Чешский скульптор, живописец, график, музыкант, поэт и автор многочисленных философско-культурологических эссе Ян Кобласа прожил долгую жизнь и ушел в мир иной в Нюрнберге 3 октября 2017 года всего за два дня до своего 85-летия. Был он настоящим Мастером, художником в широком смысле слова и одним из самых уважаемых представителей чешской культуры в эмиграции. Ян Кобласа покинул родину в 1968 году и жил в Германии, но с Чехией его связывали старые друзья, коллеги, творческие заказы и память. В 2012 году на большой ретроспективной выставке в Манеже Пражского Града, устроенной по случаю 80-летия художника под патронажем президента Вацлава Гавела, были представлены его работы: и самые ранние, реалистические, и авангардистские полотна и скульптуры 1960-х гг., и произведения периода изгнания. Почти все мотивы (романтические, экзистенциальные, мифические, интимные, религиозные) и почти все материалы (от дерева до керамогранита, от камня и железа до стекла и пластика) использовал Кобласа в своих произведениях. Кого-то они возмущали и шокировали, но многие ими восхищались и, безусловно, ценили. В 2002 году президент В. Гавел наградил художника медалью «За заслуги».

Перед выбором «кем быть?»

Ян Кобласа родился 5 октября 1932 года в Таборе. Его отец был профессиональным музыкантом, мать — стоматологом, позже журналистом. В детстве Ян был активным скаутом, любил природу и поэтому сначала подал заявление в классическую гимназию с намерением стать биологом. Этот предмет там преподавал известный натуралист проф. Шебор. Первые гимназические годы Кобласы пришлись на период гитлеровской оккупации. После войны семейные обстоятельства изменились, а с ними и интересы. Его отец получил предложение стать концертмейстером во вновь создаваемом симфоническом оркестре в городе Теплице, куда семья и переехала в конце 1945 года. На новом месте Ян увлекся литературой, музыкой и пением, его привлекали театр и изобразительное искусство. Помимо гимназии, где Кобласа стал активным членом театрального кружка, он записался еще и в начальную художественную школу.

Петь в хоре Ян начал в шестнадцать лет, а когда у него оформился красивый глубокий бас, занялся классическим вокалом. Вскоре его стали приглашать выступать с сольными номерами в сопровождении танцевального оркестра, пел он и в церковном хоре. В 1951 и в 1952 годах он занял первые места на конкурсах молодых исполнителей, ему настойчиво предлагали солировать в Теплицкой опере. Но Ян увлекся литературой, карьера профессионального певца его не привлекала. Среди записей в дневнике, который он вел все школьные годы, встречаются первые писательские опыты. А вместе с одноклассниками по гимназии Карелом Тринкевицем — будущим поэтом-экспериментатором, художником, эссеистом, подписантом Хартии 77 и политическим эмигрантом, и Душаном Тржештиком — историком и политическим публицистом, и другими молодыми людьми, которые, как и он, интересовались философией и запрещенной литературой, они создали клуб и издавали собственный журнал.

Но самый решительный шаг Кобласа совершил в 1950 году, когда перевелся из восьмилетней классической гимназии в педагогическую. Причиной тому стала возможность продолжить обучение скульптуре, в том числе в мастерской известного своей эксцентричностью теплицкого художника Милана Лагоды. О том времени Ян вспоминал: «В шестом классе учитель рисования принес в класс глину. Мы должны были что-нибудь из нее сделать. И тут случилось чудо. Я сделал такой неопределенный жест, и статуя была готова. Было очевидно, что в этом деле я даже лучше, чем в пении. Это просто сработало. В основе скульптуры — форма, ее можно выделять, изменять, совершенствовать, а когда поешь, ты всего лишь инструмент исполнения того, что уже написано, просто воспроизводишь это снова и снова. Так, к огорчению моего батюшки, который был музыкантом, я решил заняться скульптурой».

