В тот момент заседания Думы в Петрограде были прерваны до апреля. Это решение председателя Совета министров князя Николая Голицына, воспользовавшегося заранее заготовленным царским указом, вызвало резкое недовольство думского большинства. В разгар кризиса правительство изолировалось от умеренных общественных кругов, а думцы из правых партий не оказали кабинету никакой поддержки. В революционные дни статусные монархисты и монархические организации бесславно исчезли с российской политической сцены, как будто их не было.

Командующий Петроградским военным округом (ПВО) Генерального штаба генерал-лейтенант Сергей Хабалов при подавлении солдатского бунта возлагал надежды на сводный отряд Георгиевского кавалера, Л.-гв. полковника Александра Кутепова. Он энергично и небезуспешно действовал в районе Литейного проспекта и Кирочной улицы. Но своими малыми силами Кутепов не мог справиться с многотысячной вооруженной толпой и вечером распустил людей, чтобы не обрекать их на бессмысленную гибель. Сам храбрый полковник чудом избежал расправы.

Растерянный Хабалов не проявил никакого интереса к судьбе отряда и даже не поставил его командира в известность о переходе окружного командования из здания Градоначальства в Адмиралтейство. Ни Хабалов, ни Военный министр генерал от инфантерии Михаил Беляев так и не сосредоточили в центре города верные монарху силы (полицию, жандармов, юнкеров военно-учебных заведений) и постепенно теряли управление.

Встревоженный Родзянко вновь попытался убедить императора действовать и телеграфировал в Ставку. Он предложил срочно уволить кабинет Голицына, поручить авторитетному общественному деятелю сформировать новый Совет министров и возобновить прерванные занятия Думы. «Государь, не медлите, — взывал Родзянко. — Если движение перебросится в армию, восторжествует немец и крушение России, а с ней и династии неминуемо». Но Николай II счел председателя Думы паникером, а его предложения вздором. Ситуацию запутало последующее бодрое донесение генерала Беляева, заявившего под впечатлением от действий Кутепова о скором подавлении бунта в гарнизоне.

Бессилие власти

В условиях массовых беспорядков легитимный кабинет князя Голицына оказался совершенно недееспособен: министры с отчаянием взирали на петроградский хаос и не пытались ему противостоять. Бездействовал самодовольный, но безвольный Александр Протопопов, возглавлявший МВД. На фоне правительственного бессилия думцы начали создавать альтернативные центры власти.

Днем 12 марта в Таврическом дворце группа социалистов при поддержке левых думцев Матвея Скобелева и Николая Чхеидзе организовала Временный Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов, претендовавший на представительство от имени мятежных солдат и бастующих рабочих. Позже в руководство органами Совета, кроме Чхеидзе и Скобелева, вошел лидер думской фракции «трудовиков» Александр Керенский.

После двух часов пополудни в Полуциркульном зале Таврического дворца под председательством Родзянко началось совещание думских депутатов с целью создания специального управительного органа «для поддержания порядка в Петрограде и для сношений с различными учреждениями и лицами». Мотивация думцев внешне выглядела привлекательной и выигрышной: кто же из здравомыслящих современников в той сложной ситуации отверг бы необходимость «поддержания порядка в Петрограде», особенно в связи с бездействием Голицына?..

Примерно к четырем-пяти часам участники совещания избрали Временный комитет членов Государственной думы (ВКГД) во главе с Родзянко. Наибольшим влиянием в нем пользовались социалисты и «прогрессивные либералы», в том числе упомянутые Керенский и Чхеидзе. Окончательно состав ВКГД сложился к полуночи, и тем самым Дума стала претендовать на власть, выпадавшую из рук правительства.

Царь в Ставке по-прежнему бездействовал, не отдавая никаких распоряжений по сохранению и укреплению властной вертикали, а обстановка в столице ухудшалась по часам. К вечеру в Петрограде бунтовали 127 тыс. солдат запасных батальонов, в большинстве происходившие из мобилизованных крестьян, бастовали сотни тысяч рабочих. Члены кабинета самовольно отстранили от должности непопулярного Протопопова и направили государю телеграмму — они уведомили императора о своей отставке, а также попросили назначить нового премьера и предоставить Думе право формировать правительство. Испуганный Голицын рассчитывал, что Великий князь Михаил Александрович, находившийся в Петрограде, поддержит высказанные предложения и сыграет роль временного регента, но Николай II не собирался принимать отставку рухнувшего правительства, тем более — наделять брата такими полномочиями.

