Осип (Иосиф) Эмильевич Мандельштам родился 2 (14) января 1891 года в Варшаве. Его отец был купцом первой гильдии, что давало возможность семье жить вне черты оседлости. В 1897 году Мандельштамы переехали в Петербург, где Иосиф был определен в Тенишевское училище, престижнейшее учебное заведение.
С 1908 по 1910 год он продолжил образование в европейских университетах: Сорбонне и Гейдельбергском университете, но вынужден был прервать обучение в связи с ухудшением материального положения семьи. Эхо этой поездки в Европу будет отзываться на протяжении всего творчества поэта.
Для поступления в Петербургский университет Мандельштам должен был креститься, чтобы обойти квоту на иудеев. Он выбрал методистскую церковь. Курс романо-германского отделения историко-филологического факультета Петербургского университета он так и не окончил, хотя числился его слушателем с перерывами с 1912 до 1917 года.
По возвращении из Европы Мандельштам начал печататься в петербургских журналах «Аполлон», «Гиперборей», «Новый Сатирикон» и др. Дружбу с Анной Ахматовой и Николаем Гумилевым он считал главной удачей жизни. В 1912 году вошел в организованную ими группу акмеистов. В 1913 году вышла первая книга Мандельштама «Камень», переиздававшаяся с изменениями и дополнениями в 1916 и 1923 годах.
Стихи «Камня» по-акмеистически изысканны и утонченны:
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, —
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти
(1909)
Мы обратим внимание лишь на один мотив в его поэзии тех лет, который оттеняет трагическое завершение его судьбы — благополучие и приятие жизни:
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят…
(1908)
Немного красного вина,
Немного солнечного мая, —
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.
(1909)
Я блуждал в игрушечной чаще
И открыл лазоревый грот…
Неужели я настоящий
И действительно смерть придет?
(1911)
Но я люблю на дюнах казино,
Широкий вид в туманное окно
И тонкий луч на скатерти измятой
(1912)
Правда, и в это время уже появляются роковые предчувствия, как, например, в «Петербургских строфах»:
Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна, — как броненосец в доке,
Россия отдыхает тяжело…
(1913)
А после 1917 года предчувствия порой перерастают в мрачные предвидения, пророчества («Кассандре»), относящиеся к Анне Ахматовой, его прекрасной подруге и сподвижнице по поэтическому цеху:
Когда-нибудь в столице шалой
На скифском празднике, на берегу Невы
При звуках омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы.
(1917)
Следующей после «Камня» стала еще одна замечательная книга «Tristia»1 (1924), в которой талант Мандельштама обрел полную силу. В ней собраны его поэтические отклики на Первую мировую войну («Зверинец», «Собирались эллины войною...»), революцию 1917 года («Сумерки свободы»), перенос столицы из Петербурга в Москву («Когда в теплой ночи замирает...», стихи о «Петрополе»); а также обращения к прекрасным современницам: Цветаевой, Ахматовой, Арбениной. В стихотворении «Прославим, братья, сумерки свободы…», одном из центральных в книге, осмысление поэтом происшедшего исторического катаклизма — большевистского переворота в октябре 1917 года. Приведем последнюю (третью) строфу:
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,
Скрипучий поворот руля.
Земля плывет. Мужайтесь, мужи.
Как плугом, океан деля,
Мы будем помнить и в летейской стуже,
Что десяти небес нам стоила земля.
(1918)
Современник Мандельштама привел его рассказ о том, как создавалось это стихотворение — в процессе написания возникали «какие-то ассоциации с „Варягом“»: «Вот и решайте, чего в стихах больше — надежды или безнадежности»2.
Такая двойственность позиции по отношению к советскому режиму сохранится в творчестве поэта до конца его пути…
Тридцатые годы ознаменовались для Мандельштама возвращением к стихам после длительного периода поэтической немоты. В этих произведениях (об Армении, «волчий цикл» и др.) поэт следует провозглашенному им в «Четвертой прозе» принципу не писать «разрешенных вещей»: «Писателям, которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и т. д.»3.