После окончания гимназии в 1952 году Ян решил продолжить образование в Пражской Академии изящных искусств (AVU). Он успешно прошел творческий конкурс и был принят, несмотря на отдельные неблагоприятные отзывы членов комиссии, отсутствие рекомендательного письма из школы и, что существеннее, происхождение из политически неблагонадежной семьи.

Студенческая юность: успех или эпатаж?

Его первым преподавателем в AVU был признанный авторитет в области социалистического реализма, обласканный властями профессор Ян Лауда. Начинавший как последователь «социального искусства» в 1920-х гг., к началу 1950-х он стал лауреатом государственной премии за бюст Ленина. Все в его преподавании было подчинено воспитанию будущих создателей памятников в духе идей социализма. Ян Кобласа уже тогда понимал, что «соцреализм в скульптуре — это фигура, держащая что-то в руке, будь то рабочий, крестьянин или солдат. Других вариантов не было. Большинству студентов этого хватило — они закончили школу и устроились на работу. Но я-то такого не хотел! Это была шизофрения — в школе нужно было делать что-то одно, а дома — другое».

Иногда ему удавалось прорваться сквозь запреты и идеологические стереотипы, но с трудом. «Мы были полностью отрезаны от всех мировых тенденций. Единственный западный журнал Graphis поступал в библиотеку Музея декоративно-прикладного искусства. В журнале случались одна-две страницы с фотографиями произведений современного искусства. Так я познакомился с Антони Тапиесом, Жаном Тангли и некоторыми другими художниками-модернистами, но этого было недостаточно». Чтобы как-то утолить жажду знаний о происходящем в творческом мире, Ян по крохам собирал информацию, стал постоянным посетителем концертов современной классической музыки, лекций Клуба экзистенциалистов, кинопоказов в FAMU. Все это требовало времени и денег. Молодой человек подрабатывал пением, сочинением либретто для балетов, в частном порядке занимался скульптурным портретом, рисовал, а также писал и публиковал стихи, печатал и продавал графические листы и монотипии. Все годы в Академии Ян Кобласа был на хорошем счету, уже тогда некоторые его работы удостоились наград (премия AVU 1958 года за «Портрет Марии», премия за лучшее балетное либретто года, бронзовая медаль Junge Kunst, 1959, Вена). Но полученное им приглашение на стажировку в Берлине руководство Академии отвергло.

В октябре 1953 года Кобласе удалось перейти в ателье Отакара Шпаниеля, где царила более либеральная атмосфера, но после смерти профессора в 1954 году завершать учебу ему пришлось в мастерской профессора Карела Покорного, еще одного последователя соцреализма. Потому, когда в качестве дипломной работы он представил абстрактную женскую обнаженную натуру, это вызвало возмущение комиссии и ему пригрозили отчислением из школы. Чтобы избежать такого поворота, Ян быстро изготавливает три реалистичных скульптурных портрета, получает премию и успешно защищает диплом.

Желание учиться его не покидает, и в июне 1958 года двадцатишестилетний Ян Кобласа становится студентом DAMU на кафедре сценографии, впрочем, всего на два семестра. К тому времени он уже чувствует себя вполне сформировавшимся художником, обзаводится первой студией, выставляет рисунки и портреты в галерее Díla в Теплице.

Не отказывается он и от активной художественной деятельности, далеко выходившей за рамки официоза, царившего в аудиториях, ателье и мастерских. В нее Ян Кобласа включился еще в студенческие годы. В 1950-е это были в основном акции, вступающие в конфликт с господствующей коммунистической идеологией. Первым опытом стало участие молодого художника в организации и проведении так называемых Мальмужгерциад (Malmuzherciádа) — нео-дадаистских фестивалей, проходивших в Праге в 1954 году в клубе Unitářů (Londýnská 30) и в 1957 году на Стрелецком острове и объединявших далеких от официального искусства молодых художников, музыкантов и актеров.

