Сегодня аналитики пытаются объяснить, иногда даже убедительно, почему их прогнозы оказались несостоятельными. Эти объяснения представляют интерес главным образом для специалистов. Широкой публике важнее попробовать разобраться, в чем причины победы Трампа и какими могут быть результаты его президентства для США и остального мира. Разумеется, сколько-нибудь определенные выводы можно будет сделать лишь через несколько месяцев, а то и через год-другой. Но кое-какие тенденции уже просматриваются.

Ошибки Клинтон или «восстание масс»?

Выдающийся американский президент Джон Кеннеди однажды заметил: «Великим врагом истины часто является не ложь — преднамеренная, притворная и бесчестная, но миф — устойчивый, увлекательный и далекий от реальности. Слишком часто мы продолжаем верить в клише, сформированные нашими предшественниками. Мы подчиняем все факты устоявшимся интерпретациям. Мы с удовольствием высказываем свое мнение, не утруждая себя размышлениями»¹. Эти слова были сказаны более полувека назад, но, бесспорно, актуальны и сегодня, в том числе применительно к президентским выборам в США 2016 года. Мы действительно любим высказывать свое мнение, «не утруждая себя размышлениями» либо «подчиняя факты устоявшимся интерпретациям». И чтобы избежать этой порочной практики, можно было бы начать с того, как различные научные и политические круги интерпретируют итоги выборов.

Часто поражение Клинтон объясняют либо тактическими просчетами, либо сочетанием конъюнктурных факторов; подчеркивают ошибки ее штаба, прежде всего излишнюю концентрацию усилий на тех штатах, которые заведомо поддерживали кандидата от демократов, либо столь же определенно отдавали предпочтение ее сопернику. Основное внимание, рассуждают post factum аналитики, необходимо было уделить «колеблющимся штатам», от которых, собственно говоря, и зависел исход выборов.

Многие также видят одну из основных причин поражения Клинтон в неожиданном заявлении директора ФБР Джеймса Коми, который за две недели до голосования сообщил о возобновлении расследования по поводу ее служебной переписки через незащищенный личный почтовый сервер. Правда, буквально накануне выборов Коми уведомил конгресс, что после изучения новых писем Клинтон его ведомство не советует предъявлять ей обвинения. Но дело было сделано: в глазах избирателей укрепился образ претендента на высший пост в стране, который небрежно относится к вопросам безопасности.

Наконец (и это, пожалуй, самое серьезное), острие предвыборной агитации Клинтон было направлено на дискредитацию соперника, а не на изложение и разъяснение собственной программы действий на посту президента. При этом ее программа была сформулирована в самых общих выражениях и, по сути дела, предполагала сохранение, хотя и с некоторыми поправками, той же социально-экономической и политической стратегии, которую на протяжении последних лет проводила в жизнь администрация Барака Обамы. Между тем в американском обществе имеет место, как принято сейчас говорить, запрос на изменения, в том числе и на новую социально-экономическую политику.

Впрочем, в избирательной кампании Дональда Трампа также было немало ошибок. Наблюдатели сходятся во мнении о том, что он проиграл все три раунда дебатов с Хилари Клинтон; далеко не во всем и не всегда, мягко говоря, соответствовал важным для американского избирателя требованиям политкорректности. Слишком вольные шутки и тот факт, что он женат третьим браком, казалось, должны были оттолкнуть от него консервативно настроенных сторонников республиканцев, то есть тот самый контингент, который составлял его главную опору. И тем не менее Трамп не просто одержал победу, он переиграл Клинтон во всех колеблющихся штатах и завоевал 306 голосов выборщиков, что на 74 голоса больше, чем у его соперницы, и на 36 голосов больше, чем необходимо для избрания президентом.