В первом же стихотворении выражено неприятие советской действительности:
Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом...
Да, видно, нельзя никак.
За ним последовал цикл «Армения», «напряженность и тревога в образном строе» которого, по утверждению А. Г. Меца4, вызваны «актуальными политическими событиями: в это время шел процесс „Промпартии“ и началось следствие по делу группы Ломинадзе5». Член ЦК Ломинадзе оказывал тогда помощь Мандельштамам, находившимся на Кавказе, в том числе в Тифлисе.
После цикла об Армении отчужденность от окружающей действительности, ощущение неприкаянности не покидают поэта.
В том же ряду стихотворения 1931 года «Мы с тобой на кухне посидим…», «Помоги, Господь, эту ночь прожить…», стихи так называемого «волчьего цикла»: «Ночь на дворе. Барская лжа…», «Колют ресницы, в груди прикипела слеза…», «За гремучую доблесть грядущих веков…», «Нет, не спрятаться мне от великой муры…», «Неправда», «— Нет, не мигрень, — но подай карандашик ментоловый…», «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…».
«Век-волкодав», «великая мура», «шестипалая неправда» — все, конечно, уже тянуло на статью УК СССР, но для этого не пришло еще время.
Вместе с тем в конце мая — первой половине июня 1931 года вдруг наступает кратковременная смена настроения, возникает желание преодолеть свое изгойство, опять, как провозглашено семь лет назад в стихотворении «Нет, никогда ничей я не был современник…» (1924), попытаться «с веком вековать». Появляются «Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…», «Еще далеко мне до патриарха…», «Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем…», «Сегодня можно снять декалькомани…».
Но очень быстро примиренческие устремления вновь сменяются принципиальным отрицанием происходящего и чувством безысходности. В написанном в мае 1932 года «Ламарке» трагическое осознание гибели культуры:
Он сказал: довольно полнозвучья, —
Ты напрасно Моцарта любил:
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.
В 20-х числах июля 1933 года осведомитель сообщает в ОГПУ: «На днях возвратился из Крыма О. Мандельштам. Настроение его резко окрасилось в антисоветские тона <…>. Его очень угнетают картины голода, виденные в Крыму, а также собственные литературные неудачи…»6
И вскоре, летом того же года, Мандельштам создает совершенно крамольное стихотворение «Холодная весна. Голодный Старый Крым…», вызванное голодомором на Украине, Кубани, в Крыму — везде, где происходило так называемое раскулачивание и у крестьян изымался последний хлеб. А осенью появляется стихотворение «Квартира тиха, как бумага…» с отзвуками той же темы и с ощущением безысходности и страха. А за ним — отчаянно безрассудные с точки зрения житейской логики антисталинские стихи «Мы живем, под собою не чуя страны…». Видимо, внутреннее напряжение, внутренний протест против бесчеловечных действий власти и лично Сталина, олицетворявшего всю эту чудовищную по жестокости политическую систему, достигли в сознании Мандельштама такой силы, что невозможно стало удерживать это в себе. Это был катарсис, после которого наступило некоторое успокоение.
Пришло осмысление совершенного поэтического поступка, гибельного для собственной судьбы. Именно к этому моменту (февраль 1934) относится известное признание Мандельштама, сделанное Ахматовой, спокойное и бесстрастное, будто речь шла о чем-то будничном: «Я к смерти готов»7.
Вполне ожидаемый арест, последовавший в ночь на 17 мая8 1934 года, обозначил конец рассмотренного нами периода в творчестве Мандельштама.
Не будем из-за ограниченности объема журнальной публикации останавливаться на известных фактах: на неожиданно мягком приговоре, на ссылке в Чердынь, на звонке Сталина Пастернаку и т. п. Для нас важно, что арест катастрофически повлиял на состояние психики поэта.