Подобные дадаистские выступления стали предтечей группы Šmidrové («Отморозки»), созданной по инициативе Яна Кобласы в 1957 году. «Мы хотели заниматься искусством. Мы с Непрашем (Карел Непраш, автор знаменитых кованых скульптур «Большой диалог», «Фигура с наполнением» и др. — Т. А.) сидели на ботинке Сталина и спорили, как из него вылезти. Так и родилась дискуссионная и рецессионистская ассоциация „шмидров“», — вспоминал художник в одном из поздних интервью. Это было свободное объединение учащихся художественных школ — Академии изящных искусств, прежде всего живописцев, и Академии музыкальных искусств — музыкантов и театральных художников. В основном они встречались в винном баре Globus в Праге на Национальном проспекте. Их основной идеей была борьба с обыденностью, безграничное стремление к оригинальности. Помимо Кобласы в него вошли его однокурсники — художники-визуалисты Бедржих Длоугы, Карел Непраш и Ярослав Возняк. Позднее к ним присоединились композитор Ян Клюшак и художник Ладислав Плакатка. Устраиваемые «шмидрами» действа были дадаистским студенческим эпатажем и одновременно проявлением сопротивления не только официальному искусству, но и условностям вообще. Абсурдность, вычурность, гротеск, пародийность, черный юмор и сарказм проявлялись не только в художественных работах, но и в хэппенинговой программе. Как спустя годы в интервью говорил Бедржих Длоугы: «„Шмидры“ занимались дадаизмом! Для нас известие о том, что итальянские футуристы помочились на гроб на скандальных похоронах, было чистым наслаждением... Смущение, фиаско и позор — вот мотив, кредо и программа».

Порой мероприятия были спонтанными, однодневными и балансировали на грани искусства и розыгрыша, пранка. Какофонией звучал на них созданный «шмидрами» духовой оркестр, абсурдом веяло от написанного Яном либретто оперы по «Процессу» Ф. Кафки. Участники не без оснований полагали, что их действа будоражили удушающую атмосферу коммунистической эпохи и хотя бы на короткое время позволяли зрителю отказаться от навязанных властью стереотипов.

От Konfrontace I и II к конфликту с властями

Студенческие годы были отмечены для Яна Кобласы встречами, которые определили его творческий и жизненный путь. В 1958 году он познакомился с Микулашем Медеком — сыном прославленного генерала и писателя Рудольфа Медека и одним из самых значимых художников 1960-х — начала 1970-х гг., своим творчеством и гражданской позицией противостоявших режиму. Ян писал: «Мы подружились, часто встречались, даже работали вместе. В 1960 году я познакомился с более молодыми художниками Йиржи Валентой, Антонином Малеком и Владимиром Яношеком, и в том же году вместе с ними, Медко (М. Медек. — Т. А.) и другими мы организовали групповую выставку Konfrontace I у Йиржи Валенты. Она длилась четыре часа. В 1960 году в мастерской Алеша Веселы состоялась Konfrontace II. Присутствовали на ней только приглашенные люди, но все равно кто-то донес. Меня и моих сверстников уже и раньше били, у нас за плечами были допросы. А ребятам помладше, которые еще учились, грозило отчисление из академии. Это только казалось, что 1960-е были чуть более свободным, но на самом деле свободным они никогда не были».

Возможно, после разгона выставки он пожалел, что отказался от планов эмигрировать из Чехословакии, которые вынашивал с 1958 года. Тем более что в творческом плане в то время Кобласа интересовался течениями, не вписывающимися в коммунистический официоз — абстрактным экспрессионизмом, экзистенциальной философией и «конкретной» электроакустической музыкой Эрнста Кшенека, преобразующей и микширующей шумы и звуки, главным образом, природного происхождения. Беспредметность в живописи — кредо Кобласы тех лет. А потому его масштабное участие в Konfrontace I и II представляется совершенно логичным: именно беспредметность лежала в основе концепции обеих выставок.

Творчество представленных на них художников даже не балансировало на границе изображения и беспредметности. Участники Konfrontace I и II принципиально отвергли компромиссное решение своих предшественников, отказались от продолжения умеренного модернизма межвоенных поколений и обратились к традициям западноевропейского искусства последних пятнадцати лет. Кобласа создает темные абстрактные картины с типичными для неформальной живописи темами и фактурой — намеком на зарождение Мироздания во всем его будущем великолепии.