Исход выборов часто объясняют так называемым «восстанием масс против элиты». Это словосочетание стало общим местом бесчисленных комментариев, которые можно разделить на три основные категории. В левых кругах, в том числе в России, получила распространение версия этой концепции, воспроизводящая известное выражение Сталина «оба хуже». Большинству так называемых простых американцев, утверждают сторонники этой точки зрения, до предела надоела почти несменяемая правящая элита. Вашингтонский истеблишмент заботится только о своих интересах, пренебрегает правами рядовых граждан и подчиняет политические институты финансово-олигархическим кланам. Руководство Демократической партии вывело из президентской гонки Берни Сандерса, единственного кандидата, способного возглавить движение за подлинно демократические изменения, и сделало ставку на Хилари Клинтон, которая никак не могла стать символом и двигателем перемен. Дональд Трамп, в свою очередь, перехватил инициативу, выдвинул собственную, до предела популистскую и заведомо нереализуемую программу и в итоге получил поддержку избирателей, разочарованных в не слишком успешных итогах восьмилетнего пребывания у власти уходящей администрации.

Другая интерпретация «восстания масс» принадлежит сторонникам проигравшей Демократической партии. Они акцентируют внимание на том, что победа Трампа во многом обусловлена голосованием за него белых американцев, не имеющих высшего образования, принадлежащих, соответственно, к рабочему классу, фермерству или мелкому бизнесу. Под элитой, в свою очередь, понимаются высокообразованные слои: университетская профессура; люди, занятые в новых отраслях, прежде всего связанных с информационными технологиями; активисты многочисленных экологических, правозащитных и иных общественных организаций. Эти слои и группы в большинстве своем концентрируются в крупнейших мегаполисах западного и восточного побережий и разделяют леволиберальные взгляды, зародившиеся в движениях и группах «новых левых» в США и Европе в 1960—70-х гг. Владимир Пастухов, профессор колледжа Сент-Энтони Оксфордского университета, был не так уж далек от истины, заметив, что «современные западные либералы похожи на религиозных ортодоксов всех мастей сразу, будь то иудеи, православные или мусульмане. Десятилетиями судьба западной демократии находилась в руках идеалистов, не считавших нужным как-то соотносить свои высокие, де-факто — религиозные, убеждения с окружающей их экономической и политической реальностью. В итоге политическая система западной демократии слишком долго не эволюционировала, несмотря на все более очевидные вызовы со стороны „данной ей в ощущениях“ объективной реальности»². Неудивительно поэтому, что, с их точки зрения, «восстание масс» и, соответственно, победа Трампа трактуются как наступление темных, необразованных, отсталых, традиционно настроенных, требующих возвращения к прошлому сил против просвещенной и ориентированной на будущее части общества.

И наконец, многие видят в «восстании масс» и обусловленной им победе Трампа торжество здравого смысла, присущего большинству американцев, над леволиберальной идеологией и основанной на ней стратегией Демократической партии в целом и политикой администрации Барака Обамы в частности. Пожалуй, наиболее ясно эту точку зрения сформулировала Юлия Латынина. Трамп выиграл выборы, утверждает она, потому что он «последовательно, с позиций здравого смысла адресовался к самым важным внеэкономическим проблемам, стоящим перед США, и без промаха бил по самым больным местам господствующей леволиберальной идеологии. Именно поэтому каждое его предложение становилось предметом ожесточенной травли: „Да как он смеет! Да фашист! Да безумец!“ <…> Это было так громко и так единодушно ровно потому, что возразить по существу Трампу было нечего»³.