Эмма Герштейн запечатлела в воспоминаниях облик Мандельштама после Чердыни: «Осип был в состоянии оцепенения, у него были стеклянные глаза. Веки воспалены, с тех пор это никогда не проходило, ресницы выпали. Рука на привязи…»9
В Чердыни Мандельштам пережил приступы умопомешательства, во время одного из них выпрыгнул из окна и сломал руку. В телеграммах от 3 и 6 июня 1934 года из Чердыни, адресованных матери и брату, Надежда Яковлевна сообщала о бреде и галлюцинациях у мужа.
Стихи пришли вновь почти через год после ареста — в апреле 1935 года в Воронеже, где Мандельштам отбывал ссылку. Внешние обстоятельства были таковы: выжить можно было, только преодолев былую отстраненность от советской действительности, став активным участником происходящего, как это продекларировано в его «Стансах»:
Но, как в колхоз идет единоличник,
Я в мир вхожу — и люди хороши.
Чтобы выжить, поэту необходимо было войти не только в «мир», но и в советскую литературу, обретя новое лицо. Отсюда любование «шинелью красноармейской складки», желание самому «в долгополой шинели стеречь, охранять» свою страну, приятие «молодых любителей белозубых стишков», воодушевление от звуков заводских гудков и от ощущения простора совхозных полей, и даже для такого словечка советского новояза, как трудодень, находится место в новых стихах Мандельштама. В лексике поэта появляются и другие совершенно чуждые его прежней поэтике слова из арсенала агитпропа: «совхоз», «боец», «большевик», «товарищи», «краснознаменная», «ленинско-сталинское слово», «ленинский октябрь», «наши враги», имена советских вождей и т. п.
Казалось бы, такая «смена вех» должна была стать губительной для творчества Мандельштама. Но каким-то образом, несмотря на эти внешние привходящие обстоятельства, воронежские стихи поэта поражают, по признанию, например, Ахматовой, «красотой и мощью» (к сожалению, не ко всем воронежским стихам это можно отнести).
Такой результат стал неожиданным даже для Ахматовой, заметившей в своих воспоминаниях о друге-поэте: «Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание появилось в стихах Мандельштама именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен.
И в голосе моем после удушья
Звучит земля — последнее оружье…»10.
И действительно, многие стихи одушевлены радостным приятием жизни как таковой (вне политических и социальных обстоятельств). Приведем лишь один пример в подтверждение этого тезиса:
Я должен жить, хотя я дважды умер,
А город от воды ополоумел:
Как он хорош, как весел, как скуласт,
Как на лемех приятен жирный пласт,
Как степь лежит в апрельском провороте,
А небо, небо — твой Буонаротти…
(Апрель 1935)
По-видимому, время ареста и ссылки в Чердынь отложилось в подсознании и памяти Мандельштама так, что каждый миг возвращенной ему неподконвойной (в прямом смысле этого слова) жизни, несмотря на социальные и правовые лишения, несмотря на возникающие временами размышления о возможности самоубийства, стал для него драгоценным…
Важно отметить, что и здесь, в условиях ссылки и продекларированной внутренней «перековки», пишутся иногда стихотворения столь крамольные, что Надежде Яковлевне приходится записывались их шифром. Вот одно из них:
Лишив меня морей, разбега и разлета
И дав стопе упор насильственной земли,
Чего добились вы? Блестящего расчета —
Губ шевелящихся отнять вы не смогли.
(Май 1935)
Кто эти «вы», кого поэт имеет в виду, совершенно очевидно. Причем писались эти стихи параллельно с такими, например, выдержанными в просоветском тоне, как «На Красной площади всего круглей земля…».
Не менее крамольно стихотворение, написанное в декабре 1936 года и тоже зашифрованное:
А мастер пушечного цеха,
Кузнечных памятников швец,
Мне скажет: ничего, отец, —
Уж мы сошьем тебе такое…
Таким образом, хотя в Воронеже написан ряд совершенно просоветских стихотворений, появление которых у Мандельштама до ареста 1934 года невозможно было себе представить, большая часть его творчества воронежского периода, вопреки намерениям самого поэта влиться в поэзию социалистического реализма, свободна от советской тенденции. Иначе говоря, Мандельштам сумел сохраниться как поэт, и время воронежской ссылки оказалось для него неожиданно счастливым в творческом отношении.