Для Яна личным итогом выставок стала известность, причем не только в Чехословакии, но и за ее пределами. В ходе визитов в Прагу к нему теперь заглядывали иностранные журналисты и люди искусства, среди прочих — директор голландского Stedelijk Museum Якоб Сандберг и итальянский композитор Луиджи Ноно. Поступило предложение выставиться в Брюсселе, но сделать это коммунисты ему не позволили. Запреты на зарубежные, а впоследствии и на пражские выставки продолжались и позже. Кобласу и его единомышленников прослушивали и даже вызывали на допросы сотрудники Stb.

Но запретить творить они не могли. Примерно в то время Ян Кобласа всерьез обращается к скульптуре. Его абстрактные произведения из гипса, дерева или бронзы с характерным фактурным почерком дают зрительскому воображению полную волю. Но данные автором названия («Страсти св. Себастьяна», «Мертвый король», «Магдалина», «Плачущий юноша», «Голова», «Розовый ангел», «Лжепророк» и др.) предлагают выйти за рамки абстракции и всмотреться в суть символики. Благодаря акценту на архетипических и мифологических компонентах, Кобласа находит аналогии с реальностью и приводит зрителя к пониманию образа в привычных ему жизненных формах и обстоятельствах.

Пограничный 1968-й

1960-е годы для Яна Кобласы оказались драматичными и противоречивыми, как и отношение к его творчеству со стороны властей. Благосклонные соизволения на участие его работ в выставках в стране и некоторых за ее пределами сменялись запретами, интересные и выгодные заказы — простоями. Не говоря уже о слежке StB, разочаровании в одноклассниках и друзьях, которые признавались, что были ее осведомителями, обысках в квартире, разгроме мастерской.

Случались удачи. Так, в 1963 году они с Медеком получили разрешение выставить скульптуры и картины в Теплицком замке, что для современников стало культурным событием национального масштаба. Поправить бедственное финансовое положение (Министерство внутренних дел запретило вывоз работ Кобласы за рубеж, как и их покупку в коллекции галерей) помог заказ на архитектурно-художественное оформление зала Чехословацких авиалиний в Кошице и офиса ČSA в Варшаве, конкурс на оформление офиса ČSA в столице тоже выиграл он. Параллельно художник работает над своими первыми деревянными скульптурами, интерьером и оформлением алтаря в костеле свв. Петра и Павла в местечке Едовнице — ныне культурном памятнике Чешской Республики.

Ничем не объяснимые разрешения и запреты экспонировать его работы буквально вгоняли художника в депрессию. К зрителям в Вашингтоне и Варшаве его произведения попали нелегально, окольными путями; приглашение на проходящую раз в пять лет престижную выставку современного искусства в Касселе, а также участие в экспозициях в Мюнхене, Льеже и Париже государственные деятели культуры отклонили. Внутри страны выставка скульптур в Литомержице и выставка группы D, в которую художник входил, в галерее Nová síň были разрешены, но их повтор в Остраве и выставка изобразительного искусства в Глубоке оказались под запретом. При этом скульптуру Кобласы «Король» покупает Национальная галерея, популярный режиссер Отомар Крейча привлекает его к оформлению спектаклей в Национальном театре и в только что созданном театре Za branou. В те же дни по решению ЦК КПЧ аннулируют уже утвержденное участие художника в оформлении аэропорта Рузины и в довершение всего конфискуют его заграничный паспорт. Не потерять рассудок от такого было непросто, но Ян выдержал.