На первый взгляд, концепция «восстания масс против элиты» выглядит убедительной. Но только на первый. Прежде всего, и сам новоизбранный президент США, и его окружение являются неотъемлемой и важной частью американской элиты. Майк Флинн, будущий советник президента по национальной безопасности, в прошлом занимал пост начальника военной разведки. Джефф Сешнс, принявший предложение стать новым Генеральным прокурором, с 1996 года регулярно избирался сенатором. Пост директора ЦРУ получил конгрессмен Майк Помпео. Среди кандидатов на должность государственного секретаря называют Ньютона Гингрича, бывшего спикера палаты представителей; Джона Болтона, бывшего представителя США в ООН; сенатора, председателя комитета по внешним делам Боба Коркера и бывшего мэра Нью-Йорка Рудольфа Джулиани. Эти и другие члены будущей администрации точно такие же представители американского политического и бюрократического истеблишмента, как и те, кто передает им сегодня бразды правления. Разница лишь в том, что одни являются сторонниками леволиберальных, а другие — правоконсервативных взглядов.

Верно то, что победа Трампа во многом обусловлена голосами белых американцев, не имеющих высшего образования. Но столь же верно, что значительную часть электората Клинтон и вообще избирателей Демократической партии составляют слои и группы с низкими доходами, которые, как правило, не платят налогов, часто живут на социальные пособия. Средний уровень образования в этих группах никак не выше, чем у белых рабочих и фермеров из американской глубинки.

Да и стремление к переменам появилось в американском обществе задолго до 2016 года. Так, Барак Обама выиграл выборы 2008 года под лозунгом «Вашингтон должен измениться». Тогда, в 2008 году, перемен требовал не только электорат демократов, но и немало сторонников республиканцев, которые, однако, были недовольны президентом Джорджем Бушем. Затянувшиеся войны в Ираке и Афганистане в сочетании с финансовым кризисом вызывали массовое беспокойство и усугубляли недоверие к федеральным властям. Сегодня же к республиканцам примкнули некоторые из тех, кто раньше голосовал за демократов. Причина в том, что, решив одни проблемы, волновавшие американцев, в том числе уйдя из Ирака и выведя большую часть войск из Афганистана, администрация Обамы не смогла или не захотела решить другие, заметно обострившиеся к середине нынешнего десятилетия.

«Ржавая Америка» и программа Трампа

Комментируя победу Трампа, Лилия Шевцова, один из лучших российских политологов, в частности заметила, что «выигрыш нынешней ситуации» в том, что «демократия работает. Я говорю о народе, который вышел из своих уютных либо не очень уютных домиков и встряхнул спящий Вашингтон. <…> О себе напомнили не представители Силиконовой долины, а, что называется, ржавая индустриальная Америка»⁴. Это очень важное замечание, позволяющее понять если не все, то многие предпосылки победы Трампа и происходящего поворота американского общества вправо.

«Ржавая Америка», точнее, «ржавый пояс», ранее известный как «индустриальный пояс», — район к югу от Великих озер, охватывающий западную часть штата Нью-Йорк, Пенсильванию, Огайо, Индиану, Мичиган и Иллинойс. Там сосредоточены крупнейшие предприятия американской горнорудной промышленности и металлургии, прежде всего сталелитейные и автомобилестроительные заводы. В XXI веке ситуация в этих регионах заметно ухудшилась. В последние два-три десятилетия в США быстрыми темпами развивались отрасли так называемого четвертичного сектора, «экономика знаний»: информационные технологии, образование, научные исследования, глобальный маркетинг, банковские и финансовые услуги и другие области, связанные не с производством как таковым, а с его планированием и организацией. Это исключительно важный и необходимый процесс, в результате которого США превратились в мирового лидера в области научных исследований и разработки новых технологий. Американские расходы на НИОКР в этом столетии составляют более четверти мировых расходов на эти цели и в 2016 году превысили полтриллиона долларов. Для сравнения: это в 11 раз больше, чем в России.