При этом в воронежских стихах на фоне постоянно ощущаемой беды прослеживаются беспрестанные колебания между свободным вдохновением и долгом, диктуемым страхом, что так точно выразила Ахматова в стихотворении «Воронеж»:
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
Объем журнальной статьи не позволяет подробно остановиться на просталинских стихотворениях, написанных в Воронеже как бы во искупление того одного антисталинского 1933 года, трагически переломившего жизнь поэта.
Восхваляющие Сталина стихи действительно представлялись Мандельштаму искуплением. Это был результат психологического и психического воздействия на сознание поэта, произведенного чекистскими профессионалами заплечных дел во время ареста. О том, как велось следствие, Мандельштам оставил красноречивую запись: «Следователь мне заявил, что я должен пройти через устрашающие минуты, но что для поэта страх, конечно, ничто… В карцере не давали пить, когда я подходил к глазку, брызгали в глаза какой-то вонючей жидкостью. Эти восемь часов оказались решающими для всего психического заболевания»11.
Остановимся коротко лишь на стихотворении «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», нередко коротко называемом «Одой».
По поводу него сломано немало копий, о нем оставили свои заключения многие крупные литературоведы и поэты. Тем из них, кто всерьез рассматривал «Оду» как большое поэтическое достижение Мандельштама, хочется, помимо упомянутых выше обстоятельств, обусловивших его покаянные стихи, напомнить свидетельства современников.
В воспоминаниях Анны Ахматовой сообщается: «О своих стихах, где он хвалит Сталина: „Мне хочется сказать не Сталин — Джугашвили“ (1935?)12, он сказал мне: „Я теперь понимаю, что это была болезнь“»13.
Указание на болезнь находим и в воспоминаниях Всеволода Иванова о Пастернаке: «Как-то Борис Леонидович, как обычно, заглянул к нам <…>. В этом разговоре Пастернак рассказал, что после воронежской ссылки Мандельштам приезжал к нему в Переделкино. Он старался уверить Пастернака, что тот недооценивает Сталина. На Пастернака он произвел впечатление сумасшедшего»14.
Наиболее объективной оценкой «Оды» представляется мнение Сергея Аверинцева: «…это не совсем пустая версификация, а нечто, хотя бы временами, отдельными порывами и проблесками, причастное мандельштамовскому гению <…>. Поэтическая система Мандельштама дошла до такой степени строгости и последовательности, что она как бы срабатывает сама, отстраняя от себя ложь, создавая между ложью и собой дистанцию, при которой ложь, независимо от намерения поэта, выступает как объект наблюдения. Поэт может пытаться принудить себя солгать, но его поэзия солгать не может»15.
После Воронежа Мандельштам был занят беспрестанными поисками пристанища, его творчество пошло на убыль, а судьба была предрешена.
В начале марта 1938 года супруги Мандельштам оказались в профсоюзном доме отдыха Саматиха под Москвой. Там же в ночь с 1 на 2 мая 1938 года Осип Эмильевич был арестован во второй раз. Это был конец.
«Смерть пришла» 27 декабря 1938 года в пересыльном лагере во Владивостоке.
В 1965 году, через четверть века после гибели Мандельштама, Владимир Набоков дал характеристику его творчеству и погубившей его эпохе: «Возможно, одним из самых печальных случаев был случай Осипа Мандельштама — восхитительного поэта, лучшего поэта из пытавшихся выжить в России при Советах, — эта скотская и тупая власть подвергла его гонениям и в конце концов загубила в одном из далеких концентрационных лагерей. Стихи, которые он героически продолжал писать, пока безумие не затмило его ясный дар, — это изумительные образчики того, на что способен человеческий разум в его глубочайших и высших проявлениях»16.
1 «Скорбные элегии» — так называлось собрание писем в пяти книгах, написанных элегическим дистихом древнеримским поэтом Овидием.