Первое разрешение выехать за границу, на свою выставку в Бохуме, он получает только в 1965 году и проводит там три недели. Однако этот случай двери к участию в коллективных экспозициях за рубежом Яну так и не открывает. Как бы компенсируя неудачу с демонстрацией своего творчества за пределами страны, последующие два года художник много и плодотворно работает на родине — в храмах, на скульптурном симпозиуме в Словакии, у Вацлава Гавела в Градечке. Продолжает сотрудничать с режиссером Крейчей, делает цикл гравюр «Апокалипсис». В 1966 году каким-то чудом получает разрешение на первую отечественную персональную выставку, которая проходит в Праге, в галерее «Чехословацкий писатель». И наконец осенью 1967 года вырывается за границу: после персональной выставки в Мюнстере совершает поездку по Германии, Швейцарии, Италии и Австрии.

Удачно начался для Кобласы и 1968 год. Поступило много государственных и частных заказов, дела шли неплохо, и недавно женившийся Ян уже планировал строительство собственного дома. Поэтому, уезжая в мае в Германию, чтобы поработать над скульптурами для персональных выставок в Киле и Гамбурге, он не предполагал, что на родину в обозримом будущем не вернется.

Новость об оккупации Чехословакии войсками Варшавского договора обрушилась на художника в Милане, куда он с женой приехал в отпуск. «Я понял, что все надежды, которые ошибочно возлагались на Пражскую весну, закончились, поэтому решил остаться в Италии. И оказался предоставлен самому себе. Итальянцы относились ко мне очень доброжелательно, но зарабатывать там иностранцу было просто невозможно». Во Флоренции для галереи Il Bisonte он печатает цикл гравюр «Иона и кит», в миланской мастерской создает скульптуры для выставок в Милане и обещанных, но так и не состоявшихся в Генуе и Леньяно. Денег это практически не приносит.

После года мытарств и полунищенского существования на семейном совете было принято решение перебираться в США. В Нюрнберге, куда Ян с женой прибыл для оформления и подачи иммиграционных документов, его догнало письмо из Киля с предложением приехать в местный Университет искусств на два семестра, чтобы открыть школу скульптуры и наладить ее работу. «Это означало официальное трудоустройство. Сначала я колебался, но в конце концов принял предложение. Мне было около сорока лет, и авантюрной жизнью в Италии я был сыт по горло», — вспоминал художник. Когда осенью 1969 года чехословацкие границы уже были закрыты, Ян Кобласа получил официальное письмо властей с требованием немедленно вернуться в Прагу. Но он не вернулся, за что был заочно осужден и приговорен к тюремному заключению (окончательно амнистирован лишь в 1990 году). В Германии начинался совершенно новый этап его жизни.

Учить, творить, выставлять…

Вспоминая о своем решении не возвращаться, в одном из интервью Ян Кобласа признался: «Думаю, у меня не было другого выхода, кроме эмиграции. Что бы я здесь делал? Невозможность работать — это чудовищное состояние. Скульпторам нужно место, материал, они не могут лепить „в стол“. Никем из друзей, которые остались, ничего значительного создано не было».

Школу свободной скульптуры в рамках Muthesius Hochschule в Киле художник основал в 1969 году и оставался ее руководителем почти тридцать лет. А вот преподавать на родине ему довелось всего три года. Даже после Бархатной революции, в 1990-х, Кобласу не захотел видеть в стенах AVU ректор Милан Книжак, один из самых заметных деятелей чешского искусства последней трети XX столетия. Приглашение возглавить отделение скульптуры Ян получил лишь после смерти старого друга и коллеги Карела Непраша. Однако вскоре Йиржи Сопко — художник, график и новый ректор Академии — под предлогом «омоложения» преподавательского корпуса попросил Кобласу оставить свой пост, и тот в 2005 году снова уехал в Германию. Немецкие студенты его не разочаровывали — в отличие от пражских. Уже завершив преподавательскую карьеру, Кобласа вспоминал своих учеников в AVU: «Сначала они меня боялись. По их представлениям, достаточно было поступить <в Академию>, а там уже о них позаботятся, диплом будет у них в кармане. В Киле такого не было, студенты хотели чему-то научиться. Они приходили ко мне, советовались со мной, все время что-то от меня требовали. В Праге ничего подобного долго не происходило. В конце концов я убедил пражских студентов, что они тоже должны работать. Потихоньку они к этому привыкали и даже старались, но…»