В итоге министры просто покинули свою резиденцию в Мариинском дворце и больше не собирались: царский Совет министров покорно капитулировал перед думцами и поддержал их главное конституционное требование. Таким образом, произошло саморазрушение высшего органа государственного управления, и Российская империя осталась без правительства, членов которого назначал сам Николай II. Теперь ВКГД получил возможность и моральное право заполнить вакуум, возникший после исчезновения кабинета Голицына.

Роковое решение

Около восьми вечера 12 марта в Ставку поступили две телеграммы генерала Беляева. Он доложил о безуспешных попытках подавить разраставшийся мятеж и о начале пожаров в столице. В качестве неотложной меры Военный министр затребовал войска с фронта. Только в этот момент серьезность положения стала очевидной для Николая II, его начальника Штаба и старших чинов Ставки. По рекомендации членов Свиты Николай II назначил генерала от артиллерии Николая Иванова главнокомандующим ПВО с широкими полномочиями, а также повелел Алексееву направить в его распоряжение надежные части и сосредоточить их в районе Царского Села.

К отправке на следующий день назначался Георгиевский батальон из охраны Ставки. Алексеев, знавший Иванова по совместной службе, не считал его кандидатуру удачной на роль начальника экспедиции, но выбор государя остался неизменным. Приказ о выделении армейских и кавалерийских частей был быстро передан в штабы Северного и Западного фронтов. «Минута грозная, и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск, — телеграфировал на Северный фронт начальник Штаба. — В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего».

Отметим, что Николай II и генерал Иванов не скрывали примиренческих настроений — они в большей степени надеялись на умиротворение, чем на кровавое подавление столичной смуты. Немаловажную роль в поведении государя играли его опасения за судьбу семьи и больных детей, остававшихся в Царском Селе. Не желала кровопролития и императрица Александра Федоровна, о чем она говорила офицерам Собственного Его Величества Конвоя.

Иванов, как и князь Голицын, считал необходимым предоставить Думе право формировать кабинет министров, уговаривал царя даровать «ответственное министерство», то есть правительство, подотчетное Думе. Тем самым Российское государство становилось конституционной монархией. О необходимости уступок сообщала в своих телеграммах и императрица. Однако Николай II, желавший сохранить самодержавие хотя бы частично, соглашался лишь на «министерство доверия»: одни министерские назначения сохранялись за монархом, другие предоставлялись Думе. Вместе с тем события развивались стремительно и половинчатые уступки безнадежно запаздывали.

Пока Алексеев передавал приказ государя на Северный и Западный фронты, обер-гофмаршал Павел Бенкендорф доложил из Царского Села о желании императрицы выехать с детьми навстречу супругу. Предложение Александры Федоровны было вполне разумным: логика событий требовала, чтобы цесаревича Алексея Николаевича вывезли в Ставку. Но Николай II решительно воспротивился таким намерениям, считая неправильным рисковать в дороге здоровьем детей. Он сам решил немедленно вернуться в Царское Село, даже не дожидаясь подготовки эшелона Иванова, хотя по логике событий и по должности Верховного Главнокомандующего царю следовало возглавить войска, направлявшиеся в Петроград.

Встревоженный Алексеев безуспешно убеждал государя отказаться от опасной поездки. Покинув царский кабинет, начальник Штаба рассказал членам Свиты: «Я пытался его отговорить, но Его Величество очень беспокоится за императрицу и за детей, и я не решился очень уж настаивать <…> теперь остается одно: собрать порядочный отряд где-нибудь, например, около Царского Села и наступать на бунтующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделаны, но, конечно, нужно время… Пройдет не менее пяти-шести дней, пока части смогут собраться».

Напротив, генерал Иванов, которого Николай II принял перед отъездом ночью 13 марта, откровенно заявил о своем намерении не вводить войска в Петроград, чтобы избежать междоусобицы. Государь мгновенно согласился: «Да, конечно». Оба они опасались непредсказуемых последствий возможной гражданской войны. Безопасность и непрерывное снабжение Действующей армии накануне весеннего наступления были главными приоритетами русского командования, включая Верховного Главнокомандующего.