2 Мандельштам О. Э. Полное собрание стихотворений. СПб., 1995. С. 552.
3 Мандельштам О. Э. Четвертая проза. — polka.academy›articles/516.
4 Мандельштам О. Э. Указ. соч. С. 574.
5 Ломинадзе В. В. (1897—1935) — член ЦК ВКП(б) в 1930 г., в 1935-м, предвидя арест, застрелился.
6 Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем. Приложение. Летопись жизни и творчества. М., 2014. С. 409.
7 Ахматова А. А. Листки из дневника // Анна Ахматова. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 211.
8 Мандельштам О. Э. Указ. соч. С. 426.
9 Герштейн Э. Г. Мемуары. СПб., 1998. С. 15.
10 Ахматова А. А. Указ. соч. С. 216.
11 Мандельштам О. Э. Указ. соч. С. 427.
12 Ахматова указала неверную дату, правильно — 1937.
13 Ахматова А. А. Указ. соч. С. 213.
14 Иванов В. В. Перевернутое небо. — detectivebooks.ru›Книги›18386767
15 Аверинцев С. С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Аверинцев С. Поэты. М., 1996. С. 58—59.
16 Набоков В. В. Из интервью, данного нью-йоркской телепрограмме Television-13. 1965 г.
ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ
Государственный праздник Чехословакии
Государственный праздник Чехословакии
теги: новости, 2024
28 октября Чехия отмечает День образования независимой Чехословацкой республики. День создания независимого чехословацкого государства является национальным праздником Чешской Республики, который отмечается ежегодно 28 октября. О...
Воспоминания Александра Муратова
Воспоминания Александра Муратова
теги: новости, 2024
14 октября с.г. из типографии вышла первая книга "Воспоминания" Александра Александровича Муратова многолетнего автора журнала "Русское слово" Автор выражает слова благодарности Виктории Крымовой (редактор), Анне Леута (графическ...
журнал "Русское слово" №10 уже в типографии
журнал "Русское слово" №10 уже в типографии
теги: новости, 2024
Уважаемые читатели и подписчики журнала "Русское слово"! Спешим сообщить вам о том, что десятый номер журнала "Русское слово" сверстан и отдан в печать в типографию. Тираж ожидается в ближайшее время о чем редакция РС сразу все...
Выставка в Клементинуме к 100-летию Славянской библиотеки
Выставка в Клементинуме к 100-летию Славянской библиотеки
теги: новости, 2024
В рамках празднования столетнего юбилея Славянской библиотеки 5 сентября 2024 года, в здании Клементинума состоялся международный симпозиум «Славяноведческое библиотечное дело и его влияние на современное общественное образован...
Столетний юбилей Славянской библиотеки
Столетний юбилей Славянской библиотеки
теги: новости, 2024
Дорогие друзья! Вчера, 5 сентября, наша организация "Ruska tradice "с гордостью приняла участие в праздновании 100-летия Славянской библиотеки, нашего многолетнего партнёра. В праздновании юбилея Славянской библиотеки приняли у...
Выставка казахской культуры в ДНМ
Выставка казахской культуры в ДНМ
теги: новости, 2024
В большом зале Дома национальных меньшинств 08.10.2024 в 12:00 открылась выставка, посвященная казахской культуре. ...
Летние выставки в Чехии
Летние выставки в Чехии
теги: новости, 2024
Дорогие друзья! Если вы не уехали из Праги куда-нибудь на море, то у вас есть шанс посетить одну из региональных галерей во время летних каникул. Национальная галерея для местных выставок поделилась своими фондами и поддержал...
Выставка Вендулы Бржезиновой в ДНМ
Выставка Вендулы Бржезиновой в ДНМ
теги: новости, 2024
В Доме национальных меньшинств 2 июля открылась выставка Вендулы Бржезиновой "Мужество, добро, примирение"! Смысловое значение названия выставки таково: "Мужество жить, быть добрым к себе и окружающим и мириться с собой ...