В Германия Ян нашел интересную работу, там же и в других странах выиграл несколько конкурсов на разработку и воплощение общественных проектов. Это дало не только стабильность и финансовую независимость, но, главное, ощущение личной и творческой свободы. Конечно, он оказался оторванным от большинства друзей и коллег. Но даже с ними он искал и находил возможность переписываться, а с теми, кто, как и он сам, оказался в эмиграции (Верой Лингартовой, Рудольфом Комороусом, Йиржи Валентой, Яном Котиком и др.), встречаться. Поговорить по-чешски и узнать последние новости с родины Яну удавалось также во время визитов в Кельн, где образовалась довольно многочисленная группа соотечественников. Для понимания политической и гражданской позиции Яна Кобласы важны его встречи и сотрудничество с Йозефом Шкворецким и его женой Зденкой в качестве иллюстратора книг опальных чехословацких авторов, изданием которых те занимались в Канаде.

Перемены происходили и в его личной жизни. После развода с первой женой в 1977 году он долго оставался один, но в 1992-м познакомился с русской художницей Соней Якушевой, которая сначала работала с ним над общими проектами, а год спустя вышла за него замуж.

Параллельно с преподаванием Кобласа пишет книги и эссе, много и плодотворно работает. Скульптурный ансамбль «Ползучий язык» (1970) — одно из первых произведений, созданных им в эмиграции. В то время и позже его интересует и вдохновляет тема головы («Голова», «Головная боль», 1987) — центра мыслей и переживаний, вместилища мозга или души человека. Ян начинает успешно экспонировать свои произведения на многочисленных выставках в Германии, а затем и по всей Европе. В 1970-х редкий год проходил без трех-четырех выставок, в 1980-1990-е их бывало до дюжины в год.

Эмиграция не стала полной изоляцией Кобласы от чешского зрителя: даже при коммунистическом режиме его работы пару раз демонстрировались на родине (Йиглава 1969, Прага 1988). Но настоящий прорыв случился после 1990 года — Прага, Либерец, Градец Кралове, Карловы Вары, другие чешские города и снова столица, где самые престижные залы и галереи выставляли его работы. Известность художника ширилась, ему поступали интересные заказы и от государства, и от провинциальных властей и сообществ, и от частных лиц. И будь то масштабный проект, камерная скульптура или надгробие, художник исполнял их с равными энтузиазмом, ответственностью и вдохновением. В 2013 году работа мастера была размещена в соборе св. Вита в Пражском Граде в одном ряду с произведениями выдающихся художников минувшего столетия Йозефа Вацлава Мысльбека и Франтишека Билека.

Оставляя разбор творчества Яна Кобласы профессиональным искусствоведам, вспомним лишь несколько значимых его произведений. Помимо уже упомянутого костела свв. Петра и Павла это «Парк Густава Малера» (2010) в Йиглаве — сочетание реалистического скульптурного образа композитора и типичных для Кобласы тяжелых и угловатых каменных форм («Ангелы», «Возвращение блудного сына»). Последние ярко представлены также в монументальных работах «Семья» (1998, Микулов), «Зов гор» (2002, Билка). Им противостоит, но не противоречит легкость и изящество работ из дерева «Попытка левитации» (1977) или «Посланец» (1987).

По мнению историка искусств, куратора множества выставок и директора культурного проекта SPACIUM Ивоны Раймановой, хорошо знавшей художника, «творчество Яна Кобласы можно охарактеризовать как территорию, на которой сообщения древней истории (даже предыстории) сталкиваются с нынешним состоянием жизни и сегодняшними человеческими чувствами».

Литература

Koblasa J. Záznamy z let padesátých a šedesátých. Brno 2002

Nešlehová М. Jan Koblasa: Grafika, Monotypy, Litografie, Dřevořezy, Serigrafie a Počítačová Grafika z let 1957—2012. Charles University, 2014

Alan J., Bitrich Т. Alternativní kultura: příběh české společnosti 1945—1989. Lidové noviny, 2001