Но все в мире имеет оборотную сторону. Промышленное производство перетекало из США сначала в Китай, а затем и в другие страны Юго-Восточной Азии, где дисциплинированная, аккуратная и относительно квалифицированная рабочая сила на порядок дешевле, чем в Америке, а расходы на охрану окружающей среды и социальные выплаты минимальны. Продукция, произведенная в этих странах по американским лицензиям или на предприятиях, принадлежащих американским компаниям, импортируется в США, что ведет к отрицательному сальдо внешней торговли, иными словами, к оттоку денег из американской экономики. Итог — рост внешнеторгового дефицита, составившего в 2015 году более полутриллиона долларов. В известной мере он компенсируется притоком китайских инвестиций в Соединенные Штаты, но эти средства в массе своей вкладываются отнюдь не в промышленные проекты, а в сферу услуг, прежде всего в финансовый сектор. Результатом стал углубляющийся кризис традиционных отраслей американской экономики и, соответственно, социальная деградация регионов, в которых эти отрасли составляли основу экономического потенциала.

Эти обстоятельства обусловили направленность программы Трампа. Одна из ключевых задач будущего президента — восстановление национальной промышленности. Он намерен переориентировать государственные расходы на развитие инфраструктуры и сократить приток дешевых товаров из-за рубежа. Для этого следует отказаться от Транстихоокеанского партнерства и довести пошлины на импорт из Китая до 45 процентов. Чтобы стимулировать экономический рост, Трамп намерен радикально, с 39 до 15, а в исключительных случаях — до 10 процентов, снизить налоги на прибыль корпораций. Он говорил о том, что это позволит корпорациям Силиконовой долины репатриировать почти 1,6 триллиона долларов, которые они держат в офшорных зонах.

Далее предлагается упростить налоговую систему, прежде всего снизить число налоговых ставок с семи до трех. При этом семьи с совокупным годовым доходом менее 25 тысяч долларов в год вообще освобождаются от налогов. Те, чей доход колеблется между 25 и 75 тысячами долларов, будут платить 12-процентный налог; между 75 и 225 тысячами долларов — 25-процентный; а те, кто зарабатывает более 225 тысяч долларов — 33-процентный.

Трамп предлагает выделить из бюджета 20 миллиардов долларов на гранты для 11 миллионов детей из малоимущих семей, чтобы они могли выбрать себе хорошую школу, в том числе и частную. Вместо введенной Обамой программы медицинского страхования Obamacare, которая является обязательной для всех граждан (за отказ от нее взимается штраф), Трамп собирается развивать альтернативную медицинскую программу Medicaid и упростить доступ к медицине для малоимущих.

И еще несколько принципиальных пунктов программы Дональда Трампа: радикальное упрощение регулирования бизнеса, прежде всего отмена ограничений на развитие нефтяной и газовой промышленности, сдерживающих добычу сланцевых нефти и газа и запрещающих разработку шельфовых месторождений; достижение энергетической независимости от ОПЕК и превращение США в крупного экспортера энергоресурсов; ограничение количества сроков, на которые могут избираться члены Конгресса.

Главные цели во внешней политике — победа над терроризмом, прежде всего ликвидация ИГИЛ; ограничение миграции в США, в том числе временное запрещение на иммиграцию из регионов, «занимающихся экспортом терроризма», а также увеличение вклада союзников США по НАТО в общие военные усилия Альянса.

И наконец, Трамп обещает увеличить военный бюджет, реформировать военно-морской флот, ввести в строй новые боевые корабли и увеличить личный состав армии на 540 тысяч солдат и офицеров, доведя общую численность вооруженных сил до двух миллионов человек.

Иными словами, предвыборная программа Трампа — типичный комплекс консервативных или, точнее, праволиберальных взглядов и установок: сокращение налогов для стимулирования экономического роста и, следовательно, повышение уровня занятости; переориентация социальных программ на поддержку только тех, кто действительно в ней нуждается; ужесточение иммиграционного законодательства и интенсификация военных усилий. Осуществление этой программы столкнется с очевидной проблемой: как совместить сокращение налогов, рост военных расходов и поддержание на приемлемом уровне социальных программ.

