

Здесь — в стоэтажный потолок

Мой вздох перегоревший плещет.

Нет, лучше — обнаженный лед,

Рванувшись в вихрь стеклянной пыли,

Метнет лицом и вдруг сотрет

Морщины горестных усилий.

Следов разновременных слой

Металлом сразу перережу,

И ветер захлестнет сквозной:

Пусть оголяющий, но — свежий.

3 февраля 1935

***

Г. Семеновой

Узор легчайший на окне,

И песенка в трубе пустая.

За тонкой гранью на дворе

Слепая стужа нарастает.

Не так ли твой застывший взор:

Тревоги скрытой отраженье.

И твой забавный разговор —

Лишь отплеск горького смятенья.

4 февраля 1935

Последние дни

Алле Головиной¹⁰

Последние я провожаю дни,

как поезда вагоны спящие.

И каждый день свои несет огни,

как в окнах взоры уходящие.

И каждый день скользящею тоской

во тьму отходит, и не помню я,

где оборвался призрачный покой

и началась бессонница огромная.

Зачем под крыльями чужих огней

считаю я, что мной навек потеряно?

Как будто в полной нищете своей

еще теперь не до конца уверен я.

9 июля 1935

***

Видишь, как небо пустеет.

(Теперь ты умеешь верить?)

Слышишь, как ветер веет.

(Тебя утешать отрадно?)

Поздно. Не надо согласья —

Надежда его нежнее.

Пусто. Оставь мне обиду —

Она нужнее счастья.

13 августа 1935

Золотая кровь

Тая пылью сонно золотою,

Солнце движется едва.

В тягостном и сладостном застое

Тяжелеют все слова.

Только звонкой золотой волною

Солнце полнит кровь мою.

Что мне делать с кровью золотою

И пустою, как в раю?

Но сейчас уже само вольется

(Голос горький и ничей):

Кровь, как в колоколе, в горле бьется,

А слова предсмертных холодней.

Я тоски восторженной не скрою.

13 августа 1935

***

Тамаре Тукалевской

Ты набираешься солнца и в море

Ты отмываешь зимнее горе.

Только от солнца лицо грубеет,

Кровь истощается и тяжелеет.

И чем больше в глазах будет моря

И чем небо чужое безоблачней будет,

Тем тяжелее ночами будет

Сердце падать и замирать.

20 августа 1935

* * *

Мы забыты с тобой на земле¹¹.

А. Блок

Вл. Мансветову¹²

Мы с тобою должны быть нежны.

Мы с тобой никому не нужны.

Даже кошка Мери нужней.

Даже с кошкой Мери нежней.

А казалось, верили нам.

— Да и мы ведь поверили снам…

И нуждались, пожалуй, в нас.

— Так всегда ведь в последний час.

Видно, много мы сделали зла.

Что и Мери к другим ушла.

Мы с тобой не нужны никому.

(Разве Богу вот одному?)

7 сентября 1935

За стеной

И тихая тоска сожмет так нежно горло:

Ни охнуть, ни вздохнуть¹³.

А. Блок

Безропотно смеешься ты:

Заполнить надо грудь.

А то от этой пустоты

Ни охнуть, ни вздохнуть.

А за стеной поет она,

Врываясь в скучный смех.

Ах, эта тонкая стена,

Пожалуй, толще всех!

Там даже плачут веселей,

Чем тут смеешься ты.

И только сердцу тяжелей

От всякой красоты.

3 января 1936

* * *

С кровью тяжелой и душной,

как смола на шоссейной дороге,

когда в ней солнце утонет;

с головою мутной,

и совсем не чуя под собою ног:

упасть на хвои — и проснуться

от пения сосен, которые тянутся к звездам.

Свет такой легкий, что наверное

от него не было бы ни единой тени,

если бы все здесь

не была бы одна сплошная тень.

Лето 1936

* * *

Ночь полнозвездная светла.

У взора только два крыла¹⁴.

А. Блок

Все время думать и гадать

И даром юность упускать.

Проходят лучшие года,

И охлаждается звезда.

И наяву, как бы во сне,

Уже совсем не страшно мне.

Что невозможно возвратить

Ее, как кровь остановить.

И вместо утренней звезды

Так много ночью всяких звезд.

У отражающей воды

Ты возвращаешься на мост.

От неудачи и нужды

В забвенье переход так прост.

Лето 1936. «Скит». IV. 1937

* * *

В уединеньи, без красоты

Иссякнет пламень твоей мечты.

Вот так костер на темном льду,

Так лед на голове в бреду,

Так бред беспомощной любви…

Так пламень юности в крови.

Лето 1936

Половодье

Я вспоминаю все, что вспомнится,

Я не могу не вспомнить:

Оно как половодье ломится.

Само собою полнит.

Едва шершавый голос жернова

Мой ум больной оглушит, —

Искусная плотина прорвана:

Поток уносит душу.

Из слов нестройных и ржавеющих

Плотины не построить.

Струей помола скупо веющей

Души не успокоить.

«Меч». 14.III.1937

* * *

Подожди немного,

отдохнешь и ты¹⁵.

М. Ю. Лермонтов.

Не торопись, еще немного —

И все пройдет само собой.

Стихает дождь, ползет дорога,

И пахнет дальнею грозой.

Слова слились, и помертвела

Мечта от творческой тоски.

Тоска наполнить не сумела

Причуды пишущей руки.

Рука ни в чем не виновата,

И потому себя не жаль.

И вот она лежит, разжата,

И отпускает сердце в даль.

Но сердце мудрости послушно,

Боится скуку нарушать.

И ты зеваешь равнодушно

И рад, что нечего решать.

1937

* * *

Писать стихи… Вернее, думать

Стихами, думать обо всем.

О том, что в комнате угрюмо,

Что шумно в городе чужом.

О том, что никому не нужен

Мой горький опыт, стройный сон.

О том, что скоро будет ужин.

И ночь, и новый день потом.

Что стыдно прикрывать стихами

То, отчего так страшно жить,

Что мало счастья между нами,

Но что счастливым нужно быть;

Что нету силы отказаться

От малой нежности твоей.

И что так трудно волноваться,

А успокоиться — трудней…

Еще о том, что есть Россия…

Да, но и молодость была.

И что же? вот стихи плохие,

Обиды, чуждые дела.

22 августа 1937

Поэту

Все те же мы. Нам целый мир чужбина,

Отечество нам — Царское село¹⁶.

Пушкин

Проходит молодость бесследно —

И нитка крови на платке,

И облик сумрачный и бледный,

И грош последний в кошельке.

А критик хлестко подсчитает

Все обольщения и ложь:

Все то, чем горе нас прельщает,

Чем ты на рыцаря похож.

И все?.. Почти ценою жизни —

Нет, не бессмертье и не рай,

А то, что целый мир отчизна:

Закрой глаза и выбирай.

Ах, все просторы мировые —

Не царскосельский стройный мир!

Тебя земные всеблагие

На роковой не звали пир.

Ноябрь 1938

На окраине

Сегодня небо близкое,

Как на краю земли.

Вон двое с гимназисткою

Мечтательно прошли.

Моя задача трудная:

Тебя не вспоминать.

На улицу безлюдную

Я вышел погулять.

Погода ли удачная?

Но все — как на подбор:

И поэтичность дачная,

И тихий разговор.

И резкость театральная:

Тут свет — там сразу тьма.

И все — первоначальное,

Ну хоть сойди с ума.

Девичьи плечи — узкие.

— Ах, первая любовь!..

А липы, словно русские,

Уже волнуют кровь.

4 апреля 1940

Подготовка публикации и комментарии О. Репиной