Тем самым еще до отъезда из Могилева царь и назначенный им «диктатор» психологически отказались от вооруженной борьбы с мятежниками, рассчитывая, вероятно, лишь на действенность ограниченных уступок и демонстрации со стороны войск, направляемых с фронта в Петроградский район. Ночью 13 марта генерал Алексеев, несмотря на риск, был готов защищать престол силой оружия в гораздо большей степени, чем сам государь и начальник его «карательной экспедиции».

В пять часов утра 13 марта два царских поезда ушли из Могилева, и почти сорок часов Ставка не знала об их местонахождении. С государем, кроме свитских, в Царское Село отправились лишь 17 казаков Конвоя во главе с Л.-гв. хорунжим Сергеем Лавровым. При этом перед отъездом Николай II не предоставил Алексееву никаких особых прав, выходивших за рамки его служебных обязанностей.

После того как в Петрограде самораспустилось правительство Голицына, Ставка из органа военного управления и связи автоматически превратилась в центр пребывания и функционирования легитимной государственной власти — надежный и защищенный армией, связанной присягой монарху и наследнику престола. Любые переговоры о реформах и переменах, вплоть до назначения нового Совета министров, царь мог вести в Могилеве с позиции силы. Здесь находилась его личная охрана — Л.-гв. 1-я Кубанская и 4-я Терская сотни Конвоя.

С Высочайшим отъездом терялись не только перечисленные преимущества, но и впустую уходило драгоценное время: обстановка менялась на глазах и требовала немедленной реакции, а монарх отсутствовал. Ставка перестала быть не только центром власти, но и центром силы. Из Могилева уехал император и Верховный Главнокомандующий, а ограниченные полномочия начальника Штаба были строго очерчены границей театра Действующей армии, из которого царским повелением Петроград был исключен.

Важнейшая проблема управления — и властного бессилия — в дни революции заключалась в жесткой вертикали и персонализации российского самодержавия. На ее вершине находился император Всероссийский, с 1915 года занимавший должность Верховного Главнокомандующего, подчинивший себе армию и военную иерархию. Все ключевые решения принимал один человек.

На рассвете 13 марта Николай II покинул своих подчиненных, и на фоне хаоса возник очевидный вакуум власти. Военно-политическая пирамида, во главе которой находился царь, в критические дни осталась без вершины. В итоге отсутствие каких-либо внятных распоряжений и команд со стороны пропавшего первого лица Российской империи — вкупе с исчезновением правительства — парализовало всю систему гражданского и военного управления.

Поэтому решение Николая II покинуть Ставку стало роковым.

Думцы действуют

13 марта в Петрограде закончилась история последних защитников русского престола. К ночи их число уменьшилось до шестисот пехотинцев и пятисот всадников под командованием Хабалова. Государевы солдаты и офицеры (измайловцы, егеря и стрелки Его Величества) перебрались из Адмиралтейства в Зимний дворец, чтобы умереть под императорским штандартом, однако Великий князь Михаил Александрович, явившийся туда, после трех часов утра 13 марта велел Хабалову вывести войска из Зимнего. Он не хотел, чтобы из дворца, символа русской монархии, стреляли по толпе.

Растерянный Хабалов не смог ослушаться и повел усталых людей в Адмиралтейство, откуда их попросил уйти Морской министр адмирал Иван Григорович, не желавший рисковать зданием в случае боя.

В конце концов никому не нужный отряд Хабалова самораспустился: солдаты вернулись в казармы, офицеры — на квартиры. На Выборгской стороне, расстреляв боеприпасы, прекратили двухдневное сопротивление в своих казармах чины самокатного батальона полковника Балакшина, при этом командир и несколько офицеров были убиты мятежниками.

Утром ВКГД во главе с Родзянко начал рассылать своих комиссаров в министерства и ведомства. В целом чиновники безропотно подчинялись думскому Комитету и не ставили под сомнение его распоряжения. Одним из первых прибыл в Министерство путей сообщения инженер и думец Александр Бубликов, отправивший по телеграфу короткое воззвание к железнодорожникам, подписанное им и Родзянко. Так современники на местах узнали о бессилии старой власти, о деятельности думского Комитета по восстановлению государственного управления и необходимости непрерывно поддерживать движение поездов. В ответ в Петроград полетели телеграммы с выражением доверия Думе.

