Эта часть в России считается своего рода гордостью — мол, одна из лучших. Его и еще около четырехсот мобилизованных расселили в казарме на аварийных этажах — по двести человек на этаж. Окна в комнатах не открываются, а между рамами и стенами такие щели, что в помещении почти всегда сквозняк. На каждом этаже только по два туалета и два умывальника, есть всего две розетки, почти не работает канализация. На полу в санузле всегда сантиметр воды, потому что текут трубы. На стенах — черная плесень. На обоих этажах оголенная проводка под напряжением. Спят мобилизованные в спальниках, положив их на металлические двухъярусные кровати, потому что в казарме холодно. Мой друг и большая часть из этих четырехсот мобилизованных заболели почти сразу. Местные медики отказывались их лечить: «Вас сюда никто не звал, мы лечить вас не будем».

«У меня брат и муж в этой же воинской части, все у них там нормально, они мне ни на что не жаловались. Я недавно к ним сама ездила, возила бронежилеты», — отвечает мне на мой рассказ подруга, а я в это время пытаюсь сопоставить две противоречащие друг другу фразы: «все нормально» и «возила бронежилеты».

Мой друг сбежал из этой части через две недели. Еще через неделю он уехал из страны — отсутствие в России какого-либо порядка буквально на всех административных уровнях позволило ему это сделать: его имени не оказалось в базе на паспортном контроле. Его матери тем временем уже несколько раз звонили из части и грозили военной прокуратурой и судом, если сын не вернется в расположение. Но сын не вернется ни в часть, ни в Россию.

Его сослуживцев, в том числе мужа и брата моей подруги, в конце ноября отправили на передовую, в Луганск. Несколько человек из подразделения пропали без вести.

21 сентября 2022 года президент Владимир Путин объявил о начале так называемой частичной мобилизации. Она, конечно, никакая не частичная, а, скорее, беспорядочная, как и все процессы, курируемые государственными ведомствами России. Забирали не только подлежащих мобилизации, но и тех, кто вообще не должен служить, если в стране не объявлено военное положение: инвалидов, единственных кормильцев в семье. Когда их родственники начинали ходить в ведомства, собирать документы и обращаться в СМИ, некоторых возвращали, говорили: «Забрали по ошибке».

Кто-то идет на войну сам: потому что за это предложили зарплату, которую он не может получить ни на одной из своих работ, потому что дома ничто не держит, денег нет, а здесь — «путешествие» и хоть какое-то движение. Некоторые и правда искренне верят, что идут на защиту своей страны, России. Каковы бы ни были причины, их вес в сознании мобилизованных уменьшается все стремительнее: сначала, когда мобилизованный попадает в часть и видит, что ни нужного снаряжения, ни подготовки как таковой нет; затем, когда оказывается в поле, забытый командованием, без четких приказов и какого-либо понимания, что делать дальше; потом, наверное, перед смертью или в плену. Но насчет последнего мы доподлинно не знаем.

Оборона — одна из наиболее активно финансируемых сфер в России. В 2022 году она заняла второе место по объему вложенных средств (на первом месте, естественно, социальная политика). Россия тратит на оборону больше, чем на экономику, медицину и образование. Вероятно, именно поэтому российская армия оказалась неподготовленной к войне, которую сама же и развязала, а у военных нет ни современного оборудования, ни техники, ни снаряжения. Мобилизованные, например, самостоятельно покупали себе как бинты, так и разгрузочные системы (специальные военные жилеты, к которым прикрепляют боеприпасы и оружие). И это тот самый случай, когда стоит горько, но искренне порадоваться, что Россия — страна с высочайшим уровнем коррупции. Сфера обороны, как мы видим, не стала исключением — разворовали всё.

Но ни один журналист-расследователь пока не может тягаться с силой профессиональной пропаганды, утверждающей, что Россия — самая безопасная и благополучная страна. Существенная часть общества в это верит или делает вид, что верит. Узнать это наверняка сейчас нет никакой возможности: люди боятся говорить. Несколько лет назад предполагали, что судьба России и российского общества зависит от того, что победит — телевизор (с его разношерстной пропагандой) или холодильник (который будет пустеть, потому что инфляция растет, а зарплаты не успевают за ней). Теперь, похоже, пришло время задавать вопрос по-другому: что победит — телевизор, холодильник или гроб?

Гробы с фронта приходят уже давно, правда, в основном в регионы — военных и силовиков из Москвы, Санкт-Петербурга и других крупных городов до начала мобилизации старались на передовую не отправлять, потому что в больших городах потенциал народного протеста намного выше. Мобилизация, конечно, не уравняла регионы с крупными городами: из некоторых сел силой забирали в военкомат, а потом развозили по воинским частям почти всех работоспособных мужчин. В крупных городах сотрудники военкомата усердствовали меньше, но тем не менее мобилизовали немало людей. Мобилизованные уже звонят домой, обращаются в правозащитные организации и рассказывают, как их забыли в поле или бросили на передовой, как из 120 человек вернулось 18, а остальные погибли или попали в плен. Гробы пойдут через месяц, а может, два. Тогда же начнутся толки на кухне, а потом и громче: «А стоит ли в данном конкретном случае так называемый патриотизм жизни?»

Но это будет потом, позже. А сегодня десятки тысяч россиян уходят на преступную войну. А те, кто остался их ждать, имеют примерно следующее. Полупустые полки в магазинах: импортные товары стали большой редкостью — как продукты, так и гигиенические принадлежности, бытовая химия, запчасти, техника и различные материалы. Аптеки, которые стали продавать ряд препаратов — не рецептурных — «экономно», не больше одной-двух пачек в руки. Торговые центры, заполненные магазинами абсолютно неизвестных брендов — взамен зарубежных. Выросшие в разы цены абсолютно на все. Как ни странно, в самой благополучной стране, обладающей огромными запасами природных ресурсов, подорожали даже коммунальные услуги. Подобное, как показывает практика, обычно снижает уровень патриотизма. Правда, в России это происходит очень медленно: людей научили терпеть, «мученичество» для многих вовсе не пробуждает стремления к переменам, а становится нормой. Но и у этой нормы есть предел — когда пустеет холодильник, когда сын / брат / муж рассказывает, как его отправили на передовую в качестве пушечного мяса и, уже тем более, когда приходит гроб.

Довольно большая часть российского общества по-настоящему задумается над миссией «специальной военной операции», как это называется властью в России, только когда происходящее отразится на них настолько, что игнорировать это не будет никакой возможности.

Сегодня существенная часть российских мобилизованных сбегает из частей и с фронта вовсе не потому, что они осознали, что преступники — это та самая российская армия, ее командование, представители власти и лично Путин, а не «украинские нацисты», НАТО, Зеленский, а потому что они почувствовали себя тем самым пушечным мясом, не нужными своему командованию, да и самой родине.

Конечно, нам бы хотелось, чтобы мотивы изменения общественного мнения и побега российских военных с фронта были другими, связанными не с подрывом собственного благополучия или веры в командование, а с осознанием того, что эта война преступная, российским военным, их ракетам и БТР нечего делать на территории другой страны.

Но здесь будет уместно вспомнить фразу «на войне все средства хороши». И если в данный момент самые эффективные из них, холодильник и гроб, могут вывести российское общество из немого оцепенения, а российских мобилизованных — с поля боя, то пока можно принять и их.

Моя подруга больше не возит снаряжение в часть, потому что ее брат и муж давно на передовой. Мой друг — в чужой стране, без работы, снимает с приятелем небольшую квартиру, думает, как жить дальше, и впервые за несколько месяцев чувствует себя в безопасности.