Трамп, Кремль и НАТО

Аплодисменты, которыми Государственная дума встретила известие о победе Трампа, и последовавшие за этим торжествующие декларации прокремлевских политологов и журналистов свидетельствуют только об одном: о глубоком провинциализме российского политического истеблишмента и обслуживающих его аналитиков. Судя по всему, в Кремле и около него панически боялись победы Клинтон и не скрывали своих надежд на приход в Белый дом ее соперника. Естественно задать вопрос: насколько эти надежды обоснованы?

Истерическая эйфория, охватившая Москву 9 ноября 2016 года, основана на положительных высказываниях Трампа о Путине, его замечании о том, что они «договорятся», заинтересованности в сотрудничестве с Россией для уничтожения ИГИЛ и критике в адрес НАТО. Стоит, однако, рассмотреть эти высказывания внимательнее.

Трамп действительно говорил о Путине как о «сильном лидере», противопоставляя его Обаме, которого он считает, и не без оснований, лидером слабым, неспособным, помимо всего прочего, противостоять Кремлю. Слова о возможной договоренности с Путиным были своего рода реакцией на заявления Клинтон о неизбежности силового противостояния с Россией: вы говорите о противостоянии, а я вот возьму и договорюсь с ним. Заметим, однако, что Трамп никогда не повторял любимый тезис леволиберальных политиков и политологов о необходимости пойти навстречу Путину, чтобы успокоить его и убедить в отсутствии у США и Запада агрессивных намерений в отношении России. Думаю, не ошибусь, если предположу, что термин «договориться» означает для Трампа «договориться на моих условиях». И если он имел в виду некую сделку, то сразу же возникает вопрос: чем должен ответить Путин, допустим, на отказ США от санкций? Возвращением Крыма Украине? Уходом из Донбасса? Сокращением войск и вооружений на границах государств Балтии? На меньшее, думаю, Трамп не согласится.

Белый дом, бесспорно, заинтересован в сотрудничестве с Россией в борьбе с терроризмом. Но для того, чтобы такое сотрудничество стало реальным, Кремль должен ответить на ряд вопросов, которые ему неизбежно будут заданы: почему российские спецслужбы не мешали экстремистам из России перебираться на Ближний Восток, где они присоединялись к Исламскому государству? Не принимали ли российские агенты, внедренные в ИГИЛ и другие экстремистские группировки, участие в подготовке и осуществлении террористических актов в Европе? Почему, наконец, российская авиация бомбит в Сирии не объекты ИГИЛ, а цели на территориях, контролируемых сирийской оппозицией, в том числе больницы, школы и тому подобные гражданские учреждения?

Нельзя не видеть также, что люди, уже назначенные Трампом на ключевые должности и имеющие отношение к внешней политике и вопросам безопасности, не испытывают никакой симпатии к Путину и путинской России. Это относится и к Майклу Флинну, которого СМИ нередко называли деятелем пророссийской ориентации. Он действительно несколько раз выступал в программах российского пропагандистского канала Russia today и в декабре 2015 года даже сидел за одним столом с Путиным на каком-то приеме. Но в октябре 2016 года он так охарактеризовал своего соседа по этому столу: «Путин — тоталитарный диктатор и бандит, не считающийся с нашими интересами. Поэтому я думаю, что, когда Трамп называл его сильным лидером, он преувеличил, уверяю вас. Но Путин умный и смышленый, его действия в Украине и в других местах сокращали наши возможности. Ответная реакция США и НАТО была слабой»⁵.

И последнее. Трамп довольно жестко критиковал союзников по НАТО за недостаточный вклад в общие оборонные усилия. Для этого есть основания. В 2016 году американские военные расходы составили 3,61 процента ВВП. При этом лишь четыре европейские страны (Греция, Великобритания, Эстония и Польша) выполнили решение Североатлантического альянса об увеличении военных расходов до двух процентов ВВП. Американский военный бюджет в 2016 году — чуть больше 600 миллиардов долларов. Это в два с лишним раза больше, чем совокупные военные расходы всех европейских государств-членов НАТО.