Ни слова об упразднении монархии или отречении Николая II в воззвании не было. Родзянко, вероятно, надеялся на то, что решением императора ВКГД превратится в законное правительство Российской империи вместо самоликвидировавшегося кабинета князя Голицына. Тот факт, что именно Дума, легитимный законодательный орган, взяла в свои руки восстановление высшей исполнительной власти, чему как будто способствовало бездействие императора, местонахождение которого оставалось неясным, придавал деятельности ВКГД необходимый вес в глазах участников событий.

В Ставке продолжалась текущая работа. Алексеев посылал в армию распоряжения об отправке в Петроградский район дополнительных сил. Не дожидаясь Высочайшего повеления, начальник Штаба объявил о временном принятии на себя (через товарища министра путей сообщения на театре военных действий, Генерального штаба генерал-майора Владимира Кислякова) управления российскими железными дорогами. Затем генерал информировал фронтовых командующих об обстановке в столице на основании донесений, поступивших в Ставку от Беляева и Хабалова. «На всех нас лег священный долг перед государем и родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов», — подчеркивал Алексеев в телеграмме № 1813.

В час дня из Могилева на Царское Село выехал эшелон Георгиевского батальона, к которому в Орше прицепили вагон нового главнокомандующего ПВО генерала Иванова. Первые силы «карательной» экспедиции стали выдвигаться к Петрограду, но намерения ее начальника совсем не выглядели воинственным. Иванов рассчитывал приехать в Царское Село, встать на вокзале до выяснения обстановки и ждать фронтовые части, уже грузившиеся в местах отправки. Головной эшелон армейской пехоты ожидался в районе назначения к утру следующих суток.

13 марта царские поезда проследовали через Смоленск, Вязьму и Ржев. После 16 часов из сообщения путевого инженера в Свите узнали о падении правительства Голицына, создании в Петрограде ВКГД и воззвании Родзянко — Бубликова. Царю доложили, наступил решительный момент, но государь проявил невероятную пассивность. Как император Всероссийский, Николай II был обязан немедленно признать самочинный Комитет Думы мятежным органом, назначить новый кабинет министров в любом российском городе, например в Могилеве или Пскове, и объявить недействительными распоряжения ВКГД, потребовав от местных гражданских, военных и полицейских властей прекратить всякие сношения с Петроградом. Соответствующие повеления требовалось направить в Ставку, командующим военных округов и губернаторам. Тогда монарх дезавуировал бы любые заявления Родзянко и Бубликова. Как Верховному Главнокомандующему, Николаю II следовало подчинить всю транспортную сеть Ставке, а затем возвратиться в Могилев, чтобы возглавить борьбу с мятежной столицей. Но ничего этого сделано не было, и инертность Николая II позволила ВКГД беспрепятственно действовать дальше.

Верховный Главнокомандующий не дал Ставке никаких указаний по поводу прозвучавших думских претензий на правительственные распоряжения. На самом верху властной вертикали воцарились молчание и неопределенность. В разгар кризиса государственный и военный аппарат огромной империи не получил от самодержца ясных и четких повелений — тем самым государь молчаливо согласился с правом Думы на создание ВКГД после исчезновения правительства Голицына. Вполне возможно, что Николай II рассчитывал на компромисс с Родзянко в духе частичных уступок, ранее обсуждавшихся в Ставке с Алексеевым и Ивановым, и не хотел обострять конфликт, который мог отразиться на состоянии тыла и положении Действующей армии. В итоге император отказался бороться с ВКГД и фактически первым среди русских государственных деятелей признал думский Комитет в качестве временного правительства России.

Члены Свиты предложили государю следовать в Псков, в штаб армий Северного фронта генерала от инфантерии Николая Рузского, «где Его Величество спокойно сможет пробыть и определить создавшиеся обстоятельства, и выяснить обстановку». Но судьба семьи оставалась для императора на первом месте. Поэтому от свитских он требовал «во что бы то ни стало пробираться в Царское Село», куда поезда проследовать не смогли, так как Бубликов отдал соответствующие распоряжения железнодорожникам. Ночью 14 марта от Малой Вишеры поезда через Бологое направились на Дно и Псков.

Мотивы компромисса

На протяжении долгих и томительных часов 13 марта в Ставке не получали Высочайших повелений. До позднего вечера Алексеев, знавший лишь о том, что Петроград оказался в руках революционеров, допускал даже деятельное участие немцев в подготовке мятежа. Однако затем его представления о событиях изменились.

Вечером Алексеев получил телеграмму из Выборга от командира XLII армейского корпуса, Генерального штаба генерал-лейтенанта Арсения Гулевича о создании в Петрограде Временного правительства во главе с Родзянко, а также частные сведения о положении в столице — возможно, через директора Дипломатической канцелярии при Ставке статского советника Николая Базили или военных представителей союзных миссий. Из них следовало, что войска петроградского гарнизона подчинились Думе и думский Комитет («Временное правительство») взялся за восстановление порядка. Монархическая форма правления в России оставалась незыблемой. Воззвание Бубликова к железнодорожникам, о котором было доложено Алексееву, призывало не к забастовкам, а «к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт».

Таким образом, оказалось, что в качестве противников выступают не безымянные анархисты и «немецкие агенты», а респектабельная и легитимная Дума во главе с ее председателем. По мнению Алексеева, компромисс с думским Комитетом Родзянко по вопросу о принципах формирования правительства — тем более при отсутствии каких-либо Высочайших повелений — выглядел явно лучше «позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу». Поэтому после часа ночи 14 марта Алексеев телеграфировал в Царское Село для передачи генералу Иванову (№ 1833): «Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению <…>. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию». Копия телеграммы была разослана для главнокомандующих на Северный, Западный, Юго-Западный, Румынский и Кавказский фронты.

Вместе с тем Алексеев и генерал-квартирмейстер при Верховном Главнокомандующем, Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Лукомский требовали принять все меры для беспрепятственного следования эшелонов и поездов, а с не желающими исполнять приказы законных властей следовало поступать по всей строгости военного времени.

Около шести утра 14 марта председатель Думы официально уведомил начальника Штаба о том, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров правительственная власть перешла к ВКГД.

Точка зрения Алексеева о желательности компромисса с Думой и ВКГД в лице Родзянко, сформулированная 14 марта ради того, чтобы избежать нового витка кровавой смуты, способной разрушить Действующую армию, не только отвечала представлениям Иванова, но соответствовала взглядам и намерениям самого императора. Речь шла лишь о пределах компромисса и характере конкретных уступок, в первую очередь по вопросу о том, в какой степени Дума получит право влиять на министерские назначения. Некоторая наивность всех участников событий заключалась в их искреннем убеждении, будто бы столь запоздалая политическая реформа системы государственного управления способна успокоить революционную стихию.

Окончание следует

Источники и литература:

Александров К. М. Ставка накануне и в первые дни Февральской революции 1917 года: к истории взаимоотношений императора Николая II и русского генералитета // Звезда (СПб.). 2017. № 2.

Александров К. М. Ставка в революционные дни: 27—28 февраля 1917 года // Звезда (СПб.). 2017. № 4.

Алексеева-Борель В. М. Сорок лет в рядах русской императорской армии: Генерал М. В. Алексеев. СПб., 2000.

Блок А. А. Последние дни старого режима // Архив Русской Революции, издаваемый И. В. Гессеном. Т. IV. Изд. третье. Берлин, 1922.

Дневники императора Николая II. М., 1991.

Катков Г. М. Февральская революция. Париж, 1984.

Первая мировая война и конец Российской империи. Т. 3. Февральская революция. Изд. 2. СПб., 2014.

Русская летопись. Кн. 3. Париж, 1922.

Сергеевский Б. Н. Отречение (пережитое) 1917. Нью-Йорк, 1969.

Спиридович А. И. Великая Война и Февральская Революция 1914—1917 гг. Кн. 3. Нью-Йорк, 1962.

Февральская революция 1917 года // Красный Архив. М.—Л., 1927. Т. 2 (XXI). Т. 3 (XXII).

Цветков В. Ж. Генерал Алексеев. М., 2014.