Оборонные расходы США и европейских государств-членов НАТО,

2009—2016 гг. (миллиарды долларов)

Такая ситуация не может не вызывать раздражения в Вашингтоне, особенно если учесть высокомерную и нередко издевательскую критику действий США на мировой арене, типичную для многих европейцев.

Сегодня вряд ли можно предсказать политику новой администрации США в отношении НАТО и реакцию европейских столиц на идущие из Вашингтона сигналы. Но можно представить себе, что будет, если осуществится мечта российских лидеров и их европейских партнеров левого и правого толка и Соединенные Штаты и в самом деле сосредоточатся на собственных проблемах и перейдут во внешней политике к «мягкому изоляционизму», похожему на политику, которую они проводили между двумя мировыми войнами.

Европа окажется зажатой между двумя враждебными силами: Россией на востоке и исламскими странами на юге. Чтобы нейтрализовать исходящие оттуда угрозы, европейцы должны будут как минимум в несколько раз увеличить военные расходы, а также создать единые вооруженные силы, военно-промышленный и военно-научный комплексы, сопоставимые с американскими. В противном случае у них просто не хватит сил, чтобы остановить экономическую, политическую и военную экспансию России в восточной части Центральной Европы и в случае необходимости поддержать порядок в южной части Средиземноморья. Некоторые европейские государства создадут ядерное оружие. Увеличение военных расходов повлечет за собой снижение ассигнований на социальные нужды. Это затронет прежде всего массы мигрантов из Ближнего Востока и Африки, обострит отношения между ними и коренным населением, вплоть до столкновений в крупнейших европейских мегаполисах. На этом, пожалуй, можно остановить полет фантазии, прямо скажем, несколько инфернальной.

В целом можно утверждать, что победа Дональда Трампа, предстоящий выход Великобритании из Европейского Союза, нарастание неоконсервативных тенденций во внутренней политике многих европейских государств — свидетельство начинающихся перемен в международных отношениях. Пока трудно сказать, насколько глубокими они будут и к каким последствиям приведут. Единственное, что представляется более или менее определенным — надежды Кремля добиться своих стратегических целей с помощью новой американской администрации вряд ли будут реализованы.

ВРЕЗКА

Президента и вице-президента США избирает Коллегия выборщиков, состоящая из 538 человек. Для того чтобы претендент был избран, за него должны проголосовать не менее 270 выборщиков.

Де-юре избиратели выбирают один из двух списков выборщиков от каждого штата, представленный, соответственно, Демократической либо Республиканской партиями. Выборщики из победившего списка, в свою очередь, голосуют за кандидата в президенты от данной партии.

Количество выборщиков от каждого из 50 штатов равно числу его представителей в Конгрессе: два сенатора и члены палаты представителей, количество которых зависит от численности населения штата. Больше всего выборщиков (55 человек) приходится на Калифорнию, меньше всего — на штаты Монтана, Аляска, Вермонт, Делавэр, Вайоминг, Южная Дакота и Северная Дакота, каждый из которых посылает в Коллегию выборщиков трех человек.

В каждом штате, за исключением Небраски и Мэна, победу одерживает тот список выборщиков, за который проголосовало простое большинство. Для этого достаточно набрать 50 процентов голосов избирателей, принявших участие в выборах, плюс один голос. Выборщики от Небраски и Мэна делятся пропорционально голосованию за тот или иной список.

Примерно две трети штатов традиционно голосуют за одну и ту же партию: Демократическую либо Республиканскую. Демократы практически всегда побеждают в штатах западного побережья и Новой Англии, а республиканцы — в южных и центральных штатах. В результате обе партии имеют примерно равное количество гарантированных голосов в Коллегии выборщиков. Исход выборов определяется в большинстве случаев голосованием в 10—15 штатах (их обычно называют «колеблющимися»), в которых популярность кандидатов накануне выборов приблизительно одинакова.